Надо же, как я об этом забыл! Ведь еще есть мой брат, Тиберий Гемелл. Этот дряхлый ничтожный старец прочил его управлять вместе со мной. Сенат нарушил завещание, но народ не забыл о Гемелле!
Калигула приказал год назад поместить брата в своей вилле на Эсквилине, где о нем заботилась бабушка Агриппина. И посмотрите, год прошел -- и 'хотим Гемелла!'
Калигула вошел в триклиний. Хереи там не было, он крикнул его. Через минуту тот стоял перед императором.
-- Я послал на этих крикунов центурию преторианцев. Все в порядке.
'Все в порядке' вызвало саркастическую усмешку у императора. Какой дурак!
-- Верни преторианцев, -- крикнул он. -- Пусть Луций прикажет раздать им пару тысяч сестерциев. Исполняй и тотчас возвращайся!
Херея через минуту вернулся.
-- А теперь слушай внимательно! Возьми надежных людей, Кассий, и тотчас, я повторяю, тотчас, отправляйся на Эсквилин и прикажи задушить Тиберия Гемелла!
Херея окаменел. Он не поверил своим ушам. Не проверка ли это снова. Зачем Гемелла, этого маленького, нежного мальчика? Он в ужасе подался назад.
-- Не убегай от меня, -- заскрипел император. -- Разве ты не обещал мне быть верным до самой смерти? Так надо!
Херея не мог двинуться с места. Может быть. император одумается. Может быть, отменит приказ.
-- Иди! -- в бешенстве крикнул император.
Херея вышел неуверенным шагом. Калигула опустился на ложе. Он трясся, словно у него был приступ лихорадки. Он хотел позвать Цезонию, но раздумал. Приказал позвать Луция. Луций пришел, вслед за ним без приглашения проскользнула смеющаяся Ливилла.
-- Что с тобой, Сапожок, что ты так дрожишь? Лихорадка, возможно, ты перебрал?
Калигула прерывисто дышал.
-- Вы знаете, что Гемелл во время моей болезни пожелал, чтобы я не выздоровел. Он сказал об этом бабушке. Я послал к ним людей, чтобы они его убили, чтобы убили Гемелла... -- Он смотрел на них остекленевшими глазами. -- Скажите...
Оба застыли как парализованные.
Луция охватил страх. Страх вцепился в него ледяными пальцами. Он не мог выдавить из себя ни слова. Но глаза императора приказывали ему. Напрягая все силы, он поборол себя и произнес заикаясь:
-- Он был для тебя опасен, мой Гай, да... но... нельзя было иначе, ты поступил правильно...
Ливилла побледнела, расплакавшись, выбежала из комнаты.
53
Квирина спала, рот ее был по-детски полуоткрыт, черные волосы разметались по подушке, она спала крепко, но вдруг внезапно проснулась и вскочила. Фабия не было. Светало. Она спустила на пол босые ноги, и утренний свет, проникший в каморку, скользнул по ним светлыми пятнами. Она на цыпочках подошла к занавеске, сшитой из цветных лоскутов и чуть приподняла ее.
Фабий сидел за столом. Достаточно было сделать три шага -- и ее губы коснулись бы его щеки. Но Квирина не двигалась. Нельзя его отвлекать. Он просиживает над работой дни и ночи, просто одержим своей пьесой. Квирина немного ревновала его к этой новой страсти, она отнимала у нее Фабия.
Он оглянулся, словно почувствовал ее взгляд. Она быстро опустила занавеску. Но Фабий вскочил, вытащил ее из укрытия, поцеловал и потянул к столу. На куске пергамента она увидела странные каракули.
-- Видишь? Здесь будет народный хор. Тут, с другой стороны, хор прислужников Фаларида. Здесь стоит тиран Фаларид, рядом -- центурион его личной охраны Телемах, то есть я, понимаешь?
Квирина поняла. Она взяла Фабия за руку.
-- Вот видишь, ты уже неделю назад все кончил, а я не знаю конца. Прочти мне его, пожалуйста!
Фабий засмеялся, потом сделал серьезное лицо и начал:
-- Пятый акт трагедии о безжалостном тиране Фалариде из Акраганта!
Квирина напряженно слушала. Она знала много стихов. Они с Фабием часто читали стихи на улицах и на форуме. Стих Фабия кое-где прихрамывает, думала она, но захватывает пылкостью, силой, страстностью.
Мать Фаларида рассказывает сыну свой сон:
...кровь залила весь дом до самой крыши,
В крови тонула я и ты тонул со мной...
Сыночек мой! Сынок! Богами умоляю -
Страшись насилия.
Невинной крови капли не пролей!..
А Фаларид смеется над глупым материнским сном, ибо он карает лишь виновных...
Фабий поднял на Квирину глаза. Она молчала. Он продолжил чтение. Она смотрела на его губы. Всю жизнь он мечтал о великой трагической роли и теперь будет играть Телемаха. Бунтовщика, который поднимет мятеж против тирана Фаларида. Опять бунтовщик. Она вспомнила о Капри. Вздохнула. Пусть эта роль даст ему счастье. Ведь именно таким она любит его и ни за что на свете не хотела бы, чтобы он был другим. Будь счастлив, любимый мой бунтарь. А если... если будет плохо и ему придется снова отправиться в изгнание, я пойду с ним. Что бы ни случилось, я разделю его участь!
Он кончил и вопросительно посмотрел на нее. Она робко сказала:
-- Это прекрасно... но опасно.
-- Ни капельки, детка. Почему?
-- В последний раз ты замахнулся на сенаторов... Но здесь...
Он весело перебил:
-- На тирана Фаларида из Акраганта!
-- Там речь шла о пекарях, мой милый, но они догадались, в чем дело. А тут тиран. Это еще проще...
-- Но разве не пишет Сенека одну за другой трагедии, направленные против тирании?
-- Это Сенека. Он не так резок, как ты. Его трагедии и не играют.
-- Чего мне бояться? Ведь со мной будет сорок тысяч зрителей!
-- А как же он, -- сказала она с тревогой, -- как же Калигула?
Он поднял ее на руки и засмеялся:
-- Его на представлении не будет, любимая. Ты еще не знаешь: по совету Мнестера мы назначили премьеру на тот день, когда император будет в море...
Квирина вздохнула с облегчением. Фабий продолжал:
-- ...в театре будут только наши, те, для кого мы играем. Как только текст будет одобрен цензурой, мы начнем репетировать.
-- Но Калигуле донесут об этом. -- Опасения все еще не оставили Квирину.
Фабий рассмеялся:
-- Тем лучше! Я люблю беседовать с императорами. Мне ведь не впервой. А будет нужно -- так и вывернуться сумею.
Нежные руки обвили его шею:
-- Глупенький мой. Ты все смеешься. А я... я думаю о нас.
Она выскользнула из его объятий и настойчиво спросила:
-- Скажи, ты любишь меня?
Он быстро поцеловал ее. Она мягко отстранилась и тихо сказала:
-- И ты... ты должен это играть?
Лицо Фабия стало серьезным, он сжал в ладонях голову Квирины и, глядя ей в глаза, проговорил:
-- Должен, Квирина...
Она села на скамейку в углу, примолкшая, растерянная. Потом, глядя на пол, начала снова:
-- Ты думаешь о Телемахе?
Фабий воодушевился:
-- О, какая это роль! Я написал ее так, как всегда мечтал. Если она мне удастся, то я сразу прославлюсь, как Апеллес, и заработаю кучу денег.
