получишь'. А она посмотрела на меня, как на дуру: 'Светлана Викторовна? От нас? Какая глупость!'
В дверь позвонили.
- Открыта, - крикнула Светлана.
Вошли, пыхтя, Гена и Эдик.
- Светлана Викторовна!
- Ко мне не подходите! - стоя на пороге комнаты сказала Светлана.
- Мы не подходим. - Ребята поставили на пол сумку. - Вот молоко, таблетки и колбаса. А масла нет. С Антоном договорились.
Шестакова глядела на ребят каким-то странным взглядом, словно все старалась и никак не могла чего-то понять.
- Это же наши ребята? - утвердительно спросила, едва мальчики ушли.
- Ну, конечно. Мои.
- Но ведь это же Елизаров и Бурыкин? Неужели можно заставить их сходить в магазин? - вновь спросила, словно решала сложную задачу.
- Что вы? - удивилась Светлана, - как же я могу их заставить идти для меня в магазин? Я даже не просила. Они сами после уроков прибежали. Девочки: 'Болейте, мы вам пол помоем', ну, тех я сразу выгнала. А эти не ушли. 'Мы в комнату не будем заходить, мы в магазин сходим'.
- Вот, - возмущенно сказала Шестакова, - говорят: 'Плохие дети. Ничего делать не заставишь'.
Шестакова ушла. Светлана убрала со стола, и тут в дверь позвонили, а так хотелось погасить свет и лежать в темноте.
На пороге стояли четыре летчика, один из них - Бирюков.
- Заходите, ребята, - сказал Бирюков и прошел в квартиру, словно входил сюда каждый вечер.
- Я больна, - сказала Светлана.
- Вылечим, - сказал Бирюков и достал из кармана водку.
Светлана отварила картошку. Задумчиво постояла перед пустым холодильником, словно в нем могли затеряться продукты. Вздохнув, достала сиротливо лежавшую на полке колбасу и пожарила всю, отрезав лишь кусочек для Антона. Думала на этой колбасе всю неделю продержаться, а она вся сегодня ушла. Как жить?
В комнате Бирюков разливал водку.
- Почитай нам стихи, - сказал, глянув на входившую Светлану.
- Не хочу я никаких стихов, - Светлана не старалась быть гостеприимной.
- Вот, - удовлетворенно кивнул головой Бирюков. - Сидят студентки на скамейках: 'Ах, стихи'. Не успеют замуж выйти - ничего, кроме денег, их не интересует.
Светлана вышла на кухню за салфетками. Бирюков шел следом.
- Я тут книжку читал. Ремарка. 'Тени в раю'. - Бирюков подошел к Светлане вплотную, стоял, жарко дышал в шею. - Ты, наверное, знаешь, кто такой сутатер?
- Сутенер? - доставая салфетки из шкафчика, не оборачиваясь и, словно бы, не замечая близости Бирюкова, спросила Светлана.
- Ну, да! Точно!
Светлана достала салфетки, обернулась и ответила нейтральным тоном:
- Это мужчина, который приходит к женщине и ест ее картошку.
Бирюков обиделся. Шагнул к двери, но остановился перед Светланой, заговорил возмущенно:
- Я тебя столько времени забыть не могу. Я с женой жить не могу. Она: поцелуй меня, а я не могу. Отправил ее к матери. Каждый вечер у Веры ждал.
Светлана не ответила, ей хотелось лечь, прямо здесь, на кухне, на полу и прямо сейчас, и ждать, когда все, наконец-то уйдут, и в комнате станет темно и тихо.
Они и ушли вскоре, допив водку, но Бирюков остался. Светлана с тоской прошла за ним на кухню, думая, как тактичнее и настойчивее его выставить.
Бирюков сидел на корточках перед открытым холодильником:
- Не могла всю колбасу пожарить. Пожалела. Эх, ты! Я сказал друзьям: поехали ко мне домой. А ты так встретила! Понимаешь: ко мне домой!
- А ты не заблудился часом? Уматывай! - стоя у косяка двери, сказала Светлана, уже не думая, как выставить Бирюкова тактичнее.
Бирюков опустился на колени, обнял Светлану за ноги:
- Не прогоняй. Я тебе все отдам. Все. Ну, скажи, что ты хочешь?
- Зачем все? - усмехнулась Светлана. - Ты сколько сейчас получаешь? Рублей семьсот? Отдай мне одну месячную зарплату. Мне хватит на первое время.
Бирюков поднялся с пола, сказал с обидой и презрением:
- Деньги! Ты не понимаешь, ты меня отталкиваешь этим.
- Вот и отталкивайся. Сразу и навсегда.
Скоро лето. А осенью Антон пойдет в школу...
Светлана шла мимо остановки. Вышли из автобуса три летчика, обогнали Светлану, один сказал озабоченно:
- Заведующая в этом подъезде... прямо домой... Икра...
Здесь, возле фирменного магазина 'Океан', летчиков всегда много; суетливые, в своей униформе все, как на одно лицо. Молодые, те еще следят за собой, у них и брюки отутюжены и шинель по фигуре подогнана, а те, что постарше - брюки лоснятся, на коленях мешки. Не форма - балахон. Как у Базарова. Только без кистей. Все они в этой форме какие-то квадратные. Только в отличие от Базарова деньги у них есть, и всегда они в промысле по магазинам, словно самый голодный народ. А лица такие самодовольные и неинтересные.
Тот мужчина на пляже тоже отрешенный от мира бренного был, чем-то похож на этих троих, спешащих за икрой. Как он швырнул бутылки той женщине. Разве он понимает, что такое голод? Разве он знает слово такое: сострадание? Какое у него было отсутствующее лицо, порицающее. Светлана думала: он осуждает ее за легкомысленное желание познакомиться на пляже, а он, наверное, решил, что она на лычки его полетела. Сколько ж у него тех лычек было? Кем он летает? А вдруг он разбился? Что за чушь лезет в голову. Живет, здравствует и процветает. Какой у него взгляд был, утомленный, все познавший...
Я тот, чей взор надежду губит;
Я тот, кого никто не любит...
Жить для себя, скучать собой...
Иль ты не знаешь, что такое
Людей минутная любовь?
Волненье крови молодое,
Но дни бегут и стынет кровь!
...Прошли мимо девочки из десятого 'В', посмотрели на Светлану, посмотрели вслед ее взгляду в спину уходящим летчикам, засмеялись, зашептались и тоже ушли.
