москвичам, - привет. Счастливо вам добраться.
- Вера, - сказала Светлана про низенького, - он обиделся.
- Перезимуют, - небрежно ответила Вера, не опасаясь, что москвичи слышат ее.
- Парни, от винта, - сказал Григорий москвичам и протянул девушкам по пачке шоколада:
- Вам. Мы же не москвичи.
Едва вошли в квартиру, Григорий разлил водку по стопкам.
- Ну, погнали гражданских. Колбаска позеленела, поджарили, сколько мы ее переели, - плюхнулся на диван, довольный, потирает руки, берет в руки стопку. - А, курочки порхающие. Символ Аэрофлота.
Повернулся к Светлане:
- Почему никогда не видел? Верка, она в каком отделе?
- Да, она не у нас, - наклоняясь к приемнику, ответила Вера. - Она в школе, учительница.
- Ну, все, - с деланным испугом сказал Григорий, широко разводя руки в стороны. - Раз учительница, сейчас учить начнет. Ударение не там. - Григорий поставил бутылку, сел возле Светланы, обернулся. - И, небось, литературы? Да...- он шутливо отодвинулся. - Ну, все. Боюсь литераторов. Обязательно что-нибудь напишут. - Он взял в руки стопку и откинулся на спинку дивана. Одна просила: подвезите. Отец у нее умирал, а билет не дают, нет, и все. Рыдала на весь порт. Жалко стало. Взял. Она письмо в 'Тоз' . 'Не знаю их имен, не могу найти, вот запомнила номер самолета.' Приходит бумага из 'Тоза'. И командиру отряда: 'Подготовить документы к отстранению'. И на двадцать дней от полетов отстранили. Потом, правда, даже что-то вроде благодарности объявили. Григорий на миг замолчал, потянулся к столу, подцепил вилкой кусок огурца.
Лишь Светлана слушает Григория. У Веры серьезный разговор с Василием - о неполадках в аэропорту и о том, что нигде нет справедливости: одни командуют и получают, другие вкалывают и довольствуются крохами.
- Только вышел на линию, просит меня одна: надо почту сбросить, рассказывал Григорий, посмеиваясь, как длинный анекдот. Теперь он сидел прямо и держал рюмку в согнутой руке, словно произносил тост. - Туман, а что-то срочное. Ну, нашел я это стадо, сбросил. Она о моей чуткости на телевидение. И меня на двадцать дней отстранили от полетов. Нарушение. При погоде минимум. И не свой курс. Как это - взял и отправился на поиски? Я этих литераторов боюсь. Все жду, что еще напишут.
- А вы меня во Владивосток свозите? - спросила Светлана.
- Запросто. Первым же рейсом. Только не сообщайте на кинохронику. Ну, еще по одной. Нас порют, мы мужаем, - и опрокинул водку в рот.
Светлана водку не любила, но ей нравилось сидеть в комнате у Веры, где тихо бормотал приемник, уютно теплилось бра и на столе не лежали стопки тетрадей, а стояли рюмки и тарелки, и за столом велся необычный, даже странный разговор, потому что если Светлана и заходила изредка к кому-нибудь из своих приятельниц - о чем бы они ни начинали говорить: мужчинах, деньгах, политике все равно все их разговоры как-то сами собой переходили в один долгий разговор о детях и школе.
Алкоголь располагал к откровению. Казалось, рядом самые чуткие, самые понимающие тебя люди. И хочется открыть им что-то заветное. Светлана начала читать стихи.
- Ну, вот, - осадил ее порыв Григорий. - Хвастаешься. В компании надо говорить о том, что всем интересно.
- Ну, давай о самолетах, - буркнула Светлана, стараясь скрыть обиду. Правда, я в них ничего не смыслю.
- А я сам в них ничего не смыслю, - ответил Григорий, и за столом все засмеялись. - Ну их.
- Ленька домой идет, - говорит Вася, - смотрит, на балконе штаны висят. Влетает, зеленый. 'Ты там ничего?' 'Ничего. А что?' 'Да нет, ничего'. Бросается, вынимает из пистончика стираные полсотни. Здесь!
- Теперь эту заначку все жены знают, - говорит Григорий. - Теперь в погоны. Сотня в один, сотня в другой.
- Левка как-то заначку перепутал. Разделил: заначка и жене. Отдает, та пересчитала: 'Что-то сегодня ты много получил'. Он аж присел: перепутал.
- Каригин заначку принес. Сотню. По двадцать пять. Разложил в книжке через страничку. Прилетает. К книжке. А книжки нет. К дочке: 'Книжку не видела?' 'Папа, я ее вчера в библиотеку сдала'. 'А ты там ничего?' 'Ничего, папа'. 'А библиотекарь? Ничего не сказала?' 'Ничего, папа, она скромная, ничего не говорит'.
И оба смеются, довольные.
- Все прячете, - подытожила Вера.
- А сколько ни получи - мало, - зло откликается Василий. - И только и слышишь: устал? Отчего ты устал? Автопилот самолет ведет, а вы в карты всю дорогу играете. Вся работа: руль на себя да руль от себя. Ну, что у вас даже радиола не работает?
- Да диск не крутится, - поморщилась Вера, не отрываясь от тарелки. Она проголодалась, да и водка повышает аппетит. - Гришка, а что у тебя с радиолой?
- Иголки нет, - вздохнул Григорий.
- Вставь мою, - Вера хлебом подцепила на вилку остатки картошки.
- Да у меня другая, - и Григорий вновь вздохнул.
- Брось жмотиться, - сказала Вера, собирая со стола грязную посуду.
- Да, точно. Могу принести, - протягивая Вере свою тарелку ответил Григорий.
Со стопкой тарелок Вера пошла из комнаты. В дверях обернулась:
- Принеси.
- Ну, только я один идти не хочу, - Григорий, как капризный ребенок, надул полные губы.
- Тут идти-то, - возвращаясь в комнату, настаивала Вера.
- Все равно. Вера, Светлана? На спичках, - и Григорий потянулся за коробком.
Выпало Светлане.
Светлану переполняет ощущение безмятежной траты времени - чувство незнакомое, и ей интересно.
Зайдя в квартиру, Светлана, не снимая пальто, села в кресло.
- Давай, смотри радиолу.
Григорий прошел в комнату:
- Пальто сними.
- Не буду, - в комнате Веры предложение Григория сходить с ним за радиолой Светлана поняла так, как было сказано: грустно одному идти в ночь от шумной компании, но, войдя в чужую квартиру, почувствовала нелепость своего поступка.
- Не будешь? - удивился Григорий.
- Смотри радиолу, - с ноткой раздражения сказала Светлана, но Григорий, казалось, не заметил ее тона. Спросил, как светский хозяин: 'Хочешь кофе? Сигарету?' - и обнял Светлану. Светлана отстранила его руку, сказала, как ей казалось, едко:
- Смотри радиолу.
Григорий подошел к тумбочке, склонился над радиолой:
- Барабанная головка, - он снял головку, протянул ее Светлане. - У Верки не такая?
- Не такая. Что ты купил какую-то ненормальную радиолу? - не меняя тона, спросила Светлана.
- Друзья пришли, музыки нет, пошел и купил. Разве так бы я ее купил, виновато ответил Григорий.
Другой мир, - думает Светлана. - Пришли друзья - купил радиолу. А тут - от зарплаты до зарплаты. Новое зимнее пальто, костюм - ни то что ей, но даже Антону - проблема. А друзья, как правило, приходят, когда в доме нет даже картошки. Тут - другая планета. Пора возвращаться на Землю.
- Пошли, - говорит Светлана.
- Ну, пошли.
В прихожей Григорий обнимает Светлану, сильно, властно, и целует в губы. Светлана вырывается:
- Отстань!
- Почему так зло? - не подпуская Светлану к входной двери спрашивает Григорий.
Прихожая маленькая, тесная, шагнуть негде. Светлану злит, что она, как ребенок, побежала в чужую квартиру, 'для компании', совершенно не предвидя подобного поведения Григория.
- Пусти. - От злости у Светланы и хмель прошел. Ей жарко, душно; шарф сполз к полу, шуба сбилась. Светлана хочет на улицу, прочь из душной квартиры от этого примитивного мужика. А Григорий словно и впрямь не понимает ничего, спрашивает с безмятежным недоумением в голосе:
- Но почему ты так злишься? Если ты не хочешь...
- Я не хочу, - если бы в прихожей было окно, Светлана сейчас выпрыгнула бы из него, не вспомнив, на каком она этаже.
Григорий поднимает Светлану на руки, несет в комнату. Светлана хватается за косяк двери. Они борются. Тесно. Шумно. Григорий опускает Светлану на пол. Светлана бросается к двери. Григорий останавливает ее, взяв за плечо:
- Прости. Ну, прости. - Опускается на колени. Он вновь похож на маленького неуклюжего и очень доброго медвежонка из детской сказки. (Что он, так пьян, думает Светлана.) Григорий обнимает ей ноги. - Я не хотел, прости. Я не хотел. Я хотел тебя испытать.
- Ну, и как? - думая лишь о том, как бы поскорее оказаться на свежем воздухе, спрашивает Светлана.
- Прости, я не хотел, - казалось, он не собирается подниматься с пола.
- Ладно, простила, только идем.
По лестнице Григорий спускается сзади, обнимает Светлану за плечи.
- Отстань, - говорит Светлана, но уже без злости - здесь, на лестнице, она не чувствует себя в западне.
- С тобой нервы не выдерживают, - бурчит Григорий, с притворно тяжким вздохом опуская руки с плеч Светланы.
- Какие могут быть нервы у летчика? - Светлана выходит на улицу, с наслаждением вдыхает ночной, еще по-зимнему морозный воздух. Григорий неторопливой перевалочкой появляется следом:
- Это вам только так кажется.
В квартире Веры Григорий спрашивает от порога:
- Все выпили?
- Тебе оставили, - отвечает Вася и приподнимется, чтобы пересесть поближе к Светлане.
Григорий его останавливает: ' Пока я здесь, этого не будет', разливает водку по стопкам: ' От винта!', и, поднося ко рту стопку, спрашивает у Веры: ' Я ее увижу?'
- Увидишь, - говорит Вера.
Шли дни, и в них уже не было весны - была последняя четверть.
И вдруг - приехала Вера.
Светлана смотрела на Веру, как сквозь дымку: глаза болели от тетрадей и яркой лампы. Она постаралась забыть о тетрадях, вернее не забыть, как о них забудешь, но как бы отодвинув их на время чуть подальше, на второй план, накрыла чай и стала слушать, кто был у Веры вчера, и как они гуляли на той неделе. Как давний чудной сон помнился авиагородок, эдакий уголок беззаботного жития, где
