отошлют его в милую землю родную,Меди и золота дав ему кучи и кучи одежды,Сколько б он ввек не привез из-под Трои, свою получившиДолю добычи, когда бы домой невредимым вернулся.Да! Суждено ему близких увидеть и снова вернутьсяВ дом свой с высокою кровлей и в милую землю родную'.Так он сказал, и вожатый послушался Аргоубийца.Тотчас к быстрым ногам привязал золотые подошвыАмвросиальные, всюду его с дуновением ветраИ над землей беспредельной носившие и над водою.Жезл захватил он, которым глаза усыпляет у смертных,Если захочет, других же, заснувших, от сна пробуждает.Аргоубийца могучий с жезлом тем с Олимпа понессяИ, миновав Пиерию, с эфира низринулся к морю.Низко потом над волнами понесся крылатою чайкой,Жадно хватающей рыб в провалах ревущего моря,Смело во влаге соленой мочащей крепкие крылья.Чайке подобный, понесся над сильно волнистым он морем.После того как на остров далеко лежащий он прибыл,Вышел на сушу Гермес с фиалково-темного моря.Шел он, пока не достиг просторной пещеры, в которойПышноволосая нимфа жила. Ее там застал он.На очаге ее пламя большое пылало, и запахОт легкоколкого кедра и благовоний горящихОстров охватывал весь. С золотым челноком обходилаНимфа станок, и ткала, и голосом пела прекрасным.Густо разросшийся лес окружал отовсюду пещеру,Тополем черным темнея, ольхой, кипарисом душистым.Между зеленых ветвей длиннокрылые птицы гнездились —Копчики, совы, морские вороны с разинутым клювом.Пищу они добывают себе на морском побережье.Возле пещеры самой виноградные многие лозыПышно росли, и на ветках тяжелые гроздья висели.Светлую воду четыре источника рядом струилиБлизко один от другого, туда и сюда разбегаясь.Всюду на мягких лужайках цвели сельдерей и фиалки.Если б на острове этом и бог появился бессмертный,Он изумился бы, глядя, и был бы восторгом охвачен.Стал в изумленьи на месте и Аргоубийца-вожатый.После того как на все с изумленьем Гермес нагляделся,В грот он пространный вошел. И как только на гостя взглянулаНимфа, свет меж богинь, его она тотчас узнала:Быть незнакомы друг другу не могут бессмертные боги,Даже когда б и великое их разделяло пространство.Но не застал он внутри Одиссея, отважного духом.Он на скалистом обрыве сидел, как обычно, и плакал,Стонами дух свой терзая, слезами и горькой печалью.В даль беспокойного моря глядел он, и слезы лилися.В ярко блестящее кресло меж тем усадила ГермесаНимфа, свет меж богинь, и к нему обратилась с вопросом:'Что это? Входит сюда Гермес златожезленный, в дом мой,Чтимый всегда, дорогой! Ты не часто меня навещаешь!Что тебе нужно, скажи: исполнить велит мое сердце,Если исполнить могу и если исполнить возможно.Милости просим, войди, чтоб могла тебя угостить я'.Так сказавши, поставила стол перед гостем богиня,Полный амвросии; нектар ему замешала багряный.Пил тут и ел, усевшись за стол, убийца Аргоса.После того как поел и дух укрепил себе пищей,С речью ответной такою к богине Гермес обратился:'Бога, богиня, меня о приходе моем вопрошаешь.Все я правдиво тебе сообщу: ведь сама мне велишь ты.Зевс приказал мне явиться сюда, хоть сам не желал я.Кто ж добровольно помчится по этакой шири бескрайнойМоря соленого, где не увидишь жилищ человека,Жертвами чтящего нас, приносящего нам гекатомбы!Но невозможно веленье эгидодержавного ЗевсаБогу другому нарушить иль им пренебречь дерзновенно.Он говорит, что находится здесь злополучнейший самыйМуж из героев, что девять годов осаждали упорноТрою, в десятый же, город разрушив, отплыли в отчизну,При возвращеньи, однако, они раздражили Афину;Ветер зловредный и волны большие она им послала.Все его спутники в море погибли, его самого жеК этому острову ветер принес и волны пригнали.Этого мужа велит он тебе отослать поскорее,Ибо ему не судьба в отдаленьи от близких погибнуть,Но суждено ему близких увидеть и снова вернутьсяВ дом свой с высокою кровлей и в милую землю родную'.Так он ответил. Калипсо, богиня богинь, ужаснуласьИ со словами к нему окрыленными так обратилась:'Как вы жестоки, о боги, как завистью всех превзошли вы!Вы допускать не хотите, чтоб ложем законным богиниСоединялись с мужами, чтоб женами им они были.Так розоперстая Эос себе избрала Ориона.Гнали его вы, живущие легкою жизнию боги,Гнали, пока златотронной и чистою он АртемидойНежной стрелою внезапно в Ортигии не был застрелен.Так с Язионом Деметра на трижды распаханной новиСоединилась любовью и ложем, послушавшись сердца.Очень недолго об этом в неведеньи Зевс оставался.Молнией он Язиона убил ослепительно белой.Так же и мне не даете вы, боги, остаться со смертным.Я его в море спасла, когда одиноко сидел онНа опрокинутом киле. Корабль его молнией белойНадвое Зевс расколол посреди винно-чермного моря.Все остальные его товарищи в море погибли,А самого его ветер и волны сюда вот пригнали.Я любила его и кормила, надеялась твердоСделать бессмертным его и бесстаростным в вечные веки.Так как, однако, нельзя повеленье великого ЗевсаБогу другому нарушить иль им пренебречь, то пускай же,Раз того требует этот, – пускай в беспокойное мореЕдет. Но спутников дать ему никаких не могу я:Нет у меня многовеслых судов и товарищей верных,Кто б его мог отвезти по хребту широчайшему моря.Что ж до советов, охотно я дам их ему и не скрою,Как ему невредимым вернуться в отцовскую землю'.Аргоубийца-вожатый на это богине ответил:'Значит, его отпусти! Трепещи перед Зевсовым гневом.Иначе тяжко тебе почувствовать гнев тот придется'.Аргоубийца могучий, сказав это ей, удалился.Нимфа-владычица, только Зевесов приказ услыхала,Тотчас направила шаг к Одиссею, отважному духом.Он на обрыве над морем сидел, и из глаз непрерывноСлезы лилися. В печали по родине капля за каплейСладкая жизнь уходила. Уж нимфа не нравилась больше.Ночи, однако, в постели он с ней проводил поневолеВ гроте глубоком ее, – нежелавший с желавшею страстно.Все же дни напролет на скалах и у моря сидел он,Стонами дух свой терзая, слезами и горькой печалью.В даль беспокойного моря глядел он, и слезы лилися.Близко свет меж богинь к нему подошла и сказала:'Будет, злосчастный, тебе у меня горевать неутешно!Не сокращай себе жизни. Охотно тебя отпускаю.Вот что ты сделаешь: бревен больших нарубивши, в широкийПлот их сколотишь, помост на плоту там устроишь высокий,Чтобы нести тебя мог через мглисто-туманное море.Я ж тебя хлебом, водою и красным вином на дорогуЩедро снабжу, чтобы голод они от тебя отвращали.В платье одену тебя и пошлю тебе ветер попутный,Чтобы вполне невредимым ты прибыл в отцовскую землю,Если того пожелают царящие в небе широкомБоги, которые выше меня и в решеньи и в деле'.Так говорила. И в ужас пришел Одиссей многостойкий.Голос повысив, он к ней обратился со словом крылатым:'В мыслях твоих не отъезд мой, а что-то другое, богиня!Как же могу переплыть на плоту я широкую безднуСтрашного, бурного моря, когда и корабль быстроходный,Радуясь Зевсову ветру, ее нелегко проплывает?Раз ты сама не желаешь, на плот ни за что не взойду я,Если ты мне не решишься поклясться великою клятвой,Что никакого другого несчастия мне не замыслишь'.Так он сказал. И в ответ улыбнулась пресветлая нимфа,Гладя рукою, его назвала и так говорила:'Ну, и хитер же ты, милый, и тонко дела понимаешь,Раз обратиться ко мне с такою надумался речью!Пусть мне свидетели будут земля и широкое небо,Стиксовы воды, подземно текущие, – клятва, ужаснейИ нерушимей которой не знают блаженные боги, —Что никакого другого несчастья тебе не замыслю,Что о тебе непрерывно заботиться буду и думать,Как о самой бы себе, если б это со мной приключилось.Не лишено и мое справедливости сердце, и, право,Дух в груди у меня не железный и ведает жалость'.Кончив, свет меж богинь пошла впереди Одиссея,Быстро шагая, за нею же следом и он устремился.В грот они оба глубокий вошли – богиня и смертный.Он уселся на кресло, какое недавно оставилАргоубийца-вожатый, а нимфа пред ним разложилаВсякую пищу, какою питаются смертные люди.Села сама пред равным богам Одиссеем, и нимфеПодали в пищу служанки амвросию с нектаром сладким.Руки немедленно к пище готовой они протянули.После того как питьем и едою вполне насладились,Нимфа, свет меж богинь, начала говорить Одиссею:'Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многохитрый!Значит, теперь же, сейчас, ты желаешь домой воротитьсяВ землю родную… Ну, что ж! Пусть боги пошлют тебе радость!Если бы сердцем, однако, ты ведал,
