былиТут же вокруг и товарищи все, как свиньи, которыхМного могущий себе разрешить, богатейший хозяинК свадьбе, к пирушке обычной иль к пиру роскошному режет.Видеть, конечно, немало убийств уж тебе приходилось —И в одиночку погибших и в общей сумятице боя.Но несказанной печалью ты был бы охвачен, увидев,Как меж кратеров с вином и столов, переполненных пищей,Все на полу мы валялись, дымившемся нашею кровью.Самым же страшным, что слышать пришлось мне, был голос Кассандры,Дочери славной Приама. На мне Клитемнестра-злодейкаДеву убила. Напрасно слабевшей рукою пыталсяМеч я схватить, умирая, – рука моя наземь упала.Та же, бесстыжая, прочь отошла, не осмелившись дажеГлаз и рта мне закрыть, уходившему в царство Аида.Нет ничего на земле ужаснее, нет и бесстыднейЖенщины, в сердце своем на такое решившейся дело! Что за дело она неподобное сделать решилась,Мужу законному смерть приготовив коварно! А я-тоДумал, что в дом я к себе ворочуся на радость и детямИ домочадцам! Такое позорное дело свершивши,И на себя она стыд навлекла и навек осрамилаПлемя и будущих жен слабосильных, пускай и невинных. —Так говорил он. И я, ему отвечая, промолвил:– Горе! Поистине, Зевс протяженно гремящий издавнаВозненавидел потомков Атрея, которым погибельШлет через женщин. Убито нас много мужей за Елену,Ныне ж тебе издалека устроила смерть Клитемнестра. —Так я сказал. И тотчас же он, мне отвечая, промолвил:– Вот почему на жену полагаться и ты опасайся.Не раскрывай перед нею всего, что в мыслях имеешь.Вверь ей одно, про себя сохрани осторожно другое.Но для тебя, Одиссей, чрез жену не опасна погибель:Слишком разумна она и хорошие мысли имеет,Старца Икария дочь, благонравная Пенелопея.Мы, на войну отправляясь, ее молодою женоюДома оставили, был у груди ее малым младенцемМальчик, который теперь меж мужей заседает в собраньи.Счастлив твой сын! Воротившись, отец его дома увидит,Так же и сам он прижмется к отцу, как обычно бывает.Мне же супруга моя не позволила даже на сынаВсласть наглядеться. Я был во мгновение ею зарезан.Слово другое скажу, и обдумай его хорошенько.Скрой возвращенье свое и пристань кораблем незаметноК родине милой твоей. Ибо женщинам верить опасно.Вот что, однако, скажи, и скажи совершенно правдиво:Слышать вам не пришлось ли о сыне моем, не живет лиОн где-нибудь в Орхомене, иль в Пилосе, крае песчаном,Или же в Спарте пространной у дяди его Менелая.Ибо не умер еще Орест божественный – жив он! —Так говорил он. И я, ему отвечая, промолвил:– Что ты об этом, Атрид, выспрашивать вздумал? Не знаю,Жив ли еще он иль умер. На ветер болтать не годится. —Так, меж собою печальный ведя разговор, мы стояли,Горем объятые тяжким, обильные слезы роняя.Тут ко мне подошла душа Ахиллеса Пелида,Следом – Патрокла душа, Антилоха, отважного духом,Также Аякса, который всех лучше и видом и ростомПосле Пелида бесстрашного был среди прочих данайцев.Сразу узнала меня душа Эакида героя.Скорбно со словом она окрыленным ко мне обратилась:– Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многохитрый!Дерзостный, что еще больше, чем это, придумать ты мог бы?Как ты решился спуститься в обитель Аида, где толькоТени умерших людей, сознанья лишенные, реют? —Так говорил он. И я, отвечая Пелиду, промолвил:– Сын благородный Пелея, храбрейший меж всеми ахеец!За прорицаньем пришел я к Тиресию, чтобы совет мнеПодал он, как в каменистую мне воротиться Итаку.Не приближался еще я к ахейской стране, на роднуюЗемлю свою не ступал. Беда за бедою приходит.Ты же – не было мужа счастливей тебя и не будет!Прежде тебя наравне почитали с богами живогоВсе мы, ахейцы, теперь же и здесь, меж умерших, царишь ты.Так не скорби же о том, что ты умер, Пелид благородный! —Так я сказал. И тотчас же он, мне отвечая, промолвил:– Не утешай меня в том, что я мертв, Одиссей благородный!Я б на земле предпочел батраком за ничтожную платуУ бедняка, мужика безнадельного, вечно работать,Нежели быть здесь царем мертвецов, простившихся с жизнью.Ну, а теперь расскажи мне о сыне моем достославном,К Трое отправился ль он или нет, чтоб сражаться меж первых?О безупречном Пелее что слышать тебе довелося?Все ль еще в прежней чести он у нас в городах мирмидонскихИли же в пренебреженьи живет на Элладе и Фтии,Так как руками его и ногами уж старость владеет?Если б на помощь ему под сияние яркое солнцаМог я явиться таким, каким на равнине троянскойЯ избивал наилучших бойцов, аргивян защищая, —Если б таким я в отчизну явился хотя б не надолго,Страшными б сделал я силу мою и могучие рукиВсем, кто теснит старика и почести должной лишает.Так говорил Ахиллес. И, ему отвечая, сказал я:– О безупречном Пелее, по правде сказать, ничего мнеСлышать нигде не пришлось. О твоем же возлюбленном сынеНеоптолеме всю правду тебе, как ты просишь, скажу я.В стан корабельный его к ахейцам красивопоножнымС острова Скироса сам я привез в корабле равнобоком.Если вокруг Илиона, бывало, совет мы держали,Первым всегда выступал он со словом полезным и дельным.Нестор, подобный богам, и я лишь его побеждали.Но на равнине троянской, когда мы сражалися медью,Он никогда не хотел в толпе средь других оставаться.Рвался далеко вперед, с любым состязаясь в отваге.Много мужей умертвил он в ужаснейших сечах кровавых.Всех я, однако, тебе не смогу ни назвать, ни исчислить,Столько избил он мужей, выступая в защиту ахейцев.Так Еврипила героя, Телефова сына, убил онОстрою медью, и много кетейцев-товарищей палоВозле него из-за принятых женщиной ценных подарков.Только Мемнон богоравный его превышал красотою.Ну, а когда мы входили в коня работы Епея, —Мы, вожди аргивян, – и было поручено двериМне отмыкать и смыкать в запиравшейся крепко засаде,Все остальные вожди и советчики войска ахейцевСлезы стирали со щек, и у каждого члены тряслися.Что ж до него, то все время ни разу увидеть не мог я,Чтобы прекрасная кожа его побледнела иль слезыОн утирал бы с лица. Напротив, меня умолял он,Чтоб его выпустил я из коня, и хватался за пику,За рукоятку меча, погибель врагам замышляя.После того же как взяли мы город высокий Приама,С долей своей и с богатой наградой поплыл он оттудаНа корабле – невредимый, не раненный острою медьюНи в рукопашную, ни издалека, как это обычноВ битвах бывает: Арес ведь свирепствует в них без разбора. —Так я сказал. И душа быстроногого сына ЭакаЛугом пошла от меня асфодельным, широко шагая,Радуясь вести, что славою сын его милый покрылся.Горестно души других мертвецов опочивших стояли.Все домогались услышать о том, что у каждой лежалоНа сердце. Только душа Теламонова сына АяксаМолча стояла вдали, одинокая, все на победуЗлобясь мою, даровавшую мне пред судами доспехиСына Пелеева. Мать состязанье сама учредила.Суд же тот дети троян решили с Палладой Афиной.О, для чего в состязаньи таком одержал я победу!Что за муж из-за этих доспехов погиб несравненный,Сын Теламонов Аякс, – и своими делами и видомПосле Пелида бесстрашного всех превышавший данайцев!С мягкой и ласковой речью к душе его я обратился:– Сын Теламонов, бесстрашный Аякс! Неужели и мертвыйГневаться ты на меня никогда перестать не желаешьИз-за проклятых доспехов, так много нам бед причинивших!Ты, оплот наш всегдашний, погиб. О тебе непрестанноВсе мы, ахейцы, скорбим, как о равном богам Ахиллесе,Раннюю смерть поминая твою. В ней никто не виновен,Кроме Зевеса, который к войскам копьеборных данайцевЗлую вражду проявил и час ниспослал тебе смерти.Ну же, владыка, приблизься, чтоб речь нашу мог ты и словоСлышать. Гнев непреклонный и дух обуздай свой упорный! —Так я сказал. Ничего мне Аякс не ответил и молчаДвинулся вслед за другими тенями умерших к Эребу.Все же и гневный он стал бы со мной говорить или я с ним,Если б в груди у меня не исполнился дух мой желаньемДуши также других скончавшихся мертвых увидеть.Я там увидел Миноса, блестящего Зевсова сына.Скипетр держа золотой, над мертвыми суд отправлял он, —Сидя. Они же, его окруживши, – кто сидя, кто стоя,Ждали суда пред широковоротным жилищем Аида.После того увидал я гигантскую тень Ориона.По асфодельному лугу преследовал диких зверей он, —Тех же, которых в горах он пустынных когда-то при жизниПалицей медной своею избил, никогда не крушимой.Тития также я видел, рожденного славною Геей.Девять пелетров заняв, лежал на земле он. СиделоС каждого бока его по коршуну;
