спятил!Ты не желаешь пойти ночевать куда-нибудь в кузнюИли в какую харчевню. Ты здесь без конца произносишьДерзкие речи средь многих мужей, никакого не знаяСтраха. Вино ли тебе помутило рассудок? Всегда лиУм такой у тебя, что на ветер слова ты бросаешь? Иль вне себя ты, что верх одержал над бродягою Иром?Как бы сюда кто другой, посильнее, чем Ир, не явился!Он бы, могучей рукою избив тебя справа и слева,Из дому вышвырнул вон, всего обагренного кровью!'Грозно взглянув на нее, Одиссей многоумный ответил:'Сука! Сейчас же туда я пойду, передам ТелемахуВсе, что ты здесь говоришь, и тебя на куски он разрежет!'В страх сильнейший повергли слова Одиссея служанок,Быстро они через зал побежали, расслабли у каждойЧлены. Подумали все, что угрозу свою он исполнит.Он же поддерживал свет, у жаровен пылающих стоя,И не о женщинах думал. Смотрел он на все, и кипелоСердце в груди, и готовил он то, что потом и свершилось.У женихов не совсем подавила Афина желаньеОт издевательств обидных сдержаться. Хотела богиня,Чтобы сильней огорченье прошло в Одиссеево сердце.Начал к ним говорить Евримах, рожденный Полибом.Над Одиссеем смеясь, хотел женихов он потешить:'Слушайте слово мое, женихи достославной царицы,Дайте то мне сказать, к чему меня дух побуждает!Муж этот в дом Одиссеев пришел не без воли бессмертных.Ясно мне видится: свет не от факелов наших исходит,А от его головы; ведь волос на ней нет ни пучочка!'Он Одиссею потом, городов разрушителю, молвил:'Если б я принял тебя, пошел ли б ко мне ты работатьИ поле далеком? Тебе я плату бы дал недурную.Ты собирал бы терновник, сажал бы большие деревья.Там бы тебе доставлял я обильную пищу; одеждуДал бы хорошую; дал бы для ног подходящую обувь.Но лишь в плохом ремесле понимаешь ты толк, за работу —Взяться тебе не расчет. Побираясь по людям, желаешьЛучше ты свой ненасытный желудок кормить подаяньем!'Так, ему отвечая, сказал Одиссей многоумный:'Если б с тобой, Евримах, состязаться пришлось мне в работеВ дни весенней поры, когда они длинны бывают,На сенокосе, и нам по косе б, изогнутой красиво,Дали обоим, чтоб мы за работу взялись и, не евши,С ранней зари дотемна траву луговую косили;Если бы также пахать на волах нам с тобою пришлося, —Огненно-рыжих, больших, на траве откормившихся сочной,Равных годами и силой, – и силой немалою; если бЧетырехгийный участок нам дали с податливой почвой,Ты бы увидел, плохую ль гоню борозду я на пашне;Если б войну где-нибудь хоть сегодня затеял Кронион,Если бы щит я при этом имел, два копья заостренных,Также и шлем целомедный, к вискам прилегающий плотно, —В первых рядах ты меня тогда бы в сраженьи увиделИ попрекать бы не стал ненасытностью жадной желудка,Но человек ты надменный, и дух у тебя неприветлив.Ты потому лишь себя почитаешь великим и сильным,Что меж ничтожных и малых людей свое время проводишь.Если б пришел Одиссей, если б он на Итаку вернулся,Эта бы дверь, хоть и очень она широка, показаласьУзкой тебе, неоглядно бегущему вон из прихожей!'Так он ответил. Сильнее еще Евримах разъярился,Грозно взглянул на него и слова окрыленные молвил:'Скоро, несчастный, с тобой я расправлюсь за дерзкие речи!Ты среди многих мужей их ведешь, никакого не знаяСтраха! Вино ль тебе помутило рассудок? Всегда лиУм такой у тебя, что на ветер слова ты бросаешь?Иль вне себя ты, что верх одержал над бродягою Иром?'Так закричав, он скамейку схватил. Одиссей испугался.Быстро у самых колен дулихийца он сел Амфинома.Весь пришелся удар виночерпию в правую руку.Кружка со звоном из рук виночерпия наземь упала,А виночерпий со стоном глухим опрокинулся навзничь.Подняли шум женихи в тенистом обеденном зале.Так не один говорил, поглядев на сидевшего рядом:'Лучше бы было, когда б до прихода сюда, средь скитаний,Странник этот погиб! Такого б тут не было гаму.Здесь из-за нищих мы подняли ссору. Какая же будетРадость от светлого пира, когда торжествует худое!'К ним обратилась тогда Телемаха священная сила:'Странные люди! Как стали вы буйны! И скрыть вы не в силах,Сколько вы ели и пили! Иль бог вас какой возбуждает?Кончился пир наш. Теперь на покой по домам разойдитесь,Если желание есть. А гнать никого не хочу я'.Так он сказал. Женихи, закусивши с досадою губы,Смелым дивились словам, которые вдруг услыхали.С речью тогда к женихам Амфином обратился и молвил, —Ниса блистательный сын, повелителя Аретиада:'На справедливое слово, друзья, обижаться не должноИ отвечать на него не годится враждою и бранью.Больше не следует этого вам обижать чужеземцаИ никого из рабов, в Одиссеевом доме живущих.Пусть же теперь виночерпий нам доверху кубки наполнит,Чтоб, возлиянье свершив, по домам мы для сна разошлися.Странника ж здесь, во дворце Одиссея, поручим заботамСына его Телемаха: в его он находится доме'.Так говорил он. И слово, приятное всем, произнес он.Мулий, знатный товарищ его, дулихийский глашатай,Тотчас снова в кратере вино замешал пировавшим,Каждому чашу поднес. И все, совершив возлияньеВечным, блаженным богам, вино медосладкое пили.После, свершив возлиянье и выпивши, сколько хотелось,Все по жилищам своим разошлись и сну предалися.
ПЕСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
В зале столовом божественный сын оставался ЛаэртовИ женихов истребленье обдумывал вместе с Афиной.Быстро он Телемаху слова окрыленные молвил:'Нужно вынести вон, Телемах, боевые доспехиВсе без изъятья. А если, хватившись, расспрашивать станут,То успокой женихов приветливо-мягкою речью:– Я их от дыма унес. Не такие они уж, какимиЗдесь Одиссей, отправляясь в поход, их когда-то оставил.Обезображены все, дотемна от огня закоптели.Соображенье еще поважней божество мне вложило:Как бы вы между собой во хмелю не затеяли ссорыИ безобразной резней сватовства и прекрасного пираНе опозорили. Тянет к себе человека железо! -'Так он сказал. Телемах, приказанье отца исполняя,Вызвал тотчас Евриклею кормилицу сверху и молвил:'Мать, удержи-ка на время мне в комнатах женщин, покаместВсех я в чулан не снесу прекрасных доспехов отцовских.Здесь за ними не смотрят, они потускнели от дыма.Не было в доме отца, а я еще был неразумен.Их теперь я желаю убрать, чтоб огонь не коптил их'.Тут ему Евриклея кормилица так отвечала:'Если б, сынок, хоть теперь и о том, наконец, ты подумал,Как тебе дом сохранить и сберечь все имущество ваше!Кто же, однако, теперь пред тобою пойдет, чтоб светить вам?Ты выходить не позволил служанкам. А светят они ведь'.Ей на это в ответ Телемах рассудительный молвил:'Этот вот странник! Остаться без дела едящему хлеб мойЯ не позволю, хотя бы он прибыл сюда издалека!'Так он громко сказал. И осталось в ней слово бескрылым.Сделала, как повелел он, и к женщинам двери замкнула.Вмиг поднялись Одиссей с блистательным сыном. Из залаБыстро горбатые стали щиты выносить они, шлемы,Острые копья. Светильник держа золотой, перед нимиСвет кругом разливала прекрасный Паллада Афина.Громко тогда Телемах к отцу своему обратился:'О мой отец! Я чудо великое вижу глазами!В зале нашем и стены кругом и глубокие ниши,Бревна еловые этих высоких столбов, переметов, —Все пред глазами сияет, как будто во время пожара!Бог здесь какой-то внутри из владеющих небом широким!'Так, отвечая на это, сказал Одиссей многоумный:'Мысли свои удержи, молчи и не спрашивай больше! Так всегда у бессмертных богов, на Олимпе живущих.Вот что, однако: иди-ка ты спать, а я тут останусь.Хочется мне испытать и служанок и мать твою также:В скорби своей обо многом меня она спрашивать станет'.Так сказал Одиссей. Телемах, повинуясь, покинулЗал и, факелом путь освещая, направился в спальню,Где, когда приходил к нему сон, и всегда ночевал он.Там он лег и теперь, дожидаясь божественной Эос.В зале столовом меж тем Одиссей богоравный осталсяИ женихов истребленье обдумывал вместе с Афиной.Вышла меж тем Пенелопа из спальни своей, АртемидеИль золотой Афродите подобная видом прекрасным.Кресло близко к огню ей поставили. Было искусноКресло обложено все серебром и слоновою костью.Мастер Икмалий сработал его. Он для ног и скамейкуК креслу приделал. Густою овчиной оно покрывалось.В это кресло, придя, Пенелопа разумная села.В зал служанки меж тем белорукие сверху спустились,Стали столы убирать, остатки обильные
