многопрочного дома скребками.Женщины сор собирали за ними и вон выносили.После того же как все привели они в зале в порядок,Вывели женщин из дома толпою и всех в закоулокМежду дворовой оградой и круглым сараем загналиВ место, откуда никто ускользнуть ни за что уж не смог бы.С речью такой Телемах рассудительный к ним обратился:'Чистою смертью лишить мне совсем не желалось бы жизниТех, которые столько позора на голову лилиМне и матери нашей, постели деля с женихами'.Так он сказал и, канат корабля черноносого взявши,Через сарай тот канат перебросил, к столбу привязавши.После вздернул их вверх, чтоб ногами земли не касались.Так же, как голуби или дрозды длиннокрылые в сети,Ждущие их на кустах, спеша на ночлег, попадаютИ под петлями сетей ужасный покой их встречает, —Так на канате они голова с головою повислиС жавшими шею петлями, чтоб умерли жалкою смертью.Ноги подергались их, но не долго, всего лишь мгновенье.Выведен был и Меланфий на двор чрез преддверие зала,Уши и нос отрубили ему беспощадною медью,Вырвали срам, чтоб сырым его бросить на пищу собакам,Руки и ноги потом в озлоблении яром отсекли.Оба после того, обмыв себе руки и ноги,В дом Одиссея обратно вернулись. Свершилося дело.Он же тогда к Евриклее кормилице так обратился:'Серы мне, старая, дай очищающей, дай и огня мне.Нужно зал окурить. Сама ж к Пенелопе отправьсяИ передай, чтоб спустилась сюда со служанками вместе.Всем домовым рабыням скажи, чтоб явились немедля'.Так на это в ответ ему Евриклея сказала:'Все это, милый сынок, говоришь ты вполне справедливо.Дай-ка, однакоже, плащ и хитон для тебя принесу я.Рубищем этим одевши широкие плечи, не стой такВ зале. В таком тебе виде являться теперь не годится'.Ей отвечая на это, сказал Одиссей многоумный:«Прежде всего чтоб немедленно был мне огонь в этом зале!»Так он сказал. Не была Евриклея ему непослушна.Серу немедленно в зал принесла и огонь. Одиссей жеТщательно зал окурил, и дом весь, и двор огражденный.А Евриклея пошла чрез прекрасные комнаты домаЖенщинам весть передать и вниз приказать им спуститься.С факелом ярким в руках они поспешили из комнатИ Одиссея кругом обступили, его обнимали,Голову, плечи и руки ему целовали приветно.Сладко вдруг захотелось рыдать и стонать Одиссею.Сердцем всех узнавал он служанок одну за другою.
ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ ТРЕТЬЯ
С сердцем ликующим в верхний покой поднялася старухаВесть госпоже сообщить, что здесь он, супруг ее милый.Двигались быстро колени ее, и ноги спешили.Над Пенелопой склонилась она и так ей сказала:'Милая дочка моя Пенелопа, проснись, чтоб глазамиТы увидала того, о ком ты все время тоскуешь!Здесь твой супруг Одиссей, домой он вернулся, хоть поздно,Всех перебил женихов, вносивших в ваш дом разоренье,Тративших ваши запасы, чинивших насилья над сыном!'Ей в ответ Пенелопа разумная так возразила:'Мамушка милая! Боги тебе помутили рассудок!Могут безумным они и очень разумного сделатьИ рассудительность дать человеку с легчайшим рассудком.Ум у тебя поврежден. А была ты ведь правильных мыслей.Сердцем так я страдаю, а ты надо мною смеешься,На ветер речи бросаешь! От сна вот меня пробудилаСладкого. Веки покрыв, совершенно меня оковал он.Крепко так никогда не спала я с тех пор, как уехалВ неназываемый Зло-Илион Одиссей богоравный.Вот что: спустись-ка ты вниз и ко мне возвращайся обратно!Если б другая какая из женщин моих прибежалаС вестью такою ко мне и меня бы от сна разбудила,Я бы ее отругала и тотчас велела убратьсяСнова в обеденный зал. Тебя твоя старость спасает!'Ей в ответ Евриклея кормилица так возразила:'Я над тобой не смеюсь, дорогое дитя мое, – вправдуЗдесь Одиссей, и домой он вернулся, как я утверждаю, — Тот чужеземец, которого все так бесчестили в доме.Сын твой давно уже знал, что домой Одиссей воротился,Но осторожно держал намеренья все его в тайне,Чтобы надменным мужам он мог отомстить за насилья'.Радость взяла Пенелопу. С постели она соскочила,Сбросила с век своих сон, горячо обняла ЕвриклеюИ, с окрыленными к ней обращаясь словами, вскричала:'Милая мамушка, ну расскажи же мне полную правду!Если он вправду домой воротился, как ты уверяешь, —Как на лишенных стыда женихов, один против многих,Руки он мог наложить? Их всегда здесь толпится так много!'Ей в ответ Евриклея кормилица так возразила:'Я не видала, никто не сказал мне, я только слыхалаСтоны мужей, убиваемых им. В глубине наших комнатВ страхе сидели мы все за закрытою дверью, покудаСын твой из девичьих комнат в обеденный зал нас не вызвал:Нас Одиссей приказал из комнат позвать Телемаху.В зале я Одиссея нашла средь поверженных трупов.Кучами всюду лежали они вкруг него, покрываяКрепко утоптанный пол. Увидав, ты согрелась бы духом.Кровью и грязью покрытый, на грозного льва походил он.Трупы убитых теперь лежат на дворе за дверямиКучею. Сам же большой он огонь разложил, чтобы серойДом окурить наш прекрасный. Меня ж за тобою отправил.Ну же, иди поскорей! Пора, наконец, вам обоимРадостью сердце наполнить. Вы бед претерпели так много!Вот пришло исполненье давнишним желаниям вашим.Сам к очагу своему он вернулся живой и супругуС сыном возлюбленным дома нашел. Причинили немалоЗла ему женихи, но он всем им отмстил по заслугам!'Ей Пенелопа разумная так отвечала на это:'Милая мамушка! Рано еще ликовать и хвалиться!Знаешь сама ты, каким бы он в дом свой явился желаннымВсем, а особенно мне и нами рожденному сыну.Недостоверно, однакоже, то, что ты мне сообщила.Здесь женихов перебил кто-нибудь из богов, раздраженныхНаглостью их, оскорбляющей дух, и дурными делами.Не почитали они никого из людей земнородных,Ни благородных, ни низких, какой бы ни встретился с ними.Из-за нечестия их и постигла беда. Одиссей жеИ возвращенье свое и себя с ним сгубил на чужбине'.Ей Евриклея кормилица так возразила на это:'Что за слова у тебя из ограды зубов излетели!Муж твой вблизи очага здесь находится, ты же не веришь,Что он вернулся домой. Как твое недоверчиво сердце!Ну, тогда я тебе сообщу достовернейший признак, —Белым клыком кабана ему в ногу рубец нанесенный.Я тот рубец увидала, как мыла его, и хотелаТотчас тебе сообщить. Но рот он поспешно зажал мнеИ не позволил сказать, – осторожен умом и хитер он.Ну же, иди! Я себя самое прозакладывать рада:Если тебе солгала, то тягчайшей предай меня смерти!'Так тогда Пенелопа разумная ей отвечала:'Мамушка милая, как бы хитра ни была ты, но трудноЗамыслы вечных богов разгадать и от них уберечься.Все же я к сыну готова идти моему, чтоб увидетьМертвых мужей женихов, а также того, кто убил их'.Так сказавши, из спальни пошла она вниз. КолебаласьСильно сердцем она, говорить ли ей издали с мужемИль, подойдя, его руки и голову взять, целовать их?Переступив чрез порог из отесанных камней, вступилаВ зал Пенелопа и села к огню, напротив супруга,Возле стены. Прислонившись к высокой колонне, сидел он,Книзу глаза опустив, дожидаясь, услышит ли словоОт благородной супруги, его увидавшей глазами.И удивленная долго молчала тогда Пенелопа:То, заглянувши в лицо, его находила похожим,То, из-за грязных лохмотьев, казался он ей незнакомым.С негодованием к ней Телемах обратился и молвил:'Мать моя, горе ты мать! До чего ты бесчувственна духом!Что от отца так далеко ты держишься? Рядом не сядешь,Слово не скажешь ему и его ни о чем не расспросишь?Вряд ли другая жена в отдаленьи от мужа стояла бТак равнодушно, когда, перенесши страданий без счета,Он на двадцатом году наконец воротился б в отчизну!Сердце суше всегда в груди твоей было, чем камень!'Так Пенелопа разумная сыну тогда отвечала:'Ошеломило мне дух, дитя мое, то, что случилось.Я ни вопроса задать не могу, ни хоть словом ответить,Ни заглянуть ему прямо глазами в лицо. Если вправдуПередо мной Одиссей и домой он вернулся, то сможемЛегче друг друга признать. Нам ведь обоим известныРазные признаки, только для нас с ним лишенные тайны'.Так сказала она. В ответ Одиссей улыбнулсяИ Телемаху немедля слова окрыленные молвил:'Что ж, Телемах, пусть меня твоя мать испытанью подвергнет!Скоро тогда и получше меня она верно узнает.Из-за того, что я грязен, что рубищем тело одето,Пренебрегает пришельцем она, говорит, что не тот я.Мы же обсудим покамест, как
