Казимир в письме. Где родители невесты?
— Свадьба, да… Казимир говорил… О родителях ничего не знаю. Возможно их нет в живых.
— Она сирота?
— Не знаю, госпожа.
— Только этого не хватало. Как она собой, хороша?
— Боюсь высказывать свое мнение.
— Выскажи, я разрешаю.
— Мне кажется, что она опережает твоего сына, госпожа… возрастом… Впрочем, у меня плохое зрение.
— На сколько лет?
— Боюсь гадать, госпожа.
— Ничего от тебя не добьешься. Где они познакомились?
— Не знаю точно. Вот дверь, госпожа. Не гневайся. С твоего позволения…
— Да, пожалуй… Позволь, это же дверь спальни!
— Да, госпожа.
— Ты в своем уме? Невеста принимает мать жениха в спальне?
— Не гневайся… Что ж тут такого, мы в походе…
— Действительно — ничего такого. Не с любовником же она в спальне. Ладно. Можешь идти.
— С твоего…
— Ты свободен.
И Рикса вошла в спальню.
Невеста стояла к ней спиной, у окна. Рикса прикрыла дверь.
— День добрый, — не оборачиваясь сказала невеста.
Голос молодой, низкий, мелодичный. И почему-то знакомый.
— Как тебя зовут? — спросила Рикса.
— По разному, — ответили ей. — Как и тебя. Например, когда мы с тобой виделись последний раз, тебя звали Дафни.
Она обернулась.
Двухмесячные сношения с Казимиром добавили ей сил, желаний, чувств, но по повороту головы, по тому, как держит она плечи, как переставляет ноги, Рикса поняла, что невесте около сорока.
Дафни! Ее, Риксу, звали Дафни — это было давно. Шестнадцать лет назад. В Венеции.
— Дике? — с неимоверным удивлением спросила Рикса.
— Ты помнишь меня, это приятно. Присядь.
— Я… я не понимаю…
— Я выхожу замуж за твоего сына.
— Дике!
— Да?
— Это…
Рикса вспоминала лихорадочно — пьяные дебоши… веселые представления… прогулки под солнцем и под луной… обмен партнерами… двух подружек, богатых и щедрых, счастливо проводящих три свободных месяца на Адриатике — Дафни и Дике. Как они хохотали, как шутили, как разыгрывали обезумевших от страсти мужчин! И как затем появился глуповатый, но почему-то очень понравившийся Дафни огромный ростовчанин, воин разбитого, растаявшего и исчезнувшего войска, и как он стал ей на какое-то время необходим. Теперь у Риксы не осталось сомнений — именно он, ростовчанин, сидит в обеденном зале сейчас. Не он, но то, что от него осталось. Жалкое подобие.
— Зачем это тебе? — спросила она.
— Сядем.
— Зачем?
Дике села на ложе, подтянула колени к подбородку, спиной оперлась о стену.
— Ты ведь ни за что мне не поверишь, если я скажу тебе правду. Сядь.
— А ты попробуй… Ты старше меня, подружка!
— Младше. На восемь месяцев.
— Даже не знаю, что сказать.
— Сядь. Разговор серьезный. Сядь, тебе говорят!
Рикса подумала, что стоять дальше действительно глупо. И села на край ложа.
— Я не желаю тебе зла, — сказала Дике. — И я хочу видеть в тебе подругу.
— Зачем, Дике?
— Я люблю твоего сына.
— Это неправда. Самой ведь смешно.
— Нет, это правда.
— А если любишь — откажись от него.
В прошлом я что-то за нею ханжества не замечала, подумала Мария.
— Теперь и я спрошу — зачем?
— Потому что вовсе не ты ему нужна, — спокойно ответила Рикса.
— Ты считаешь меня недостаточно высокородной? — надменно спросила Мария.
— Я считаю тебя недостаточно молодой. Королю понадобится наследник. Жена короля должна этого наследника родить.
— Постараюсь.
— Не льсти себе.
— Не льщу. Месяцев через семь кого-нибудь да рожу.
Рикса посмотрела на бывшую подругу странно.
— Это правда?
— Да.
— Что ж… — Рикса подумала немного. — Тогда пожалуй… Да и лучше, чем когда… а там — мы с тобой дружили…
— И будем дружить дальше, — заверила ее Дике. — И сплетничать, и…
— Да, но…
— Что?
— Ты скажи, Дике… ты действительно хорошего рода? Ты не дочь купца какого-нибудь?
— Дафни… если не возражаешь, я буду продолжать так тебя называть…
— Не возражаю. Даже приятно.
— Прежде, чем сказать тебе как меня на самом деле зовут…
— Все-таки это как-то… неестественно! — не выдержала Рикса. — Ты ему в матери годишься!
— Ты меня осуждаешь?
Рикса повела глазами, встала, прошлась по спальне, снова села на ложе.
— На тебя будут странно смотреть.
— А на тебя, Дафни, смотрят странно?
— На меня? Это ты к чему?
— Твой нынешний любовник годится тебе, Рихеза Лотарингская, если не в сыновья, то уж точно в племянники.
— У меня нет любовника!
— Ну, значит, я ошиблась. Значит, Бьярке просто учит тебя риторике? Или астрономии?
— Бьярке? — переспросила растеряно Рикса.
— Он самый.
— Откуда ты…
— Перед тем, как назвать тебе мое настоящее имя, — сказала Мария, — я хочу, чтобы ты поняла и запомнила — я не враг тебе, Дафни. Наоборот. Я хочу быть тебе другом. Я люблю Казимира. Я буду хорошей матерью и верной женой. У тебя нет причин меня опасаться, и не будет — то тех пор, пока ты сама… не начнешь… относиться ко мне враждебно. Понимаешь? Это важно, Дафни.
