— Я предполагаю, что это именно он. Но не уверен. Поговори с каким-нибудь ювелиром, пусть вставит в ожерелье. Будет жене твоей подарок.
Казимир развязал тесемки и вытащил камень. Литоралис сверкнул голубоватыми гранями. Казимир поднял глаза на Хелье.
— Ты хотел взять его себе? — спросил он.
— Мне чужого не нужно, — холодно ответил Хелье.
Он еще раз поклонился. И вышел.
А Дир куда-то исчез!
— Дир! — позвал Хелье, войдя в спальню.
Нет Дира.
Хелье порасспрашивал вояк в замеке и в конце концов напал на след. Дир, оказывается, решил прогуляться и зайти в заведение. Заведение располагалось на восточной окраине города, в четверти часа ходьбы. В заведении Дир хвестовал с тремя монахами.
— Хелье! — крикнул он. — Иди к нам! Это мои земляки, ростовчане!
Хелье подошел и сел на ховлебенк. Подбежал половой, но Хелье сделал ему знак — отбежать.
— Ты должен был меня ждать в замеке, Дир.
— Да, но я только на несколько минут вышел, развеяться. Вот, знакомься — это Андрей… Андрей, да?
Молодой монах кивнул и улыбнулся.
— А это…
— Матвей, — представился другой монах.
— Исай, — подал голос третий, толстый, монах.
— Они идут на Русь, — объяснил Дир, — так вот может, ежели повозку… и запасы какие-нибудь… так мы к ним присоединимся, раз мы тоже туда едем? Или они к нам присоединяться? Веселые ребята, хорошие. Я им рассказал про свою оранжерею. Как приедем куда-нибудь, так обязательно надо оранжерею устроить. В оранжерее спокойно, тихо, уютно, никто тебя не ненавидит, не гонит.
— Дир, мне срочно нужно уехать.
— Ну так и мы с тобой.
— Нет, мне нужно ехать быстро.
— Мы поспешим.
— Нет, компания не может ехать так быстро, как один гонец. Но вот что. Вот тебе твоя доля…
Монахи насторожились.
— Доля чего?
— Просто доля, — сказал Хелье, раздражаясь, кладя кошель на стол. — Здесь достаточно, чтобы нанять охрану. Человек пять ратников.
— Уж я сам себе охрана, да и другим тоже, — упрямо сказал Дир и насупился, и засопел потным мясистым носом.
— Дир, не дури. Езжайте прямиком в Киев. Там и встретимся. Я буду тебя там ждать.
— Суета, — сказал Андрей. — Суета сует.
— Это не суета, а насущность, — возразил Дир. — Вот, — пожаловался он Хелье. — Хоть и ростовчане, а простых грунок не понимают. Христиане — они все такие.
— Я тоже христианин, — сказал Хелье. — К тому ж бывший священник.
— Ну да?
— Приходилось изображать давеча. Ничего особенно сложного.
— Да, но ты как-то… не такой какой-то. Кроме того, они монахи, а монахи мыслят…
— Сентенциями, — подсказал Хелье, смягчаясь. — И догмами еще.
Монахи засмеялись.
Дир посмотрел вдруг на Хелье странно, с какой-то тоской в глазах. Хелье почувствовал упрек.
Не он, так кто-то еще, из людей Риксы или самого Казимира — нашли бы в конце концов Дира в его слотте и попросили бы оплатить счет. В конце концов об устном завещании Святополка рассказал именно Дир — и, возможно, не кому-нибудь, а Риксе, в постели. И если он, Дир, хотел жить в покое и достатке, нужно было не слотт на Балтике покупать и изображать там Фафнира, на золоте пузом возлежащего, а отдать деньги в рост купцу и купить дом в теплых краях на взморье. И завести детей, и их воспитывать, а не жрать в три горла всякую дрянь!
Все это так, но что это меняет? Посланцем судьбы явился Диру именно Хелье. И ведь неизвестно — будь у судьбы другой посланец, Годрик заговорил бы ему зубы, или Дир переслал бы посланца в противоположные веси! Но к Диру приехал друг Хелье, брат Хелье, и Дир, не видевший брата Хелье восемнадцать лет, безропотно делал все, о чем попросил друг. А попросил его друг Хелье — не ради спасения многих, не из благородных, самоотверженных побуждений, не ради даже грубой наживы — но во имя женщины, которая в благодарность Хелье за безответную преданность преспокойно вышла замуж за польско-саксонского сопляка. Который смотрит холодно, рассуждает о заговорах, и пишет грамоты, сидя в своем королевском сарае, пропахшем нечистотами.
— Дир, прости меня, а? — попросил Хелье. — Мы с тобой будем хорошо жить в Киеве, вот увидишь!
— А за что мне тебя прощать? — удивился Дир.
Монахи с интересом переводили взгляд с одного на другого.
— За то, что я временно сделал тебя бездомным — прости.
— Настоящий ростовчанин, — наставительно заметил ему Дир, одновременно просвещая молодежь, — человек походный, и дом его — крог или постоялый двор.
— Дир, я не об этом.
— Ты сделал то, что, заметь, велел тебе твой долг.
— Если бы, — сказал Хелье.
— А как же? Не из каприза же.
Хелье почувствовал себя еще большей свиньей, чем прежде. Провались они все — великие мира сего, страны, племена! А вот я… куплю Диру дом рядом с моим, подумал он. Приедет Гостемил, приедет выучившийся Нестор, и будет у нас веселье. А может я женюсь, и Гостемил женится… и Дир… и будем веселиться все вместе. На ком бы жениться? Славянок я боюсь, каждую славянку буду сравнивать с Лучинкой, и не в пользу славянки, разумеется… Гречанки шибко о себе мнят… Шведки какие-то сонные… Италийки буйные и глупые. Саксонку нужно найти, вот что. Саксонки — обстоятельны оне и телом крепки. И красивые встречаются.
Что это за монахи, однако? Что-то рассеян я, а тут нужно быть начеку! Откуда в Глогове — ростовские монахи? Откуда в Ростове монахи?
— А что вы тут делаете? — спросил он, используя фактор неожиданности.
— Мы паломничали, в Рим ходили, — ответил монах Андрей, не растерявшись. — Приобщиться, на гробницу апостола посмотреть.
— Нашли время, — заметил Хелье.
— А что, время как время, — сказал Андрей.
— Пешком ходили?
— Да.
— Хотели кнорр смастерить, — серьезно добавил Исай, — да настоятель не позволил.
— А Неустрашимых не боитесь?
Монахи переглянулись недоуменно.
— Это кто ж такие? — спросил Андрей.
Нет, на спьенов не похожи, решил Хелье. Ему очень не хотелось оставлять Дира. И он решил пока что его не оставлять. Да и права не имел! Нет уж, Хелье, друг мой, ради одного кесаря мы уж с тобою пожертвовали благополучием друга. Жертвовать еще раз ради еще одного кесаря — это будет слишком. Дружба важнее кесаря. Дружба — истинна, кесари — мираж.
Но поручение есть, и что-то с ним надо делать. Остается — цирюльник Томлин в Бродно.
Хелье вернулся в замок, посвятил некоторое время составлению депеши, используя тайнопись, шифр
