говоришь... Добро, пусть пороются в схронах, а мы пока погуляем. Только про певца ты зря, Нола, плохо ты людей считываешь. Как это он – про вспышку ножа, у хребта-то? Нужная песня, с понятием, даром что городская... Ты певунов пасись, баба, им человека глянуть – что струны перебрать...
– Пошли, Ангмар, – обозвался его молчаливый спутник. – Пошли. Пора, ребята ждут.
Ветки цветущего кизила затеняли веранду и мешали папаше Фолансу разглядеть на просвет янтарный листик крохотной вяленой рыбешки, с хрупкими прожилками белесых косточек. Ее товарки были беспорядочно разбросаны по всему многоногому столу и дожидались своего часа окунуться в пенный прибой густого домашнего пива.
– Зря, – папаша Фоланс прервал созерцание и отхлебнул изрядный глоток.
– Зря, – папаша Фоланс вытер встопорщившиеся усы и грохнул кружкой о столешницу.
– Зря, – папаша Фоланс оторвал облюбованной жертве голову и с проворством палача швырнул ее в кусты под навесом.
– Зря. Зря вы сюда приехали, господин Вером. Видите ли... У нас тихая заводь, и, как во всякой тихой заводи, здесь встречаются своего рода странности. Но... это наши домашние, уютные странности, они никому не жмут и... Ничего вы не найдете, милейший господин Вером, а всем кругом будет наплевать и на вас, и на непривычный говор ваших людей, и на ваши невинные круги возле Сай-Кхона. Старики, правда, дергаются, боятся старики, бороды скребут, только вам, как я понимаю, тоже наплевать на их страхи. Это все, надо полагать, вроде такого соглашения с обеих сторон, опять же с обеих сторон и оплеванного, я хочу сказать...
– Ну почему же? – Арельо Вером сдул пену со своей кружки и, вылив часть пива перед собой, внимательно следил за лопающимися матовыми пузырьками. – Я, знаете ли, предпочитаю людей, которые боятся. Я и сам, знаете ли, часто боюсь. Это бодрит. Кстати, я и не собираюсь ничего искать в Сай-Кхоне. Я собираюсь там терять. Возможно, деньги, вложенные в дело, возможно – жизни, себя и своих... ну, скажем, товарищей, хотя это будет лишь фасадом правды. Возможно...
– Возможно, разум, – закончил папаша Фоланс, ловко кидая в лицо собеседника особо колючей и хвостатой рыбой. Вером двумя пальцами прихватил ее за плавник и с хрустом разорвал на несколько частей.
– Благодарю вас, – сказал Арельо Вером. – Итак...
Папаша Фоланс осклабился.
– Если вы и удачу так же ловите за ее скользкий хвост, то я, пожалуй, взял бы мои слова обратно, но... что сказано, то сказано. Пусть везучий господин Вером соблаговолит подойти вон к тому краю веранды, и в щели забора он сможет увидеть безумца, пару лет назад ходившего в Сай-Кхон. Только, в отличие от вас, он потерял единственное, что имел – рассудок. Старики шепчут – он видел Бездну...
Арельо кивнул и поднялся из-за стола. Он подошел к папаше Фолансу и наклонился, высматривая между досками видимый край улицы. Удав, неподвижный сонный Удав, равнодушно торчал у ворот, полуприкрыв высохшие шелушащиеся веки, а напротив... Напротив сидел идиот в немыслимом пестром рванье и сером, ободранном внизу плаще. Идиот тряс кудлатой головой, взмахивал руками, чертя в горячем воздухе круги, и бормотал себе под нос неслышный бред. Изредка он вскакивал и, припадая на правую ногу, тыкал сжатым кулаком перед собой, топая и каждый раз резко отдергивая кисть назад.
– И так всегда, – папаша Фоланс, отфыркиваясь, встал за спиной Верома. – Походит, походит – и сидит. Потом скачет и орет. Все дома изрезал – кружки какие-то, загогулины... хотели избить, но – несчастный человек, сами понимаете; да и красиво в общем выходит, даже очень. Теперь зовут иногда – мол, давай, укрась подоконник там или дверь... Тем и кормится. Тут недавно каменотес наш, Сорбан, трепался – староста ему ограду заказал, негоже, мол, старостиному дому и без ограды; так он тачку взял и за камнями...
– Кто – идиот? – болтовня папаши Фоланса явно начала исчерпывать все запасы терпения Верома, продолжавшего наблюдать за действиями прыгающего сумасшедшего.
– Да нет же, каменотес!.. Навалил он булыжников, впрягся в тачку, а где у нас камни берут? – ясное дело, в Сае... Да и стемнело к тому времени, луна выбралась; глядит Сорбан – дымка какая-то висит, голубая, как с перепою вроде, а из дымки пардуса два черных выходят, – и ну носиться по развалинам; и страшно, аж дрожь бьет, и глаз не оторвать, до того красиво!
Стал Сорбан ноги уносить – понятное дело, это зверюги-то между собой играют, а ему в такие игры не с руки, даром что браслет наденут, так ведь рвать на куски станут, живого харчить; тачку кинул, шут с ней, с тачкой, и бочком, бочком... Только бежит он, а пардусы рядом уже стелются и чуть ли не подмигивают, а глаза зеленые-зеленые и горят, как плошки. То обгонят, то отстанут, то хвостом промеж ног, извините, суют, – он уж и хрипит, а им все шутки!..
До дому домчал, засов задвинул, топор в руки – сидит белее мела. А наутро выходит – тачка его с камнями у ворот валяется, а на верхнем камешке-то нарисовано чего-то – может, и был такой, в темноте не разглядишь... Отошел Сорбан малость и, смеха ради, показал камень нашему Су. Так тот аж затрясся от злости, обплевался весь, значок тот поскорее зацарапал и поверх свою кривулю вывел. Булыжники раскидал, а исписанный с собой уволок. И скачет, подлец, забавно. Вы не знаете, господин Вером, что это он делает?
Прямой узкий меч завизжал, покидая тесные ножны, и резким косым выпадом Арельо Вером всадил его в столб, вплотную к судорожно заходившему кадыку папаши Фоланса.
– Это выпад, – спокойно объяснил Вером. – Грамотный, профессиональный выпад. Он потерял рассудок, но у тела нет рассудка, оно многое помнит и почти ничего не забывает. Человек, умеющий делать такие движения – ваши орлы совершенно верно решили не трогать его. Вы меня понимаете?
– Да, – сглотнул папаша Фоланс.
– Да, понимаю, – попытался кивнуть папаша Фоланс.
– Конечно, – выпитое пиво медленно отливало от щек папаши Фоланса. – Конечно, понимаю, я скажу народу, непременно скажу, что блаженный Су...
– Вы неверно меня понимаете, любезный, – Вером вернул оружие на место, поправил перевязь и направился к выходу с веранды. – Не стоит никому ничего говорить. Говорить стоит только мне. А также меня стоит кормить. И поить. У вас прекрасное пиво, папаша Фоланс. Поить, поить обязательно. Меня. И моих... ну, скажем, товарищей. Об оплате не беспокойтесь.
Арельо Вером раздвинул створки ворот и вышел на пустынную улицу. Идиот Су несся по дороге, приплясывая и дергаясь, разорванный плащ хлопал у него за плечами. Удав разлепил один глаз и искоса посмотрел на Верома.
– Ну? – сухо осведомился Арельо.
– Южный выпад, – спокойно просипел Удав. – Из-под руки, в горло. Легко идет, мягко... Но – идиот, руку отдергивает и ждет. Чего ждет, спрашивается?..
– Идиот, – согласился Вером, непонятно в чей адрес. – Ты плащ его видел?
– Да, Арельо. Видел. Плащ салара из зарослей. Только... они уже лет пять такие не носят, спалили, после гонений на Отверженных. А этот... Забыл, что ли, когда умом трогался, а теперь – кто тронет блаженненького?! Да и глушь у них, тут что салар, что варк, – один хрен, кизила нажрутся до потери пульса и дрыхнут по домам... Лихо бежит парень, ноги – что оглобли...
– Идиот, – еще раз задумчиво повторил Арельо Вером, глядя вслед бегущему. А тот пылил, несся, и грязный серый плащ никак не мог догнать своего хозяина...
ЛИСТ ВОСЬМОЙ
