что ворота эти везли на семи парах быков из самой Кимены, где их узорчатые створки ковали лучшие мастера; одни говорят, что по личному заказу тогдашнего Мэйланьского правителя, другие – что ворота были просто захвачены в Кимене мэйланьским полководцем Цао Дунем и перевезены сюда, как трофей. Во всяком случае, сейчас они стоят на площади Фонтанов и открываются лишь для того, чтобы через них проехал свадебный кортеж новой семьи правящего дома. И мы с тобой тоже будем проезжать через ворота Семи Небес. Сейчас ты их увидишь.
Мы еще раз свернули за старым храмом и вскоре действительно выехали на площадь. Воистину, это была Площадь Фонтанов: прозрачная вода с тихим шелестом текла по огромным мраморным ступеням, а вокруг каскада били фонтаны – в виде изогнувшихся диковинных рыб, мастерски раскрашенных золотом, лазурью, серебром и нефритовой зеленью: синие, черные, красные и желтые драконы, тигры, грифоны и какие-то уж совсем неведомые мне чудища... Фонтаны шумели, плескались, журчали; вода весело взлетала в воздух то тонкими струйками, то величественными, медленно опадающими столбами, рассыпаясь мелким дождем.
В воздухе висела водяная пыль, и лучи утреннего солнца, пронзая ее, рождали яркую радугу.
Это было не просто красиво – это потрясало! Вдобавок ранняя свежесть напоенного влагой воздуха – и еще не пропавший вкус поцелуя Юнъэр на губах...
– Ворота... – услышал я странно дрогнувший голос Юнъэр.
– Что – ворота? – повернулся я к ней. – Я не вижу никаких ворот... одни фонтаны – правда, очень красивые! Нет, действительно...
– Ворота! – вскрикнула Юнъэр. – Их нет! Ворота исчезли!..
Ворота Семи Небес, оказывается, исчезли. Хотя не совсем. Одна стойка все же осталась. По ее размерам я сумел приблизительно представить, каковы же были исчезнувшие ворота.
Легенда явно преувеличивала насчет семи пар быков – или быки восемьсот лет тому назад были на редкость чахлые – но ворота были-таки не маленькие. От стойки их просто-напросто оторвали – судя по скрученным и лопнувшим в нескольких местах петлям. Не знаю уж, кому это оказалось под силу. А вторую стойку вообще выворотили из брусчатки площади и унесли вместе с воротами.
Сомнительно, чтобы для этого сюда пригоняли семь пар быков – ночью, по спящему городу... Липнут они ко мне, все эти происшествия, что ли?!
Юнъэр чуть не плакала от обиды и негодования, и я стал ее утешать – мол, ворота не иголка, найдутся, поставят их на место, и вообще, Юн, не стоит принимать это так близко к сердцу, ну, побесились какие-то глупые шутники, так найдут их, и плетей дадут, чтобы впредь неповадно было...
Я ее уже почти успокоил, когда прискакал гонец на взмыленной соловой лошадке, к которой тут же стал присматриваться мой Демон.
– О правительница Мэйланя, благородная госпожа Юнъэр, – поспешно заговорил гонец, соскакивая с лошади и припадая на одно колено, – мне велено сообщить Вам, что ворота Семи Небес похищены...
– Что трудно не заметить, – холодно бросила Юнъэр. – Это все?
– Нет, не все, благородная госпожа...
– Говори! Ну!..
– Ворота найдены!
– Ну вот, я же говорил, – пожал плечами я.
– Тогда почему мне не сообщили раньше о похищении ворот? – Юнъэр старалась казаться строгой, но сейчас у нее это плохо получалось – известие, что злосчастные ворота отыскались, немедленно вернуло ей прежнее самообладание.
– Мы... мы не решались сообщить Вам о пропаже ворот, пока они не будут найдены, благородная госпожа! И когда нам доложили, где они сейчас находятся...
– Ну и где же они находятся?
Гонец побледнел и почему-то замялся.
– Они... они стоят, благородная госпожа...
Он собрался и выпалил единым духом:
– Они стоят у входа на городское кладбище!
«Кто-то очень не хочет, чтобы наша свадьба состоялась, – подумал я. – Гораздо больше не хочет, чем, к примеру, я...»
И про себя усмехнулся.
Юнъэр в свою очередь побелела, как мел.
Кажется, она тоже поняла это.
– На кладбище! – властно крикнула Юнъэр, разворачивая свою лошадь. – Немедленно!
Я не тронулся с места. Во мне проснулись сразу два чувства, заговорив о себе с не меньшей властностью, чем та, что была в голосе Юнъэр Мэйланьской.
Первым было упрямство – гибкое и неуступчивое, как клинок Единорога. Пусть гонец и кинулся сломя голову к своей соловой кобыле – я не гонец и не мальчик на побегушках, чтоб не размышляя выполнять чужие приказы.
Я – Чэн-в-Перчатке. Даже если иногда я об этом забываю.
Упрямство было весьма кстати – жаль только, что запоздало слегка... глядишь, и выпутался б из разговора о свадьбе с большим успехом.
Вторым же чувство было любопытство – из тех побуждений, что заставляют с улыбкой заглянуть в
