Тусклым, кошмаром, неестественной нежитью... Сломать его! Утопить его! В священный водоем его, под опеку Желтого бога Мо!..
А вот если пришлое божество пусть не с первой попытки, но все-таки доказывало свою божественность, и, надо полагать, доказывало с успехом – небось, Но-дачи снимал головы так, как опытным Диким Лезвиям и не снилось! – то возлагали его на пунцовую кошму, и ночью напролет «выли над ним по-праздничному», и в круг выносили редко, и вообще старались лишний раз не докучать посланцу небес! Молились на него, должно быть, жертвы приносили, гимны посвящали... в набегах старались из чужих шатров выкрасть живые святыни, пускай ценой жизней шулмусских! Что ценней для Дикого Лезвия – жизнь шулмуса, не ставшего еще даже Придатком, или приход в племя нового божества?!.
Ах, Шулма, Шулма... Кабир, Мэйлань, Харза, Оразм, Хаффа – почти тысячелетие назад!
– Эй, Но, – через гарду бросил я, – ты их речь понимаешь?
– Какая там речь, – брякнул Но-дачи. – Разве это речь...
– Понимаешь или нет?!
– Плохо, – помолчав, ответил он. – Почти что нет.
– Асахиро, – спросил Чэн-Я, – ты их язык знаешь?
– Конечно, – удивился Асахиро. – Я ж тебе говорил, это ориджиты, они всегда неподалеку от нас, хурулов, кочевали... в смысле от того племени, куда я с Фаризой принят был. У ориджитов речь шипит, как змея в траве, а так все то же...
Вот вам и Придаток! Пока божество с другими собратьями по божественному несчастью в шатре валялось... ладно, не время сейчас шутки шутить.
А время понимать, что в каждом Диком Лезвии до поры скрыт зародыш Блистающего, что дети они – буйные, жестокие, неразумные, любопытные, но дети, чего не понял оскорбленный Но-дачи и отлично поняли взрослые Чинкуэда, Змея Шэн, и Джамуха Восьмирукий!..
Поняли, что на детей просто надо прикрикнуть!
– Переводи, – приказал Чэн-Я Асахиро, а Я-Чэн подумал: «Будем надеяться, что Дикие Лезвия поймут и без перевода... есть такие доводы, что всем понятны».
Были у нас такие доводы?
А Желтый бог Мо их знает!
Главное – не забывать, что дети долго и связно Беседовать не умеют, почти сразу сбиваясь на спор и крик.
Да, Наставник?.. ах, до чего ж обидно, больно и обидно, что ты – это уже прошлое!
– Спроси у них, кто послал их в эти земли?!
Асахиро спросил. Чэн восхищенно прицокнул языком и подумал, что чем такое говорить – лучше рой пчел во рту поселить. Пчелы хоть мед дают...
Шулмусы некоторое время переглядывались, пока все взгляды не сошлись на рыжеусом – не зря мы его ловили, нет, не зря! – и тот с некоторым трудом встал, вызывающе повернувшись в нашу сторону.
– Он говорит, – Асахиро без труда успевал переводить неторопливо-высокомерную речь знатного шулмуса, – что он – нойон вольного племени детей Ориджа, отважный и мудрый Джелмэ-багатур, убивший врагов больше, чем... так, это можно опустить... короче, больше, чем мы все, вместе взятые, и что скрывать ему нечего.
– Вот пусть и не скрывает, – кивнул Чэн-Я.
– Он говорит, – продолжал Асахиро, – что дети Шулмы неисчислимы, как звезды в небе, как волоски в хвостах коней его табунов, как... короче, много их и... и очень много.
– Понял, – поспешно согласился Чэн-Я.
– ...и их послал великий гурхан Джамуха Восьмирукий, любимый внук Желтого бога Мо...
– Пересчитавший все волоски в хвостах коней его табунов, – не удержался Чэн-Я.
Добросовестный Асахиро немедленно перевел, часть шулмусов помоложе, не удержавшись, хмыкнула и сразу же замолчала, а рыжеусый Джелмэ закусил губу и рявкнул что-то сперва своим ориджитам, а после...
А после и нам.
– Он спрашивает, знаем ли мы, над кем смеемся?
«Дети, дети... наш – значит, самый сильный, самый грозный, самый-самый... бойтесь, другие дети!»
– Скажи – знаем, – прищурился Чэн, а я покинул ножны и завертелся в руке аль-Мутанабби, превратившись в сверкающее колесо. – И спроси, знают ли они в свой черед, кто перед ними?
Дикие Лезвия притихли, вслушиваясь в мой уверенный свист, а от толпы шулмусов послышалось уже знакомое: «Мо аракчи! Мо-о аракчи ылджаз!»
– Они говорят, что ты – Мо-о аракчи ылджаз.
Чэн-Я ждал продолжения.
– Арака – это такой напиток, – принялся объяснять Асахиро, – вроде Фуррашской чачи, только из кобыльего молока и послабее. Аракчи – это тот, кто араку пьет. Чаще, чем принято. Пьяница, в общем. А Мо-о аракчи – это тот, кто пьет перед боем невидимую араку из ладоней Желтого бога Мо. В любом племени гордятся Мо-о аракчи, но в мирное время вынуждают их кочевать отдельно от остальных. Побаиваются... Ну а ылджаз – это дракон. Большой. И с тремя головами.
– Ну вот, – пробормотал Чэн-Я, – значит, я теперь Мо-о аракчи ылджаз. Грозный, пьяный и с тремя
