Путь меча

Ну и, конечно же, обряд изготовления нового оружия! Кузнец три дня перед этим соблюдает пост и воздержание, возносит молитвы и облачается в чистые одежды; он возжигает благовония, в кузнице обязательно присутствует «родственное» оружие... все это прекрасно известно сейчас, но складывались эти обычаи именно тогда, в первые полтора-два века после взятия Кабира.

Именно тогда...

6

«...именно тогда, когда наши предки окончательно и бесповоротно осознали себя Блистающими, – думал я. – Все верно. Только мы воспринимаем эти обычаи несколько по-иному: считаем, что это мы приучили Придатков... а они считают наоборот. И, наверное, все мы по-своему правы!..»

– А сколько интереснейших песен посвящено мечу! – возбужденно продолжала Матушка Ци. – И до чего же обидно, что многие из них – в особенности творения великого аль-Мутанабби – занесло песком времени. Вот к примеру...

Она прикрыла глаза, надвинув на них морщинистые черепашьи веки, и начала читать – распевно и в то же время жестко:

– Подобен сверканью моей души блеск моего клинка:
Разящий, он в битве незаменим, он – радость для смельчака.
Как струи воды в полыханьи огня, отливы его ярки,
И как талисманов старинных резьба, прожилки его тонки.
А если захочешь ты распознать его настоящий цвет,
Волна переливов обманет глаза, будто смеясь в ответ.
Он – тонок и длинен, изящен и строг; он – гордость моих очей,
Он светится радугой, он блестит, струящийся, как ручей.
В воде закалялись его края и стали алмазно-тверды,
Но стойкой была середина меча – воздерживалась от воды.
Ремень, что его с той поры носил – истерся, пора чинить,
Но древний клинок сумел и в боях молодость сохранить.
Так быстро он рубит, что не запятнать его закаленную гладь,
Как не запятнать и чести того, кто станет его обнажать.
Мой яростный блеск, когда ты блестишь, это – мои дела,
Мой радостный звон, когда ты звенишь, это – моя хвала.
Живой, я живые...

– ...а дальше?! – нетерпеливо спросил Кос.

– Концовка утеряна, – закончила старуха, открывая глаза.

Грустные-грустные.

– Утеряна, говорите? – хитро усмехнулся Чэн-Я. – Плохо искали, наверное!

– Хорошо искали! – отрезала Матушка Ци. – Лучше некуда... Друдл, правда, писал года два назад про какого-то кабирского кузнеца, только при чем тут кузнец?!.

– А в старых сундуках смотрели? – участливо поинтересовался Чэн-Я.

Старуха, похоже, решила, что над ней издеваются.

– Не смотрели, значит, – подытожил Чэн-Я. – Ну что ж... зря. Кос, сбегай в комнату, принеси Кобланово наследство... все не тащи, только панцирь!

Кос выскользнул из трапезной и в скором времени вернулся с панцирем. Ан-Танья остановился перед Матушкой Ци, та с недоумением глянула на Коса, на Чэна, на панцирь... и вдруг сощурилась и перегнулась вперед, вглядываясь в бейт, вычеканенный на зерцале.

– Вы, Высший Чэн, непременно будете правителем, – после долгого молчания бросила она.

– Вы уверены?

– Да. Это воистину царский подарок.

И вполголоса, словно пробуя на вкус каждый звук:

– Живой, я живые тела крушу; стальной, ты крушишь металл,
И, значит, против своей родни каждый из нас восстал!

Мы молчали.

– А... переписать можно? – спросила Матушка Ци с несвойственной для нее робостью.

Чэн-Я кивнул.

Кос отнес панцирь в угол – и через мгновение на столе, как по волшебству, возникли медная чернильница, костяной калам и лист тонкой бумаги.

Ан-Танья, как всегда, был готов к любому повороту судьбы.

Матушка Ци переписала недостающие строки – писала она по памяти, не глядя на панцирь, так что Чэн-Я не очень-то понял, зачем ей понадобилось именно сейчас скрипеть каламом, да еще спрашивать разрешения. Потом она попросила Чэна повторить наш сон – и тоже все старательно записала. Теперь, похоже, она готова была продать нам могилу собственного деда – так иногда говаривали в Кабире в подобных случаях, и этот образ всплыл из глубин сознания Чэна непроизвольно – и Чэн-Я решился.

– Кстати, о мечах, – небрежно начал Чэн-Я. – У вас там в свитке, Матушка Ци, была любопытная пометка на полях. Насчет правителя Ю Шикуаня и его меча Цзюваньдао...

Калам старухи заскрипел как-то не так, и я с сожалением понял, что могиле деда суждено остаться непроданной.

– Приятно, когда молодые господа интересуются прошлым, – зачастила Матушка Ци в своей обычной манере, – и не то что бы совсем прошлым, а почти что и не прошлым вовсе, потому что разве ж это прошлое – правитель Ю и его меч?.. нет, это совсем не прошлое, а выжившая из ума бабка записала для памяти – забудет ведь, и не вспомнит ничего, и никогда, и ни за что...

Слова старухи вроде бы цеплялись одно за другое, но смысла в них не было ни на дирхем.

– А вторая пометка? – хмуро осведомился Кос. – Насчет Ляна Анкора и Скользящего Перста?! И чего-то нехорошего, что должно с ними произойти через девять лет?! Вы случайно пророчествами не занимаетесь?

Зря это он... опрометчиво. Эту старую ведьму в лоб не возьмешь, и если ан-Танья не понял это во время ночной Беседы...

– Через девять лет? – совершенно искренне изумилась Матушка Ци. – Быть этого не может! Видать, напутала что-то, кошелка старая, дырявая...