Ключ из желтого металла

молочника.

– Прекрасный экземпляр, – после беглого осмотра объявил Лев.

Он бережно поставил букварь на почти пустую полку, где стояло всего несколько книг, судя по виду, его ровесников, и лежали какие-то безделушки.

– Рад, что наша сделка осталась в силе, – сказал он. – Жаль было бы его упустить. Но вы уверены, что ключ вас устраивает? Все же предварительно речь шла самое позднее о рубеже пятнадцатого и шестнадцатого веков.

– Пан Иржи говорит, точно семнадцатый, – я пожал плечами. – Но Карл хочет иметь эту копию. А мне, как вы понимаете, абсолютно все равно. Я в данном случае просто курьер, болван бессмысленный вроде вашей Луши. Разве только чай завариваю неплохо – когда в настроении.

– А этот ваш пан Иржи Шнипс сильно меня честил? – с улыбкой спросил Лев.

– О вас мы вообще не говорили. Я не стал ему докладывать, что это ваша вещь. Вы же сказали, пан Иржи вас не любит, зачем понапрасну раздражать старика? И без того суровый дальше некуда.

Соврал и глазом не моргнул, сам толком не понимая зачем. Со мной такое часто случается. И почти всегда задним числом оказывается – правильно сделал, что соврал. Интуиция называется. Прекрасная, надо сказать, замена уму. И совести заодно.

– Ну и правильно, – заключил Лев. – Что ж, с делами мы, получается, разобрались?

Я кивнул и залпом допил кофе.

– Тогда идемте вниз, – предложил он. И поспешно добавил свое любимое заклинание: – Если вы, конечно, не против.

– Имейте в виду, – торопливо говорил Лев, пока мы поднимались в гостиную. – Вам сейчас предстоит встретить множество предельно любезных людей. Их дружелюбие не должно вас обманывать. Просто многие помнят, как мы с вами поладили в воскресенье. А сегодня кто-нибудь наверняка видел в окно, как мы вместе входили в дом. Заинтересованные лица уже подсчитали, сколько времени мы провели в кабинете, и теперь спорят, какого рода дела нас связывают. Разумеется, при таком раскладе найдется немало желающих с вами подружиться, чтобы протоптать путь к моему каменному сердцу и бездонному кошельку. Наслаждайтесь ситуацией, но не обольщайтесь.

– Ситуация-то привычная, – усмехнулся я. – Когда мне было шесть лет, я уже умел обдавать холодом поклонниц моего отца. А то бы затискали насмерть.

– Тогда я за вас спокоен, – улыбнулся Лев. – Прекрасная закалка.

Гостиная, куда мы наконец пришли, занимала почти весь третий этаж, поэтому все прибывшие там худо-бедно разместились; локтями, по крайней мере, не толкались, и на том спасибо. Хозяин дома – я был совершенно уверен, что оформление комнаты придумал сам Лев, – дал волю своей мизантропии, отделал стены слегка затемненными дымчатыми зеркалами, а потолок – мозаикой из зеркальных же осколков. Но хоть твердую землю под ногами оставил нам в утешение. Пол здесь был вымощен плиткой, от черных, красных и белых квадратов рябило в глазах, зато в них ничего не отражалось, а то даже и не знаю, как бы я пережил эту вечеринку.

– Ответьте, пожалуйста, еще на один мой невысказанный вопрос, – предложил я Льву.

Он на мгновение нахмурился, но тут же снова заулыбался.

– Разумеется, комнаты в доме отделывал не я, а наемные работники. Но все идеи мои, вы совершенно правы.

– Если бы я был владыкой пятизвездочного ада для умеренно провинившихся, умолял бы вас стать нашим дизайнером интерьеров, – сказал я.

– Спасибо, таких заманчивых предложений мне еще не делали. – Лев был почти серьезен.

– Мне теперь даже как-то неловко, что я не владыка ада, – вздохнул я.

– Оно к лучшему. Хлопотная должность, неблагодарный труд.

– Да и сама по себе концепция ада не выдерживает никакой критики, – заметил я. – Никак не мог понять, откуда у провозгласивших, что Бог есть любовь, христиан взялась эта дикая идея, пока не узнал, что это обычная политическая интрига. Вечные муки придумал император Юстиниан, чтобы подданным жизнь медом не казалась. Тот же самый красавец, который по просьбе своей жены отменил реинкарнацию. Одна из самых смешных теологических историй, на мой вкус. Император отменил реинкарнацию, все трепещут. Даже удивительно, что современные политики не идут по его стопам. Премьер-министр издал приказ об отставке святого Петра и назначил временно исполняющего обязанности райского привратника. Президент наградил Святого Духа орденом Дружбы народов. Царствие Небесное присоединилось к Шенгенскому союзу… Впрочем, Юстиниана все равно никто не переплюнет. Так и вижу: души мечутся по бардо, просятся на волю, но у Врат Чрева стоит на страже императорская гвардия: куда, мерзавцы? Низзя! Император не велел. А ну назад!

– Отлично, – кивнул Лев. – Вот почему некоторые младенцы рождаются сразу с пулей в затылке. Прорвали оборону, но не ушли от погони… Однако следует признать, что идея ада пришлась по душе рядовым пользователям христианского вероучения. Ни за что не соглашаются с нею расстаться.

– Да уж. Была у меня одна религиозная подружка. Умница, красавица, добрейшей души человек. Однако любила по всякому поводу с энтузиазмом объявлять: «А за это ты, по идее, должен попасть в ад!» Звучало как шутка, а меня все равно передергивало. Как-то уж больно радостно это у нее выходило.

– О да, – оживился Лев. – У меня тоже есть религиозные приятели. Чудесные люди, все как один. Но, имея с ними дело, я никак не могу отвязаться от мысли: если они последовательны в своих убеждениях, значит, уверены, что после смерти я попаду в ад. Хотя бы потому, что некрещен, а такой фортель, по их представлениям, и невинным младенцам с рук не сходит… То есть все время, пока эти милые люди сидят за моим столом, едят мой хлеб, разливают по бокалам любовно выбранное с учетом их предпочтений вино, они глядят на меня и думают: «Скоро он попадет в ад». И ничего, едят дальше, подставляют бокалы, улыбаются мне, неудачнику, обреченному на вечную муку. Но, конечно, ничего такого не говорят и никогда не скажут, они действительно очень милые, приятные во всех отношениях люди. Сам-то я не слишком человеколюбив, но если бы был способен искренне уверовать в столь идиотскую концепцию, как вечная мука, с ума сошел бы, вообразив в подобной ситуации хоть одно живое существо, сколь угодно тупое, гнусное и омерзительное, не имеет значения. Никто не заслуживает вечных мук, потому что ни сам человек, ни его деяния не сопоставимы с вечностью. А уж с вечной мукой – тем более. К счастью, я прекрасно понимаю, что в координатах вечности мука вообще невозможна, способность длиться во времени – одно из важнейших условий мучения. Но, боюсь, мои религиозные друзья об этом не задумываются, в противном случае им не удалось бы оставаться последовательными в своих убеждениях.

– «Последовательны в своих убеждениях» – это крайне смелое предположение, когда речь заходит о людях, – заметил я. – К тому же не следует забывать, что большинству, как правило, просто нет дела до других. Какая, к черту, разница, куда вы попадете после смерти и даже послезавтра? Лишь бы вот прямо сейчас не забывали вовремя подливать.

– Это верно, – кивнул Лев. – В награду за мудрость открою вам тайну. Вон то синеватое зеркало в дальнем конце стены – видите? – на самом деле дверь на террасу. Сейчас прохладно, поэтому там, думаю, довольно безлюдно. Если устанете от людей и моего дизайна, можете там укрыться. А я вынужден вас покинуть. На полчаса, не больше. Если вы меня дождетесь, буду очень рад. А если сбежите… Скажем так, я тоже буду рад. Но не очень.

Он ушел, и я остался один в окружении великого множества незнакомцев, вооруженных бокалами и бутербродами. Я и сам был не прочь обзавестись чем-то в таком роде, но у стола с закусками образовалась натуральная давка, а я не люблю сражаться за пропитание. Поэтому я, не раздумывая, отправился на террасу с твердым намерением как следует пострадать там от голода и холода. Ну и покурить заодно.

На террасе оказалось не так уж холодно и совершенно пусто; вид на огни Пражского Града и крыши соседних домов был выше всяких похвал. Отличное место, чтобы перевести дух, подумал я. Однако не тут- то было. Терраса немедленно начала заполняться разным пестрым народом с сигаретами и без. Возможно, Лев был прав и все эти люди желали немедленно со мной подружиться, но более вероятно, что они уже давно мечтали выйти на воздух, а я невольно указал им путь.

Какая-то добрая душа неопределенного пола, облаченная в подобие монашеской рясы, только из джинсовой ткани, любезно поднесла мне бокал превосходного рейнского вина. Общего языка мы так и не