– До одиннадцати можно. – Она подумала и решительно добавила: – Но если очень захочешь со мной поговорить, можно и позже. Даже в два часа ночи можно, если очень захочешь.
– Это круто, – улыбнулся я.
– Да, – серьезно подтвердила Хайди. – Я уверена, что круто. Я еще никому никогда не разрешала так поздно мне звонить. Но ты похож на человека, который может захотеть позвонить именно ночью. Мне почему-то так кажется.
– Ты совершенно права, – согласился я. И поспешно добавил: – Но не беспокойся, я не художник. Даже не галерист. И в музее ни дня не работал.
– Надеюсь, что так, – кротко вздохнула Хайди.
Дурак буду, если не позвоню, подумал я, пряча картонку во внутренний карман, предназначенный для особо ценных документов, с которыми одинокому путнику лучше никогда не разлучаться. Если верить Кьялару-Рыцарю, это мой реальный шанс выучить немецкий язык. Хорошо выучить. Как следует.
Мой серый попутчик не отличался разговорчивостью. И от меня ничего в таком роде не требовал. Усадил меня в «фольксваген-туарег» – разумеется, серый, – вежливо спросил, не возражаю ли я против классической музыки, поставил «Волшебную флейту» и понесся, да так лихо, как мне и не снилось. Как мы не оторвались от земли – загадка. По-хорошему, за такое удовольствие следовало бы изрядно приплатить, но я не стал настаивать. Слушал Моцарта, наслаждался быстрой ездой и мысленно благодарил своих непутевых попутчиков. Не бросили бы они меня одного в темном лесу, ничего бы и не было – ни этой прекрасной поездки, ни рыженькой Хайди, которой я позвоню сегодня же, как только доберусь до места, и завтра позвоню, если она не будет возражать, а послезавтра постараюсь до нее доехать – пока не передумала.
Я сам не заметил, как задремал. Потом ругал себя за это последними словами – столько удовольствия упустил! Хотя спалось под Моцарта преотлично, кто бы спорил.
– Подъезжаем, – неожиданно объявил мой благодетель и начал понемногу сбрасывать скорость.
– К Вупперталю? Уже? – изумился я.
– К Хагену. Вам же нужно в Хаген, я правильно понял?
– Ну да. Так вы, получается, из-за меня сделали крюк?
– Не из-за вас, – безмятежно ответствовал он. – Увлекся. Пропустил поворот. В любом случае пришлось бы возвращаться. Так почему бы не через Хаген. Здесь близко, – и, словно бы пробуя эту фразу на вкус, повторил: – Здесь все очень, очень близко.
– Все равно спасибо, – сказал я. – Как же мне повезло!
– Такой у вас день, – флегматично согласился он.
Да уж, подумал я, грех жаловаться. Удивительный день. И ведь не кончился еще. Ну-ну, поглядим, что дальше.
Хаген оказался маленьким и, честно говоря, не слишком привлекательным городком. Хороши были только окружавшие его лесистые холмы. Все остальное выглядело довольно уныло: чисто, аккуратно, но не более того. Глаз остановить не на чем.
– Я слышал, вы говорили своей подруге, что вы не художник, – сказал мой спутник. – Но приехали в музей, я правильно понимаю?
– В какой музей? – удивился я.
– Ну как же, – теперь пришла его очередь удивляться. – Здесь отличный музей современного искусства.[31] Один из лучших в Германии. И с богатой историей. Строго говоря, это первый в мире музей современного искусства. Был открыт в тысяча девятьсот втором году. Когда никому еще в голову не приходило, что «современное искусство» – это что-то особенное, заслуживающее отдельного музея.
Я уважительно присвистнул.
– Тут бывают отличные выставки. Люди специально приезжают на вернисажи с разных концов Германии. Я думал, вы тоже.
– Нет, я об этом музее даже не знал. Но теперь обязательно зайду.
– Думаю, не пожалеете. Хохштрассе, семьдесят один. Кстати, Хохштрассе, Миттельштрассе и все, что между ними, – самая приятная часть города. Не считая холмов, конечно. А через дорогу от музея неплохой отель, в названии есть слово «Арт» и еще что-то там – разберетесь. Сам я там не жил, но мои знакомые останавливались и были довольны. Давайте так: я вас тут высажу, чтобы по городу не кружить. Вы перейдете через мост и пойдете вот по этой улице, всего три квартала. Выйдете на Хохштрассе, как раз рядом с гостиницей. Приятного вечера.
Все это произошло так стремительно, что я сам не заметил, как оказался на тротуаре, а Серый помахал мне рукой, свернул в ближайший переулок и скрылся. Я даже поблагодарить его толком не успел. Однако советом собирался воспользоваться – ночевать где-то надо, так почему бы не попробовать устроиться в самой приятной части города, который мне пока совершенно не нравился, а значит, нам обоим следовало постараться исправить наши отношения – и городу, и мне.
И мы постарались. Во всяком случае, мой взгляд на Хаген начал меняться еще по дороге. Некоторые его фрагменты оказались вполне ничего. С моста, переброшенного через ручеек, возомнивший себя настоящей рекой, открывался прекрасный вид на окрестности, на берегу возились неуклюжие утки, в конце улицы, по которой мне предстояло идти, возвышался заросший цветущими садами холм, а в нескольких десятках метров от меня призывно сверкали витрины большого универмага, где можно было наскоро обзавестись сменным бельем, зубной щеткой и, черт побери, теплым свитером, сколько можно мерзнуть.
Там же я приобрел рюкзак, сложил покупки и, таким образом, обрел имидж солидного, заслуживающего доверия Постояльца-с-багажом, которого охотно пустят в любую гостиницу, были бы свободные номера.
Мне повезло, номер в отеле «Art-Ambiente» на углу Хохштрассе и Хуго Прюсс нашелся незамедлительно. Я рухнул на кровать, откупорил бутылку воды, залпом выпил добрую половину и только тогда сообразил, что надо бы позвонить Хайди, сказать, что труды ее увенчались успехом. И Карлу. И Ренате. И Мите – если телефон к тому времени не сдохнет. Зарядное устройство я пока не купил, вот чем надо будет заняться в первую очередь. Самая необходимая вещь.
Митя как почувствовал, что я отложил разговор с ним напоследок, и тут же позвонил сам.
– Ты в порядке? – первым делом спросил он.
– В порядке. И уже на месте. Отличный дядька меня подвез, очень шустрый, раз – и приехали. А как поживают наши общие друзья? Нашлись?
– Нашлись, нашлись. Только что, – затараторил Митя. – Лени наконец взяла трубку. Говорит, не может пока ничего объяснить. И не уверена, что вообще когда-нибудь сможет. Передала тебе извинения. Просит, чтобы ты не очень сердился. Дескать, они поступили не так ужасно, как может показаться. Бросили тебя, чтобы не впутывать в свои неприятности. Не позвонили по той же причине. Но теперь все в порядке. Рюкзак твой в галерее, можешь зайти за ним в любой момент. Вернее, сегодня уже поздно, а завтра с десяти утра – пожалуйста. Адрес я тебе послал, ты же получил? Ну вот. Они оба готовы извиниться и компенсировать нанесенный ущерб любым приемлемым для тебя способом. Но объяснить свое поведение вряд ли смогут. Учти, я просто передаю ее слова. Сам ничего не понимаю.
– Ну-ну, – вздохнул я. – Ладно, живы-здоровы, и слава богу. Это оказался тот самый редкий случай, когда все действительно к лучшему.
– Ну и хорошо, – обрадовался Митя. – Ты в Прагу-то вернешься в ближайшее время?
– Не знаю пока. Как пойдет.
– Если вдруг надумаешь, позвони обязательно. С меня, как минимум, один обед – тоже в качестве компенсации.
Все-таки ужасно несправедливо устроена жизнь. Как только человек обретает возможность самостоятельно обеспечивать себе обильное пропитание, число людей, готовых накормить его за свой счет, стремительно возрастает. Иногда я жалею, что не могу переправить все эти халявные обеды назад, в прошлое, подкормить голодного студента, который твердо решил обходиться без родительской помощи. И время для этого выбрал самое что ни на есть подходящее – начало девяностых, когда не только бедные студенты, но и профессора от голода шалели. И желающих угостить меня не то что обедом – черствым бубликом – было чертовски мало. Впрочем, я быстро научился зарабатывать, голод – прекрасная бизнес-
