школа, если, конечно, не перегибать палку.
Попрощавшись с Митей, я посмотрел на телефон и понял, что пора начинать экономить энергию. Поэтому ограничился короткими эсэмэсками Карлу и Ренате. Дескать, все в порядке, я в Хагене, батарея садится, интернета нет, поэтому подробности завтра. Долго думал, что бы такое выдающееся написать Хайди, ничего путного не сочинил, махнул рукой – ладно, потом. Были бы мы, а слова найдутся когда-нибудь. Завтра, например.
Посмотрев на часы, я с некоторым удивлением обнаружил, что еще совсем не поздно. По идее, можно попробовать нанести визит обладательнице ключа, не дожидаясь завтрашнего утра. В половине восьмого вечера даже младенцы еще не спят. Вряд ли, конечно, меня вот так сразу пригласят на чашку чая, но все, что мне нужно, можно узнать и через домофон. Лишь бы застать старушку дома. И желательно в хорошем настроении. Короче, вперед.
Бумажка с адресом, к счастью, была при мне.
У портье я разжился картой Хагена и вышел на улицу. Карта, впрочем, так и не понадобилась: я уже стоял на Хохштрассе. А семьдесят первый номер – вот же он, через дорогу. Только на жилой дом не слишком похож.
Ужасное подозрение закралось в мое сердце. И с каждым шагом оно превращалось в уверенность. Я еще улицу не перешел, а уже понял – семьдесят первый номер и есть этот чертов музей, чтоб ему пусто было. И моя пани, надо понимать, работает тут экспонатом – в свободное от продажи старинных ключей время. Бедный, бедный Карл. Такой облом.
Погоди, сказал я себе, не хипеши. Экспонатом или нет, но эта дама вполне может работать в музее. Может, ей почту на работе получать удобнее, чтобы домашние не знали. Почему нет? И выяснить это можно прямо сейчас. У них вроде не заперто.
И правда, стеклянная дверь, вопреки надписи, оповещающей, что музей работает с десяти до восемнадцати, была открыта нараспашку. В вестибюле, заставленном стеллажами с художественными каталогами и сувенирными футболками, горел свет. Откуда-то издалека доносилась электронная музыка. За стойкой сидел голубоглазый блондин средних лет, плечистый и такой сердитый, что я невольно оглянулся, проверяя, остался ли путь к отступлению.
Однако, увидев меня, хмурый страж музея лучезарно улыбнулся и дивным образом преобразился. Теперь было ясно, что он – добрый старший брат всего человечества, ежели кому нос утереть или на разбитую коленку подуть, пожалуйте сюда.
– Наконец-то, – сказал он на прекрасном английском. – Я вас заждался. Электричка опоздала? Или заблудились?
Я опешил. Заждался он меня, видите ли. Ничего себе дела.
Блондин снова нахмурился.
– Вы же из «Flash Art»?[32] – нетерпеливо спросил он. – Обозреватель? Я вас жду с семи.
Я помотал головой:
– Нет-нет. Я не журналист. Просто человек. Турист. Шел мимо… – и, подавленный его разочарованием, неожиданно для себя виновато добавил: – Извините. Так получилось.
Но собеседник мой уже снова приветливо улыбался.
– Впервые в Хагене? Приехали специально в музей? Откуда?
– Из Праги, – брякнул я, наповал сраженный его улыбкой. Но тут же поправился: – То есть из Вильнюса. – Подумал и зачем-то уточнил: – Но, строго говоря, из Москвы.
Такая противоречивая информация совершенно его не смутила.
– Из Москвы? Прекрасно. Я был там однажды, в девяносто четвертом году. Привез оттуда прекрасных художников. Но больше никогда не поеду. Москва – единственный город, где я всего боялся. Очень необычное ощущение. Но мне не понравилось. Не понимаю, как вы там живете. Меж тем сегодня вам очень повезло. У нас проходит музейная дискотека, уже пятая по счету. Первые четыре прошли с грандиозным успехом. Никто не ожидал! Мои сотрудники были в шоке, когда я начал готовить этот проект. Но я заранее знал, все получится отлично. И получилось!
– О, – осторожно сказал я. – Музейная дискотека? Это круто.
– Еще бы! – авторитетно подтвердил блондин. – Мощный удар по стереотипам. Молодые люди, услышав слово «музей», начинают зевать? Отлично. Через несколько лет слово «музей» будет возбуждать их, как слово «клуб». Даже еще сильнее. Я гарантирую.
– Это прекрасно, – согласился я. – Жаль, что я не обозреватель из «Flash Art». С удовольствием написал бы о ваших вечеринках.
– Будете покупать билет или пойдете бесплатно? – строго спросил блондин. – Вообще-то на дискотеку свободный вход. Но если гость хочет помочь музею, он может купить билет. Это – добровольное решение.
– Конечно, куплю билет, – поспешно согласился я, прикидывая, как бы перевести разговор на интересующую меня тему. – Помочь музею – хорошее дело. Давайте. Сколько?
– Пять евро.
– Пожалуй, куплю два билета, очень уж у вас хороший музей, – льстиво сказал я, протягивая десятку. – А вы здесь давно работаете?
Он задумался, даже пальцы начал загибать. Наконец удивленно сказал:
– В мае будет двадцать лет с тех пор, как я стал здесь директором. Надо же, как летит время.
И сердито посмотрел на меня, как будто стремительный ход времени был следствием моего персонального просчета при сотворении мира. Но я хранил стойкость.
– Тогда вы должны знать. Три года назад у вас тут жила… нет, скорее работала немолодая польская дама. – Я исподтишка взглянул на бумажку с адресом, как будто она была шпаргалкой, а суровый директор музея – экзаменатором. – Фрау Гражина Прудовецка. Я ее ищу.
– Ищите, – эхом повторил мой новый знакомый. – Это хорошо. Это очень хорошо, когда люди ищут друг друга. Но у меня в музее фрау Прудовецка не работала. И тем более не жила. Мы не сдаем квартиры внаем. Хотя была у меня когда-то такая идея, проект «Жизнь в музее»: экскурсия, ночлег, завтрак на кухне с сотрудниками, которые за утренним кофе отвечают на скопившиеся за ночь вопросы. Очень удобно и познавательно для любителей искусства, и бюджет можно было бы пополнить… Но пока не получилось.
– Может быть, она художница? – предположил я. – Приезжала на выставку?
– Исключено, – отрезал блондин. – Я помню имена всех художников, с которыми работал. Гражина Прудовецка? Нет. Исключено, – повторил он, насупившись, словно это была не моя, а его личная неудача. И тут же снова заулыбался: – Стоп. Погодите. У меня есть идея. Три года назад, говорите?
Я кивнул.
– Три года назад у нас еще был сторож. Он жил в служебной квартире при музее, пока не вышел на пенсию. И у него действительно несколько раз подолгу гостила некая дама, судя по акценту, иностранка. Очень милая. Каждый день спрашивала разрешения пойти посмотреть фон Явленского – у нас в коллекции есть несколько его картин. Хотя могла не спрашивать, а просто войти с черной лестницы. Как ее звали, я не помню. Но мы можем позвонить Франку. Прямо сейчас. Я сам с ним поговорю, с английским могут быть проблемы. Вам придется сказать мне, кто вы и зачем ее ищете. А то я не смогу объяснить.
– А вам не трудно? – вежливо спросил я.
– Мне трудно ждать засранца из «Flash Art», который опаздывает уже почти на целый час. Все остальное по сравнению с этим – удовольствие. Я очень рад, что вы так вовремя зашли. Так что я должен сказать Франку?
– Фрау Гражина меня не знает. Скажите, что я друг ее знакомого, пана Иржи Шнипса из Пражского технического музея. Ищу ее по его поручению. Думаю, этого достаточно.
– Из Пражского технического музея? Как интересно, – улыбнулся блондин. – Я коллекционирую детективы, действие которых происходит в музеях. К сожалению, таких довольно мало. Но все же есть. Очень важные книги – они незаметно внушают читателю, что музей может оказаться чрезвычайно
