прислушиваясь. Потом повернулся и пошёл к лифту.
Мой лучший друг нервно прохаживался туда-сюда перед подъездом и курил одну сигарету за другой.
Он сразу бросился ко мне.
— Ну как? Дали? Да? Дали? Или не дали? Нет? Не дали? Дали или не дали? Ну что ты молчишь? Говори!
— Чёрт его знает, друг… — сказал я.
И мы взвалили на плечи наши тяжёлые мешки и ушли в хмурую осеннюю ночь.
ОДИНОКАЯ ЖИЗНЬ В ТАЙГЕ
— Ну вот, теперь огурчиков, капустки квашеной… Ага! Полнёхонька!
Лесник схватил бутылку, плеснул немного на стол и поднёс спичку. По столу забегал синий огонёк. Лесник улыбнулся.
— Так, остудить теперь…
Он закупорил бутылку и, открыв дверь, воткнул её в ближайший сугроб.
Снег кончился. Над головой простиралось бескрайнее звёздное небо.
Лесник закрыл дверь и подбросил дров в печку.
— Ну вот, капустки теперь… Закончилась что ли? Закончилась. Ну и бог с ней, и без капусты хорошо… — бормотал лесник, присаживаясь перед печкой, — и с капустой хорошо, и без капусты хорошо. И так хорошо, и эдак хорошо. И здесь хорошо, и там…
Лесник потряс головой. Он чуть было не задремал.
— Картошечка, — он поставил на стол таганок, — лучок, огурчики…
Стаканчик… Ага! Ну всё, можно…
Лесник приоткрыл дверь, нашаривая рукой бутылку. Потом открыл дверь шире и стал шарить по сугробу двумя руками. От холода, идущего в комнату, проснулась кошка и недовольно мяукнула. Лесник вышел и прикрыл за собой дверь. Через минуту он снова вошёл, потирая озябшие руки. Какое-то время он стоял, задумчиво глядя на кошку. Потом снова вышел, и его не было дольше.
— Так не бывает… — сказал он, входя и садясь перед печкой. — На тыщи вёрст вокруг — ни души, — объяснил он кошке.
Кошка равнодушно закрыла глаза.
— Так не бывает! — повторил лесник.
Кошка спала.
— Медведь?.. Нет. Медведь спит… — бормотал лесник, начиная дремать. — Спит медведь… тыщи вёрст… и кошка спит… и медведь спит… и заяц…
ЛЕНИВАЯ ЖИЗНЬ В ТРОПИКАХ
Уже лёжа в гамаке, Фернандо съел ещё одно манго и, облизав пальцы, закурил сигарету. Ветви смыкались над ним густым шатром, лёгкий ветерок обдувал его тело, и ему не было жарко.
«Мне не жарко», — подумал Фернандо. Его клонило в сон, но после съеденных фруктов курить было приятно. Мысли в голове приятно путались, ему было хорошо.
«Приятно», — подумал Фернандо.
Он закрыл глаза и почувствовал, что вот-вот заснет. Ему уже не хотелось курить, но жалко было начатой сигареты.
«Последнюю затяжку», — подумал Фернандо, с трудом приоткрывая глаза. Сигарета выскользнула из пальцев. Фернандо засмеялся. Ему не хотелось смеяться, но он ничего не мог с собой поделать. Он смеялся всё тише, и наконец, успокоившись, опустил на лицо сомбреро и сложил руки на животе.
— Фернандо!
«Это я!» — подумал Фернандо во сне.
— Вы арестованы!
ПОЕЗД
Однажды вечером заяц сказал:
— Зайчиха!
— Что, дорогой?
— Слушай!
Зайчиха ничего сначала не услышала, но потом стала различать шум, который всё усиливался.
— Что это, дорогой?
— Поезд.
— Нет!
— Вот увидишь!
Они вылезли из норы и стали ждать. Через минуту мимо них с грохотом промчался поезд.
— Спасибо тебе, дорогой! — сказала зайчиха, смахивая слезинку, и поцеловала зайца. И они радостно пошли спать.
ПОРТРЕТ ДЕДУШКИ СТИВА
Однажды мой однокурсник Стив пригласил меня провести выходные в его фамильном замке.
Фамильный замок Стива был довольно большой. Весь день он водил меня из комнаты в комнату. Заходили мы также в библиотеку и в погреб. Но особенно меня поразила одна картина. На ней был изображён пожилой мужчина в мундире старого покроя, забрызганном кровью, со свирепым выражением лица и топором в руках.
Вечером, когда мы сидели в креслах перед камином и пили портвейн, я спросил Стива об этой картине.
— Это портрет моего дедушки. Он умер, когда меня ещё не было на свете, — сказал Стив. — Его повесили. — добавил он.
Оказалось, что дедушка Стива в молодости был мельником и там, на мельнице, продал душу дьяволу. Тогда он заперся в замке и выходил из него только по ночам, отлавливал одиноких путников, приводил их в замок, рубил топором и ел.
— Говорят, он по ночам сходит с портрета и бродит по замку с топором, но я не верю в это. Хотя и слышу иногда подозрительные шаги в коридоре, — закончил Стив.
— Только люди со слабым умом могут верить в такую чушь, — сказал я.
— Конечно, — согласился Стив. — Такие люди боятся зеркал, фотографий, картин…
— Чёрных кошек тоже, — добавил я.
— Вот именно, и солнечных затмений…
— Это тёмные люди, полные предрассудков.
— Таких людей надо убивать! — закончил Стив.
Постелено мне было в той самой комнате, где висел портрет дедушки Стива. Я лёг, но долго не мог заснуть. То мне казалось, что дедушка хмурится, то наоборот, что смеётся. А в руке его то топор, то голова,
