дракона и понял, что кость не сломалась, а просто треснула. Однако летать Гюллир не мог, потому что сильные движения причиняли боль. По мнению отца Целестина, трещина должна срастись через месяц- два.
– Спасибо, – скромно сказал Гюллир, посмотрев в лицо монаха глазами, превосходившими размером кулак Торира. – Я уже могу им чуть-чуть двигать.
– Ну и чудесно, – заботливо улыбнулся отец Целестин. – Тогда до завтра. Мы пойдём к себе. Не уходи никуда, а то заблудишься...
– Не уйду, – буркнул дракон и с опаской покосился на горы. – Город близко...
Он всё ещё боялся, что драконы из Города возле Имирбьёрга ищут его как убийцу, и чем ближе к обиталищу Нидхёгга подходил отряд, тем больше Гюллир опасался мести. Правда, Локи его успокаивал, говоря, что никому не даст в обиду.
Мимо стоявших возле створок ворот отца Целестина и Видгара прогрохотали полторы дюжины огромных возов, проехали всадники и несколько боевых валльских колесниц. Обоз спустился с холма, выйдя на дорогу, ведущую к северу, и скрылся из глаз в тени дубового леса. Монах последний раз взглянул на улёгшегося и обвившегося хвостом дракона, да хотел уж идти вслед за Видгаром за частокол, как вдруг его внимание привлекла мелькнувшая в перелеске светлая тень, потом послышался топот копыт, и на дороге, ведущей к Лугдунуму, появился всадник. Рослый серый конь резво рысил к посёлку, а в седле сидел высокий человек в белой одежде друи. Всадник быстро миновал склон холма, остановил коня перед воротами, что-то резко выкрикнув, а затем, когда стража почтительно расступилась, въехал в крепость. Отец Целестин успел хорошо рассмотреть человека – этот друи, в отличие от Огмигеноса, был молод, тёмен волосом и статен. К поясу у него был прицеплен небольшой золотой серп, а шею украшала витая гривна, которая по тщательности отделки и тонкости работы превосходила даже украшение Аудагоса.
Видгар посмотрел вслед всаднику и обернулся к отцу Целестину.
– Видать, нездешний... – предположил он. – Это друи из Леса Идалир, не иначе. Дальний путь проделал.
Последнее замечание было совершенно правильным. И монах углядел, что лошадь была уставшей, а белые одежды всадника изрядно пропылились.
Возвращаясь в дом Аудагоса, отец Целестин мельком увидел, что молодой друи остановился возле одного из домов и, спешившись, разговаривает с несколькими мужчинами, а когда к ним подошёл старый Огмигенос, раскланялся с ним и увлёк в сторону для разговора. Больше отец Целестин о молодом жреце не вспоминал – какое ему дело до каких-то колдунов-язычников?
Вернувшись в дом рикса, монах улёгся спать, и до утра ничто не обеспокоило его сон, хотя после заката в помещении, где Аудагос устроил гостей, появлялись рабы, убиравшие со стола, а потом и сам вождь зеномов заглянул. Несколько мгновений он постоял в дверях, глядя на спящих чужестранцев, а затем, повернувшись, что-то сказал человеку, стоявшему у него за спиной. Этим человеком был тот самый друи, что приехал в Лугдунум вечером.
Мрачный, облачный день только добавлял отцу Целестину дурного настроения. Его лошадка шла позади остальных вадхеймских скакунов, ибо монах не желал ни с кем вступать в разговор и дулся на весь мир, а особенно на Лофта и валльских жрецов.
...Все поднялись от сна, едва забрезжил рассвет, и, плотно перекусив, начали собираться в дорогу. Отец Целестин первым делом обратил внимание на то, что украшавшие жилище Аудагоса черепа исчезли, – Локи объяснил потом, что ни один валл не оставит бесценные трофеи в пустом доме. Так и военный вождь забирал с собой свидетельства своей доблести.
Едва выйдя на утренний холодок, монах углядел, что зеномы собираются в большой круг на обширном свободном пространстве в центре посёлка, и, пока делать было нечего, направился туда, посмотреть в чём дело. Если бы Локи и Видгар с Ториром не пошли вместе с ним, то всё могло бы плохо кончиться, ибо отец Целестин стал свидетелем премерзкого обряда человеческого жертвоприношения.
К старому друи подвели человека, видимо раба, закованного в ошейник с короткой цепью, и жрец, хрипло напевая какие-то заклятия, поднёс испуганному и дрожащему рабу чашу, наполненную горячим зельем, и заставил выпить. Отец Целестин с лёгким ужасом и недоверием наблюдал, как после этого глаза человека помутнели, утратив даже проблеск мысли, а тело, прежде напряжённое, расслабилось. Помощники Огмигеноса, подхватив раба под руки, быстро запихнули его в приготовленную корзину, сплетённую из прутьев, а затем обложили её соломой и отошли. Друи, продолжая дребезжащим голосом распевать гимны своим богам, взял с деревянного алтаря, установленного посреди площади, связку сухой омелы, воспламенил её от сделанной в виде кабаньей головы кадильницы и бросил пылающие ветки в сложенный жертвенный костёр.
Лофт и Торир едва успели повиснуть на плечах взбеленившегося монаха, и ладонь Локи зажала ему рот, прервав возмущённый вопль. Им пришлось приложить немало усилий, чтобы увести отца Целестина обратно, к дому Аудагоса, выслушав по пути множество заковыристых речений в адрес варваров-валлов и их гнусных обрядов.
– Ещё одно слово, и я наложу на тебя, дурень, заклятие сна! – пригрозил Локи, подтаскивая монаха к лошадям, привязанным у крыльца. – Сам хочешь в такой корзине оказаться? Не тобой этот обычай установлен и не тебе его менять! Зеномы считают, что если не отдать богам дань, то не будет удачи в пути!..
– Ты совершенно прав, – раздался спокойный и серьёзный голос. Никто и не заметил, что молодой друи подошёл сзади и теперь стоял всего в двух шагах. Тёмные глаза смотрели внимательно и изучающе, а на красивом вытянутом лице светилась вежливая улыбка. – Ты, как я вижу, хорошо знаешь обычаи валлов. Моё имя – Альбиорикс, что на вашем наречии значит Царь мира. Привет вам!
Монах яростно посмотрел на жреца и, тихо выругавшись, отвернулся. Много чести – приветствовать одного из этих душегубцев!
– Не пойму, почему тебя, почтенный, так возмутила жертва богу Таранису, – продолжал друи, не смутившись. – Надо полагать, в твоей стране приняты другие обряды? Расскажи мне о них...
Отец Целестин демонстративно отошёл в сторону, предоставив Локи, который тоже взирал на Альбиорикса с подозрением, беседовать с друи самому.
Так получилось, что, когда первый из нескольких отрядов валлов вышел за врата Лугдунума, вадхеймцы оказались в голове длинной колонны вместе с риксом, двумя друи и самыми знатными воинами дружины. Альбиорикс не отставал от конунга и остальных, но старался не столько расспрашивать новых знакомых, сколько рассказывать сам. Как и все жрецы-друи, он прекрасно владел наречием, на котором говорили ведьмы – то есть норманнским, – и, разумеется, знал, что Локи не является обычным человеком.
По словам Альбиорикса, его послал в Лугдунум Великий Друи – патриарх всех валльских жрецов, чтобы проследить, как племя зеномов будет добираться до Леса Идалир. Он долго рассказывал о самих кущах под сенью Иггдрасиля, о богах, живущих там, отвечал на несмелые вопросы Видгара, но разговорить Лофта так и не сумел. Монах так и вообще ехал отдельно, оскорблённый в лучших своих чувствах, и больше старался любоваться природой и огромным зелёным столпом Мирового Древа, венчавшим собой равнину.
– ...О, я много где побывал, – донеслись до отца Целестина слова Альбиорикса. – Многие друи путешествуют по миру в поисках знаний, и мне приходилось забираться в очень отдалённые уголки. Я ходил и в Страну Озёр, и в лес альвов, которые охраняют вход в соседний Мир, который на вашем языке называется Мидденгард. Я даже осмелился войти в Имирбьёрг и осмотреть пещеры, брошенные карликами...
– Что-о? – Локи метнул на Альбиорикса острый взгляд. – Ты заходил в подземелья горы Чёрного Дракона?
– Да, – подтвердил друи. – Я бывал там пару лет назад, искал старые клады двергов...
Он посмотрел на Лофта своими большими карими глазами и, помолчав, спросил:
– Тебя интересует Имирбьёрг, уважаемый?
– Да так... – пожал плечами Лофт. – Говорят, что никто из смертных не заглядывал в Имирбьёрг, кроме тех, кто служит Нидхёггу.
– Ха! – усмехнулся Альбиорикс. – На нижние уровни люди часто ходят, а вот выше, к вершине, дано добраться не каждому. Но память мудрецов Леса Идалир хранит все расположения ходов, ведущих наверх, и я ходил по пещерам карликов, даже нашёл немало их древних кладовых, наполненных сокровищами ещё до
