затем Торир, жутко ругаясь, втащил своих лошадок, косившихся налитыми кровью глазами на возвышавшуюся сзади огромную тень.
Отец Целестин, не ощущая бешеного стука крови в висках, заскочил в укрытие последним, – к счастью, его конь оказался более покладистым, чем остальные, и от страха заскочил туда сам, едва не сбив монаха с ног. Синир шнырял между людскими и лошадиными ногами и шипел при каждом колебании проникающего в лощину света. Гуннар вытащил из-за пазухи свой мешочек, но Торир перехватил его руку:
– Подожди пока. Может быть, Лофт задержит их!
Продравшись между плотно сбившихся, дрожащих лошадей и не обращая внимания на предостерегающие крики Видгара и Сигню, конунг осторожно подошёл к выходу из щели и выглянул. За ним показалась физиономия отца Целестина. Как монах сумел побороть в себе желание бросить всё и бежать куда глаза глядят – осталось неизвестным даже ему самому. Да и бежать-то, собственно говоря, было некуда...
Вендихо стоял совсем рядом. Протяни он руку – коснулся бы красных скал. Тени призраков плясали где- то позади него, прочерчивая в пахнущем склепом воздухе бледные, мгновенно тающие следы. Дух Лесов молча, склонив куполообразную голову, смотрел на маленькую фигурку Локи, чья макушка не доходила ему до колена, и не предпринимал пока никаких действий.
– Зачем пришёл? – Лофт выпрямился во весь свой малый рост и гордо поднял голову. Естественно, что удержаться от того, чтобы не сказать какую-нибудь гадость, он не сумел.
– Я бы на твоём месте искупался! От тебя воняет самым гнусным образом! – прокричал Локи. Вендихо в ответ только шевельнул головой.
Тотчас же раздался жуткий многоголосый вой, и десяток стремительных теней, вынырнув из-за спины Духа Лесов, кинулись на Лофта, но бог из Асгарда не остался в дураках: мгновенно подняв правую руку, Локи выбросил из ладони сноп белого пламени, и духи отпрянули. Вой сменился затихающими жалобными стонами.
– Я не пропущу тебя к ним, – твёрдо сказал Локи. – И ты знаешь, что я не слабее тебя, Дух Лесов! Уходи!
Голос Лофта приобрёл неописуемую силу. Сам бог оставался таким же невысоким и худеньким, но и Торир, и отец Целестин, наблюдавшие за происходящим, почувствовали происходившие изменения. Воздух вокруг Локи заколебался, как вокруг жарко горящего огня, образуя едва заметный белёсый нимб, накрывший бога подобно прозрачному колоколу. Вендихо отступил на два шага и утробно заурчал.
Дальнейшие события произошли почти одновременно. За спинами Торира и отца Целестина раздались крики Сигню и Видгара, обернувшись, святой отец узрел пылающую бело-золотым светом звезду, появившуюся меж каменных гигантов, а Вендихо, почуяв, что добыча может сейчас ускользнуть, ринулся в атаку.
– Ну пусть нам поможет Один! – выдохнул Торир и скрылся в тени, увлекая за собою лошадей. Видгар и Сигню с Гуннаром уже шли вперёд по каменному коридору, впереди же мягко бежал Синир, иногда оборачиваясь и оглашая гудящую расселину протяжным мяуканьем. Врата Меж Мирами раскрылись.
Отец Целестин, пятясь, отступал в глубь коридора, не отводя взгляда от творящегося снаружи. Исступлённый рык Духа Лесов разрывал уши, с лап чудовища срывались струи зелёного огня, ударявшие в загородившего собой проход Локи, и, наконец, Вендихо отшвырнул тело врага ударом могучей ноги в сторону. Вернее, не отшвырнул... Монаху, которому мгновения показались ныне часами, привиделось, что в тот миг, когда лапа Вендихо коснулась одежды бога из Асгарда, Локи исчез, уступив место пылающей режущим глаза огнём тени. Таким предстал перед отцом Целестином Один ещё тогда, в Исландии. Тень скользнула куда-то вбок, опалив шкуру Духа Лесов, и запах трупа сменился отвратительной вонью жжёной кости. Вендихо чуть отпрянул, но затем снова кинулся к открытому проходу. Его огромное тело не могло втиснуться в неширокую щель, и он только просунул туда руку. Где-то наверху угрожающе зеленели огоньки глаз.
Отец Целестин, холодея от ужаса, увидел рванувшиеся к нему когти, длиной превосходившие самые длинные мечи. Матово-чёрные сабли царапнули скалу, но следа на граните не оставили. Взмах второй – остриё когтя мелькнуло перед самым лицом монаха. Вендихо у щели заворочался, оскалил грязно-жёлтые клыки и вновь попытался ухватить жалкого смертного, что, остолбенев, стоял так близко! Тогда же отца Целестина кто-то рванул за плечо назад, и старая холстина рясы затрещала под крепкими пальцами.
Далее последовал такой густой обвал ругательств и проклятий, что монах мигом пришёл в себя и побежал, поддерживая длинную рясу, вслед за Гуннаром, успев заметить, что впереди, в коридоре,
Монах тяжело рухнул на землю, почувствовав, что лапа Духа Лесов подтягивает его к выходу, и тонко завизжал, пытаясь зацепиться руками за землю или за камни. Пальцы соскальзывали, чертя в рыхлом песке, устилающем коридор, глубокие борозды.
– Быстро! – рявкнул Гуннар уже на норвежском и увернулся от метнувшейся к нему лапы Вендихо. – Все уже там! А тебе... – Он отскочил подальше в коридор и повернулся к Духу Лесов, чья оскалившаяся морда заглядывала в расселину. – А тебе привет от Гуннара!
В воздухе свистнул метательный нож. Промахнулся или нет целивший в глаз Вендихо германец, осталось неизвестным, но от раздавшегося яростного воя, потрясшего скалы до основания, можно было оглохнуть. Гуннар сплюнул и кинулся вслед за убегавшим по коридору монахом.
«Когда же? Когда? Неужели мы не успели и придётся остаться здесь?» – панические мысли пролетали в голове отца Целестина быстрее дождевых капель. Он задыхался, сердце билось уже не в груди, а в затылке, отдаваясь неприятной болью. Скорее, скорее, скорее...
Он переступил черту. Конечно, настоящей, видимой человеческим глазом черты или линии не было, но вдруг монах понял, что всё переменилось. Его тело словно ударилось о воду, свободно пропустившую его, шибануло в виски переворачивающее внутренности головокружение. Тёмный мрачный проход в скалах осветился ярко-розовым светом, на фоне которого расцветали и гасли сотни цветных вспышек. Гранит превратился в удивительный, пылающий всеми красками радуги самоцвет, сияние залило всё вокруг, сводя с ума обилием оттенков и взблесками алмазных граней. Появился шум, напоминающий океанский прибой или хлопанье крыльев поднимающихся в воздух многих сотен птиц. Шум всё нарастал и нарастал, переходя в грохот штормового моря и грозы, оглушая и заставляя схватиться за разламывающуюся от него голову. На самом пике грозная и величественная музыка умолкла, уступив место глубокой непроницаемой тишине, а свет начал меркнуть, гаснуть, исчезая в глубинах вечно молчаливого камня.
Монах упал на руки Торира, споткнувшись о свалившийся с одной из лошадей мешок.
– Где Гуннар? Ты меня слышишь? Где он? – Конунг тряс святого отца за воротник, но тот ничего не соображал от пережитого в последние минуты. Ответ пришёл сам собой: привыкшие к мраку глаза Торира на миг ослепли от моргнувшей бело-розовой вспышки, и в коридор из пустоты вылетел запыхавшийся германец.
– Все здесь? – подал из темноты голос Видгар.
– Там остался Локи. – Гуннар утёр пот со лба. – Что с ним – я не знаю.
Колени ещё дрожали, но отец Целестин, пытаясь взять себя в руки, оторвался от конунга, продолжавшего крепко держать его за плечи.
– Что ты там делал? – напряжённым тоном спросил Торир. – Мы уже прошли через Врата, когда увидели, что тебя нет. Гуннар решил вернуться за тобой...
Монаха по-прежнему бил озноб, и вразумительного ответа он так и не дал. Торир, сжав зубы, громко выдохнул.
