Она кричала, она топала ногой, она настаивала, чтобы все было «по-честному», «вживую», «как в цивилизованном мире». Мне стоило больших трудов объяснить ей, что недостаточно нанять профессиональных музыкантов. Что «живой» коллектив должен быть не только отлично сыгран между собой, но и не выглядеть декорацией к солистке.
– Вам нужно будет стать одним целым на сцене, – убеждал я ее, – для этого слишком мало месяца репетиций. И даже двух месяцев может не хватить. Говорю тебе по опыту, для того, чтобы в вас видели группу, нужно, кроме репетиций, дать хотя бы два десятка концертов. И лучше делать это не в Москве. Вот допишем альбом, наберем состав, отрепетируем все вещи «живьем», поедем в тур по стране, там вы окончательно сыграетесь, и только затем мы явим вас столице! По-другому в шоубизе поступать не нужно! Не правильно!
Наконец она согласилась с моими доводами и принялась исступленно мучить «минусовку».
А в самом начале ударной недели, сразу после ее первого выступления, про которое я, при всем своем скепсисе и строгости к дебютантам, не мог сказать «блин комом», вдруг – случился надлом. Она заныла. Будто крошечный вентиль внутри нее ржавел, ржавел и неожиданно потек. Никогда не забуду ту сцену в гримерке ресторана «Турандот», сразу же после ее первого выступления на публике.
«Гвидо, пожа-а-алуйста, ну, пожа-а-алуйста, пообещай, что сделаешь это! – она прыгала вокруг меня, как ребенок вокруг елки, и все время заглядывала мне в лицо своими быстро бегающими зрачками. „Что еще, ма шер?“ – я устал и не был расположен к разговорам. „Ведь это же Новый год, Гвидо! Это мой самый- самый любимый с самого-самого детства праздник! Я всю жизнь, каждый год, проводила его с друзьями, с дядей Тони, с па… – она скуксилась, – а ты хочешь у меня его отобрать?! Мой праздник!“
– Давай сразу закроем эту тему! – я догадался, куда она клонит. – Это – шоу-бизнес, ма шер! Я в самом начале задавал тебе вопрос, от чего ты готова отказаться и чем ты готова пожертвовать ради своей цели. Что ты мне тогда ответила?
– Да-а-а! – она снова завизжала, как в тот памятный первый раз. – Но, Гвидо, пожалуйста, давай, не сразу… давай постепенно…
Я перебил ее:
– Скажи, я подавляю твою творческую индивидуальность? Я торможу развитие твоей личности? Я навязываю тебе примитивные ритмы, тошнотворные мелодии, тексты, от которых хочется блевать и тебе и слушателям?
Она молча покрутила головой.
– Тогда ответь, разве я запрещаю тебе самовыражаться в песнях? Разве я склоняю тебя к пошлой имитации чувств на сцене? Разве это не я говорю тебе: «Трахни их всех! Займись с ними сексом! Устрой оргию на сцене!»?
Она снова помотала головой, но продолжала мычать:
– Гвидо-о-о… ну, может, постепе-е-енно-о-о…
– Сколько людей живет в Китае? – потребовал я.
– Не помню… не знаю… миллиарда два? – она теряется.
– Допустим. Так вот, я два миллиарда раз отвечаю тебе «нет»! И не смей обижаться! Новогодняя неделя и особенно новогодняя ночь – главный доходный сезон в нашем бизнесе. И мы не имеем права бездарно профукать его. Спустить в сортир и дернуть за веревочку, наблюдая, как наши деньги утекают в канализацию. Все люди, как никогда, хотят развлекаться в эти дни. А ты – артистка! Твое призвание – развлекать людей! Как врачи дают клятву Гиппократа, ты должна каждый день клясться себе… и мне, на всякий случай, что готова будешь развлекать людей тогда, когда им это будет нужно, там, где им это будет нужно, а не тогда, когда твое капризное величество в настроении.
– Ну… я… не знаю… – она совсем сдулась.
– Ты замечала, что в слове «шоу-бизнес» – два слова: «шоу» и «бизнес»? Ты делаешь шоу, я отвечаю за бизнес. Мы работаем четвертый месяц, и я уже истратил полмиллиона. Вложил полмиллиона в тебя! И не каких-то там вечноопадающих долларов! Евро! Ты должна их честно отрабатывать. Не хочу напоминать тебе о контракте! Мне важно, чтобы ты действовала сознательно, но не из-под палки. А то, что Новый год – праздник, забудь навсегда! Для всех – праздник, для тебя – страда! Для всех – развлечения, а тебя – пахота! Для тебя, для Киркорова, для Баскова, для группы «Звери»… Для всех крепостных крестьян шоу- бизнеса! Если не согласна – забудь о шоу-бизнесе! – я намеренно был резок с ней. Очень важно сразу расставить приоритеты и в зародыше перемолоть зерна бунта…
Она всплакнула на подоконнике, но взяла себя в руки и на следующий день прекрасно отработала еще два концерта. Между нами повис холодок, она больше не смотрела на меня этими искренними подвижными глазами, она была со мной корректна, вежлива и не более. Но я постарался поработать ледоколом. Хороший продюсер – хороший психолог. Про кнут и пряник кто-то в свое время неплохо выдумал. Прямо в новогоднюю ночь я расколол лед! Артист – ребенок в любом возрасте, и хороший продюсер, по призванию, обязан быть «детским психологом». С детьми бесполезно разговаривать языком контракта. Их надо брать игрушками и подарками. Желательно дарить им ощущения и переживания. Тогда они – твои навсегда!
Когда часы били полночь, бледное и заостренное лицо президента на экране сменилось изображением циферблата, а разодетая публика в казино «Golden Palace» принялась звенеть бокалами, заливать соседей шампанским и выкрикивать нелепые лозунги, я за кулисами, где мы после дуэта «Чай вдвоем» ждали своего выхода, чмокнул Белку в ямочку на щеке и протянул ей конверт.
– С Новым годом, ма шер! Ты заслужила! Спасибо тебе за сотрудничество и… за понимание.
– Что это? – она прыснула шампанским, – премия?! Откупные за мечту?
– Открывай, малолетний циник.
Она разорвала конверт и торопливо высыпала на стол авиабилеты и маленькие картонные прямоугольники желтого цвета, на которых выделялось слово «Radiohead».
– Это… – ее лицо начало переливаться всеми цветами фруктов в настольных вазах, – это же билеты на «Radiohead»! Пятое января, Стокгольм! Не может быть! Гвидо! Ты – волшебник! – она повисла у меня на шее, и мое лицо моментально сделалось мокрым от поцелуев.
Вот так, вначале я сломал ее волю кнутом, а после наградил лучшим пряником, который только мог случиться в ее юной жизни. Поездкой на концерт любимой группы. Она бредила «Radiohead».
О, Боже! В ту ночь я даже не мог представить себе, как ее изменит эта поездка! К какому перелому в наших отношениях она приведет. Как она перевернет всю ее жизнь! И каким непредсказуемо доходным станет после этого перелома наш с ней шоу-бизнес. Деньги! Деньги! Слава! Слава!
– …Слава, я говорю о Славе, вы меня слышите? – журналистка размахивает миниатюрным диктофоном перед моим лицом. Я медленно выползаю из задумчивости.
– Так… что о Славе?
– Все-таки кто его убил? Какова ваша версия? Кому была выгодна его смерть? У него были враги? – она просто злонамеренно выносит мне мозг, мечет вопросы, как отравленные дротики.
– Видите ли, деточка, – я перехожу к покровительственному тону, который, говорят, мне очень удается, – неужели вы до сих пор не понимаете? Нет? Его убил единственный человек, который мог его убить и должен был рано или поздно это сделать. Этот человек – он сам. Да, вы не ослышались, Слава сам прикончил себя! И я говорю сейчас не о банальном самоубийстве. Не о подстрекательстве обстоятельств. Не о беспечном мальчишеском заигрывании с опасностью. Я диктую вам о метафизике. Если вы немного знаете историю мировой поп-музыки, то должны помнить, что никто другой в нашем мире так не склонен к саморазрушению, как поп-звезды. В них на недосягаемой для людей, для психоаналитиков, для священников, для полицейских, для всех прочих глубине заложен мощнейший заряд… я даже не берусь вам сообщить, сколько это будет в тротиловом эквиваленте. И однажды детонатор срабатывает. Бух! Они разлетаются в клочья! Все! Рано или поздно. А мы собираем их пепел и десятилетиями обожествляем его. Если поп-звезда умирает в своей постели в преклонном возрасте от подагры или простатита, значит, всю свою карьеру она строила на одной лишь пошлой имитации страсти. Понимаете меня? Если звезда не сгорела, значит, мы ошибались, называя ее звездой… А Славка сгорел. Значит, он был настоящий. Значит, его не забудут…
– Не забудем… – Белла смотрит на меня широко распахнутыми глазами, в ободках которых, как в замочных скважинах после утреннего тумана, притаились капельки росы. Мой монолог подействовал. Он изменил ее настрой. Я вижу, она уже забыла о своих профессиональных интересах, ей уже кажутся
