Егор подкинул в печку дрова, они затрещали, весело заплясали искры. Это было единственное спасение от оледенения.
— Всё в порядке, истопник? — Отец поставил на скамейку ещё ведро воды.
— В порядке! — ответил Егор.
Часа через два, завернув в полотенце чистое бельё, они отправились мыться.
В предбаннике по всей стене висели подсушенные берёзовые веники. Егор разделся, открыл тяжёлую дверь. Каждое бревно в баньке прокалилось, и горячий сухой воздух обжёг тело.
Отец заварил кипятком веник. Берёзовые листья вобрали в себя влагу, стали обманчиво свежи и душисты. Чистый берёзовый запах жарко поднялся на полок, куда уже забрался Егор. Он лежал на животе, вытянув вперёд руки.
Сначала отец чуть слышно прикоснулся к нему веником, поводил над спиной. А потом он начал парить: хлестал жарким веником по спине, по ногам, по попе.
— Ой! — повизгивал Егор и ловил открытым ртом воздух. — Ой, хватит!
Разгорячённый, с прилипшими листочками, он выскочил из бани, помчался к реке и прыгнул с мостика в воду. Жар из тела ещё не ушёл, и он не чувствовал холода, ныряя, как рыба. Ещё не успев окончательно охолодать, Егор побежал обратно.
Отец парился, кряхтел от удовольствия, а потом, как Егорка, тоже выскочил из бани и нырнул в реку.
— А Егор снова сидел на горячем полке и сам хлестал себя веником. Прибежал отец и тоже забрался к нему.
— Хорошо! — вздохнул он. — Как заново родился!
— А можно заново родиться? — спросил Егор.
— Нельзя, — сказал отец. — Уж чего нельзя, того нельзя.
Егор потёр шрамики на своей груди.
— А это у меня откуда?
— Чирьи были, разрезать пришлось. Ты ещё маленький был.
Всего-навсего чирьи! А он-то думал…
Отец окатил его холодной водой, шлёпнул и сказал:
— Одевайся!
Из бани шли медленно — распаренные, блаженно-усталые. Солнце уже село. На реке начали подыматься волны. Деревянный петух на крыше вертелся туда-сюда, предвещая то ли жару, то ли оледенение.
Дома их ждал чай с мёдом. Они сели за стол, а мама с бабушкой ушли в баню. Егор выпил чашку чаю, и ему тут же захотелось спать. Отец уложил его в кровать, накрыл чистым прохладным пододеяльником.
И приснился Егору такой сон. Будто бы по улице гуляют динозавры и щиплют, как коровы, траву. На них никто и внимания не обращает. А у дома отдыха «Сосновый бор», где написано слово «Вход», стоит будто бы стол, а за столом сидит Затейник. К нему выстроилась очередь, а последний в очереди — Егор. Затейник всех по фамилии записывает и каждого спрашивает:
— Ты который раз родился? Ты который?
Кто отвечает — второй, кто — третий, кто — четвёртый. Дошла очередь до Егора.
— Ну, а ты который? — спрашивает Затейник.
— Я второй.
— Ну, ты не ври, — говорит он. — Когда мы были с тобой знакомы, тебе было семь годков. С тех пор прошёл миллион лет. Значит, ты уже двадцать восьмой раз родился.
— Почему двадцать восьмой? — спросил Егор.
— Двадцать восьмой, — повторил Затейник и записал: — «28».
«Как здесь странно считают», — подумал Егор.
— А вы, дяденька Затейник, который раз родились? — спросил он.
— Первый. У нас здесь много раз не рождаются, а уж как родятся, так и живут сколько вздумают.
— А как вы, дяденька Затейник, в нашем доме отдыха оказались и кто вас на баяне научил играть?
— Очень просто, — сказал Затейник. — Наука у нас до всего дошла. Где хочу, там и окажусь. — Он достал часы, постучал пальцем по крышечке, поднёс их к уху. — Идут! — сообщил он и хитровато так рассмеялся. — Вот сейчас переведу стрелки назад, в прошлое, и к первобытным людям с тобой попадём.
— Я не хочу! — испугался Егор.
— Я тоже, — успокоил его Затейник. — Зачем? Жить придётся в пещере, носить шкуру, есть нечего, костёр всё время гаснет. Лучше всего у вас затейником работать. А на баяне, между прочим, я сам научился играть. Со скуки. Здесь ведь делать совсем нечего. Сяду это иногда у моря и играю себе, играю…
Егор оглянулся. За его спиной раскинулось море. А на самом берегу их дом стоит и банька с петухом.
Затейник вытащил из-под стола баян. Сел нога на ногу.
— А чего я-то здесь буду делать? — спросил Егор.
— Как что? В школе учиться, палочки писать.
— Опять в первом классе?
— А ты думал, в каком? Двадцать восьмой раз родился, двадцать восьмой раз в первый класс пойдёшь. Всё заново. Учись, пока оледенение не началось.
Егор почувствовал, что и правда ему стало холодно. Ветер со страшной силой подул с севера. И он проснулся. Одеяло сползло. За окном шёл дождь.
НЕУДАЧНИКИ
Тесто, которое завела бабушка Груня с вечера, ночью вылезло из кастрюли и поползло по столу.
Утром бабушка стала себя ругать, что она совсем из ума выжила, всё на свете позабывала.
Егор только что встал и прислушался: кого же бабушка с утра ругает? Не выдержал, в одних трусиках побежал на кухню.
— Ты кого, бабушка, ругаешь?
— Да себя, себя! Тесто убежало, — жалобно сказала она.
— Как это убежало? Что, у теста ноги есть? — рассмеялся Егор.
— И ног нет, а убежало. Видишь, на глазах растёт, только не догляди — опять убежит.
И правда: тесто поднималось над кастрюлей, готовое вот-вот перевалиться через край.
— Бабушка, а почему оно так быстро растёт?
— Дрожжи бродят — вот оно и поднимается. Знаешь такую поговорку: растёт как на дрожжах?
— Не знаю я такой поговорки, бабушка.
— То-то и оно, ничего-то ты ещё не знаешь.
Бабушка насыпала на стол горку муки, вывалила тесто. Оно шмякнулось, как будто кто-то выскочил оттуда. Егор ткнул пальцем в тесто. От пальца осталась вмятина, которая тут же исчезла, заросла. В дверь постучали.
— Кого там спозаранку несёт? — проворчала бабушка. — Открыта дверь, открыта! — крикнула она и сообщила Егору: — Отец с матерью ранёхонько в город уехали.
В дверь снова постучали. Видимо, тот, кто явился спозаранку, не слышал бабушку.
Егор побежал, открыл дверь. Арканя пришёл!
