не пекла.
Молча выпили вино. Леночка повторила не раз сказанное:
– Я с ней последняя разговаривала. Где-то около часа было. Позвонила и говорю: «Ну, как ты? Стреляют у вас кругом. Жуть какая!» Мне недавно приснилось: грохот, все бегут. И я ищу Аню, чтобы увести куда-нибудь в сторону.
– Вы, Олег, ведь тоже звонили, – вспомнила Жанна.
– Мы разговаривали, – ответил он.
– Олег к ней пришел, а дверь открыта была. Я тебе рассказывала.
– У меня одна приятельница... Вот тоже так... – Жанна недолго помолчала. – На набережной под такую канонаду попала! Еле выбралась.
Юра разливал вино. Жанна внимательно следила за ним:
– Поменьше! Чего ты так!
– Было время – мы с Аней каждый день виделись, – говорила Леночка. – На вечера поэзии по всей Москве бегали. Это какой-то психоз был. В тетрадки что-то переписывали, записями менялись. Сейчас такие вечера редко устраивают. Я за последние годы ни разу не была.
– Интереса нет никакого, – объяснил ей Юра.
– А почему раньше был? – удивлялась Леночка.
– Теперь других развлечений полно! – Жанна что-то высматривала на столе. – Куда люди только ни ездят! У них другие интересы.
– Мы раньше на Байкал и в Карелию ездили. – Леночке хотелось возражать.
– Изменилась идеология, а с ней и все остальное. – Жанна отвечала Леночке тоном старшего товарища.
– Да, все изменилось, – согласился Юра.
– Просто человек занят самовыживанием, и ему ни до чего другого. Ему чужой внутренний мир стал неинтересен. А поэзия как раз этим миром и занималась. – Леночка оглядела присутствующих. – Или я что- то не так говорю?
– Скажи проще! – поправила ее Жанна. – У всех свои дела, и они ими заняты.
– Раньше за колбасой бегали, а теперь – иди и покупай. – Юра стал разливать вино.
– Чего ты так частишь! – Жанна взглянула на мужа недовольно, даже брезгливо.
– А знаете, наверное, раньше поэзии доверяли, – сказал Олег. – Она как философия была.
– Конечно, философия! – Юра опять согласился.
– А потом девяносто третий...
– Было очень хорошее стихотворение! – быстро заговорила Леночка. – Я его детям в школе читала. О лицах людей у костров перед Белым домом.
– Во! Читаешь стихи! – Юра привстал, чтобы достать вилкой кусок сыра.
– Но я глазам не поверила, когда увидела, кто заявление с одобрением расстрела подписал! – Леночка замолчала. – Ведь они раньше такие стихи писали! Даже один из наших с Аней самых любимых! И академик с ними! Он всегда про интеллигентность говорил.
Жанне приходилось все делать сразу: приглядывать за мужем, есть салат и говорить с Леночкой.
– Все, разумеется, проще, – объявила она жестким тоном. – Я уже объясняла. Всех подряд нельзя заставить заниматься тем, что они не хотят делать. Не надо людям ничего навязывать. Раньше выбирать было не из чего.
Юра допил вино и закивал головой:
– Это точно. Тогда разве такой выбор был!
– Поэтому никто сейчас в тетрадку стихи не записывает! – Жанна говорила с раздражением. – А кто что подписал – это дело их выбора. В те времена стихи писали и печатали при цензуре. Вы про это не забывайте.
– И мы их поэтому читали? – с удивлением спросила Леночка.
– Конечно! И поэтому тоже! – Жанна серьезно посмотрела на нее. – Все было под цензурой! Разве вы не помните!
Я недавно читала в газете. Какой-то математик писал. Даже там, у них цензура была!
– В формулах, что ли? – хихикнул Юра.
– Была! Была! – настаивала Жанна.
– Представляете, как о нашем времени будут когда-то говорить, – Олег тоже развеселился.
– Будут говорить, что цензура была! – с раздражением повторила Жанна.
– А люди, значит, какие были! – перебил ее Олег. – Формулами изъяснялись. И цензура какая! Чуть что – дифференциалы на интегралы меняла.
– Жан! Ну, правда! – проговорила Леночка. – Зря твой математик это написал.
– Почему он – мой? – Жанна нахмурилась. Раздался телефонный звонок. Леночка взяла трубку. По разговору стало понятно, что звонил Анин брат. Положила трубку, сказала:
– Ему, оказывается, только сегодня передали, что мы собираемся. Очень жалеет, что не пришел. Вообще-то он трогательный такой.
– Мачеха всегда вредничала, – буркнула Жанна. – И мальчишка тоже...
– Аня брата очень любил. – Леночка посмотрела на Олега. – Мы его однажды взяли с собой, когда пошли на Стрельбищенский. Мы знали, что вы там живете. А дом не знали. Мальчик потом говорил: «Я с вами больше не пойду. Вы следите за кем-то». А еще – у Ани был отрез на белое платье. Ей бабушка перед смертью купила. Я к Ане каждый раз приставала, чтобы она мне этот отрез показала. А она на меня обижалась.
Жанна объявила, что пора уходить. Юра хотел допить остатки вина.
– Без этого никак нельзя? – зло проговорила Жанна. – Сегодня все-таки поминки.
– А чего ты, вообще-то... – Юра недовольно посмотрел на нее. – Ну, не фыркай! Недовольна мною Жанна Федоровна последнее время. Все что-то не по ней. А чего, спрашивается? Работаю много. Деньги приношу. Теперь в нашем здании – оптовая фирма. Я в ней при должности. Раньше был проектировщиком, а теперь – приказчиком. Тоже нормально! Надо же было куда-то устраиваться. Когда все разворовали...
Жанна прошла в прихожую. Выглянула в комнату, дожидаясь мужа, но промолчала.
Олег подождал, пока они уйдут, и сказал Леночке:
– Спасибо тебе.
– Не надо, – ответила она. – А то я расплачусь. И правильно, что мы Аню в день рождения вспоминаем. Правда?
На станции Олега и Борьку никто не встретил. Они прошли по площади у станции, спросили шофера «газика», не их ли он ждет. Парень сообразил, в чем дело, и ответил:
– Вы на «почтовый ящик», что ли? Не, они больше не возят. Осенью последнюю машину на картоху променяли.
До пристани попробовали добраться пешком. Минут через двадцать ходьбы Олег сказал, что такими темпами они на катер опоздают. Попробовали «голосовать». Остановился старенький хлебный фургон.
Над озером, во всю его ширь пластались густые, темные облака. Дул сильный ветер, гнал к берегу белесую, пенистую волну. Бухточка левее пристани была плотно забита жухлым, зеленоватым льдом. У кромки воды болтались мелкие льдинки.
У причала катера не было. Сели ждать на исчерченную гвоздями и ножичками некрашеную скамейку.
– Я думал, в конце апреля здесь тепло, – сказал Олег.
– Жалко, в поезде все бутерброды сожрали. Сейчас бы кофейку. И чего я термос не взял! Поленился искать.
– Может, мы зря здесь расселись. Ждем, а катер не ходит давно.
– Вон, видишь объявление?
Олег посмотрел на столб у причала. На фанерном листе алой краской было написано: «Бесплатный проезд – детей младше 12 лет и пенсионеров».
– И что? – не понял Олег.
– Это объявление можно математически записать.
