– Ты ща подумаешь, что я! А ведь... А, знаешь, думай, что хочешь.
Несколько секунд Олег ничего не понимал, потом спросил:
– Борь! Ты, что ли?
– А ты не смотрел? Ну, вот видишь. На меня и подумаешь. Все, пока... – В трубке остались короткие гудки.
Олег подошел к окну, посмотрел вниз на улицу. Троллейбус отходил от остановки. Его пыталась обогнать легковушка.
На диване валялся пульт от телевизора. Олег плюхнулся на сбившееся покрывало, нажал кнопку и увидел на экране шумный концерт.
Что мог означать Борькин звонок – оставалось непонятным. Самым простым объяснением казалось, что дружок просто напился и набрал номер по ошибке. Гадать было бесполезно.
Начались «Новости». Заговорили об официальных переговорах с каким-то важным визитером и о невозможности девальвации.
– Сегодня с сердечным приступом госпитализирован в Центральную клиническую больницу...
Показали белесую, нечеткую пленку камеры наружного наблюдения. Из дверей подъезда выходил высокий человек в черном костюме. Дальше на экране зарябило. Опять возник тот же человек. Шагнул вперед, стал нескладно наклоняться набок. Кто-то подскочил, успел подхватить его под руку.
Пил чай на кухне, гадал, с какой стати звонил Борька, и вспомнил, что видел несколько дней назад на заборе напротив институтских окон мертвого голубя, застрявшего в колючей проволоке. Но излучение в приборе было совсем небольшим, до забора не достало бы.
Олег дождался следующего выпуска «Новостей». Сидел на корточках перед самым экраном, старался разглядеть все то, что происходило на белесой пленке. И поймал себя на том, что думает о происшедшем сумбурно: Борькин звонок, вельможа, хватающийся за сердце, и возможность усилить излучение, которой не могло быть. За всем этим сразу потянулась цепочка: рано или поздно догадаются, тем более что Борька мог попасть на пленку, придут, начнутся обыски и допросы. Но если все-таки удалось увеличить излучение – то как?
Он повторил все это несколько раз и понял, что только сам себя накручивает. Повысить излучение не получалось, сколько ни пробовали. Борька в опытах не участвовал и во многие тонкости не вникал. Но почему он позвонил? Тем более что звонок могли засечь. Впрочем, заранее не могли. Но если начнется разборка, то перетряхнут все лаборатории, и многое, конечно, станет ясным. И неизвестно, как поведет себя сам Борька.
Ночью он забылся и недолго поспал. Проснулся и подумал: могу я, в конце концов, начать рассуждать здраво? Могу я для самого себя быть экспертом? Так вот, на тех принципах, которые в систему заложены, импульс минимален. Поэтому ничего у Борьки получиться не могло. Хотя, разумеется, все дело в расстоянии. Но Борька говорит, что он ни при чем. А если кто-то сделал по-другому?
На работе Борька не появился. Олег несколько раз звонил ему домой. Трубку так и не подняли.
Из метро Олег вышел на «Шоссе Энтузиастов». День был очень жарким. Возле киоска чадила смрадом горевшая мусорная урна. Женщина в белом фартуке заливала ее водой из бутылки. В вагоне троллейбуса все было раскалено. В окна летел разогретый над мостовой, горько-кислый воздух.
До остановки троллейбус не дотянул и встал у перекрестка. Шофер приоткрыл дверцу и крикнул, что впереди авария. Олегу пришлось выходить и ловить частника.
Во дворе Борькиного дома полная дама выгуливала на детской площадке между качелями и песочницей коротконогую собаку. Высокий мужчина привязывал на багажник «Жигулей» сумки и картонные коробки.
Олег вошел в подъезд. Не стал вызывать лифт и повернул к лестнице. Внизу раздались шаги. Олег поднялся на четвертый этаж и прислушался. Шаги затихли. Заскрежетал ключ в замке. Гулко хлопнула металлическая дверь.
Олег спустился на третий этаж, остановился у двадцатой квартиры и нажал на плохо закрепленную кнопку звонка. Дверь ему так и не открыли.
На работе Борька не появился и к обеду. На телефонные звонки у него дома никто не отвечал.
Неожиданно позвонила Юля. Он не сразу узнал ее, переспросил, кто говорит, и постарался загладить неловкость:
– Ба! Ты! А я думал: куда запропастилась? Как поживаешь?
– Начнем с того, что пропала не я. Но вообще-то мне надо просто посоветоваться. Правда, что банки сегодня закрылись?
– Понятия не имею! – удивился Олег.
– У меня там и было всего... Но так вдруг лишиться даже этого! Я вообще-то в панике. Мы с Аней собирались куда-нибудь поехать. А может быть, что деньги из банка не отдадут?
– Подожди! Надо самой сходить и узнать!
– А ты в магазин пойдешь?
– Зачем? – не понял он.
– Все с утра по магазинам бегают и рубли тратят. Я крупы и сахара – целый шкаф натаскала.
– В первый раз слышу!
– Ты чего? – изумилась Юля. – Второй день в городе все с ума сходят. На работе – никого! Весь народ – на рынках. Иди скорее. У метро рынок есть.
– А что случилось? – спросил Олег.
– Не знаю. Дорожает все, чуть ли не по часам. В обменниках долларов нет, а банки закрыты.
– По телеку какой-то деятель дня два назад говорил, что девальвации не будет, – вспомнил Олег.
– Ты их больше слушай! У тебя хоть запас макарон есть?
– Есть кое-что.
– Беги, покупай.
– Нам зарплату только послезавтра дадут.
– Тогда, что ж... – Она помолчала. – Тогда останешься без запасов. Придется спонсора искать, который будет тебя макаронами кормить.
– Придется без них.
– Хочешь, пойдем в кафе, перекусим. Я здесь больше не работаю. Зашла вещи забрать.
– А где ты теперь? – спросил Олег.
– Приходи перекусить – расскажу.
Олег перешел улицу, стал подниматься по ступеням кафе. Рядом, у входа в обменный пункт толпились люди. Кто-то спросил:
– Доллары не сдаете?
Юлии в кафе не было. Олег остановился у витрины, посмотрел на ценники и присвистнул.
Вошла Юля. Взглянула неулыбчиво, даже недовольно:
– Возьми блины и чай, что ли...
Сели за столик подальше от двери. Юля размешивала сахар в чашке и молчала.
– Народ какой-то оборзевший сегодня, – сказал Олег. – У всех проходящих валюту спрашивают.
– Оборзеешь, если последние деньги пропали.
– Где теперь работать будешь? – Олег почувствовал горечь во рту. Перевернул блин на тарелке и увидел горелый край.
– Недалеко от дома, на «Молодежной» работу нашла. Вчера – первый день был. Фирма импортом занимается. Теперь чего будет – никто не знает. И будут ли деньги отдавать... А то – отработаешь три месяца – и за последний фиг заплатят.
В кафе вошли две женщины с одинаковыми пышными прическами. Рассматривали ценники. Одна говорила другой:
– Все сегодня сбесились! На рынке мне ноги отдавили. Надо же, соль ящиками тащат!
Юля пила чай и смотрела в окно. В профиль ее лицо казалось некрасивым и чуть надменным.
– Всегда считала, что особо много глупостей в жизни не делала. – Она взглянула на Олега. – А так подумать – тоже порядочно наберется. Во всяком случае, с этой работы могла бы не вылететь. Тут хоть платили вовремя. Хотя эта твоя – еще та мегера.
