Маником, он мне безразличен, не мой тип мужчины. И скажите мне, он утверждает, что имел меня как женщину?
– Что вы хотите этим сказать? – спросил озадаченный комиссар полиции.
– Господин комиссар, прикажите снять с меня наручники, я мигом докажу вам, что я никак не могла принимать участие в оргии с официантом в качестве женщины.
Полицейский разрешил снять наручники, горничная задрала юбку и продемонстрировала ошалевшему комиссару мужское достоинство внушительных размеров:
– Черт меня побери, да ведь это трансвестит! – вскричал комиссар и с отвращением плюнул на пол. – Говенная пародия на нормального человека!
– Полегче, комиссар, – оставаясь с поднятой юбкой, произнес Сергей. – Здесь свободная страна, и я запросто смогу привлечь вас за притеснение сексуальных меньшинств.
– Вон отсюда! – заорал комиссар. – Чтобы ноги твоей не было на острове, мерзкое отродье!
– Да на здоровье, – презрительно ухмыльнувшись, Сергей покинул здание комиссариата, взял такси и, никем не преследуемый, через несколько минут оказался на яхте Феликса. Спустя полчаса Даша купила билет на самолет до Кейптауна и навсегда оставила райский остров Маврикий, унося с собой тайну гибели Андрея Бахара, тело которого было впоследствии перевезено в Москву. Законная супруга стала одной из богатейших женщин России, а Юлия Бироева разделила участь большинства любовниц – актриса потеряла сцену, роли в кино, и где она теперь, никто не знает.
По танзанийским законам участок земли, находившийся в пожизненном пользовании владельца, не мог быть ни завещан, ни продан. В связи со смертью Бахара он становился вновь свободным, и после визита Микаэла к президенту Квбеки последний получил в подарок еще один роскошный автомобиль для своего гаража, а Микаэл стал новым хозяином золотоносной земли. Про обещание, данное Феликсу, вероломный ингуш предпочел не вспоминать, то есть со всей лексической скудостью можно сказать, что один негодяй кинул другого негодяя.
С тех пор между Феликсом и Микаэлом возникла великая вражда, исход которой могла бы принести лишь смерть одного из них.
Вика стала частью моего плана еще в России, и мне казалось, я знал о ней почти столько же, сколько знала она о самой себе. Помню, когда в Москве я впервые увидел ее фотографию, что-то такое во мне шевельнулось. И я бы не сказал, что это было позитивным чувством, – скорее, мимолетным предчувствием опасности. И сейчас, лежа в ее постели, слушая ее рассказ, я вдруг подумал: «А не происходит ли так, что не только я двигаюсь в ее сторону, но и она движется в мою? И оба мы несемся по одной узкой полосе, столкновения избежать уже не удастся, а при лобовом ударе скорости каждого из нас сложатся. Тогда никто не выживет». В конце концов, подозрительность никогда не бывает чрезмерной, и – как там? – «лучше перебдеть, чем недобдеть».
– Вот так, мил друг Пашенька, – Вика вдавила окурок в пепельницу и поглядела на свои голые ноги. – А я ничуть не лучше их, даже, наверное, еще хуже. Могла бы уйти. Хотя, что я тебе вру? Никуда бы я не ушла. Так и работаю на вурдалака. И те близняшки вместе со мной.
– Да уж. Я не знаю, что проворачивала ты, но рассказ про братика и сестренку производит впечатление. Прямо дети порока.
– В самую точку попал. Ведь они не такие, как я, понимаешь? Я ненавижу то, чем приходится заниматься, а им это нравится. Они словно мстят всему миру.
– Как же ты с ними уживаешься?
– Терпим друг друга, вот и все. К тому же мы очень мало работаем втроем, в основном я что-то делаю в одиночку, они же по родству, так сказать, все время должны быть вместе. Говорят, что чем больше между ними расстояние, тем сильнее начинает тянуть друг к другу. Закон природы.
За разговором мы как-то незаметно, с молчаливого согласия друг друга переместились в кровать. Я положил голову ей на колени, теперь я мог смотреть ей в лицо. В глазах Вики больше не было той пьяной печали, что я увидел накануне, впервые заглянув в них там, за столиком ночного паба. Теперь в них загорелось по светлячку, она улыбалась и рассеянно водила рукой по моей волосатой груди, гладила. Так гладят кота, когда хотят успокоиться, отвлечься от чего-то неприятного. Значит, мне нужен выход на Микаэла. Какая разница, с кого начинать? Может быть, Микаэл даст мне повод навестить Феликса. Все это пахнет большой кровью, роли в будущем акте вырисовываются все четче. У этой девочки роль выходит не больно-то завидная. Убить ее могут. А ведь, кажется, хороший она человечек, хоть и блядь, конечно, несусветная. С кем не бывает? Все мы продаемся, отдаемся, а самим себе в этом никогда не сознаемся. И все же в каждом есть искра души, именно ее и надо любить в человеке. А ошибки тела? Да кто их не делал? К чему помнить чужое прошлое, если тебя в этом прошлом не было?
– А ты можешь познакомить меня с этим твоим Феликсом?
– Я как раз думаю, как бы это осуществить. Знаешь, ради чего я это делаю?
– Знаю. Ради себя. Все мы стараемся лишь ради себя, милая.
– Мне нравится, когда ты называешь меня «милая». Я уже успела полюбить это. Я подумаю, как вас свести. Склад ума у меня преступный, коварный, что-нибудь да придумается. Но учти, он станет тебя проверять, у него длинные руки.
– Представь меня тем, кто я есть на самом деле. Бывший оборотень в погонах, отсидел три года, откупился, вышел на свободу, эмигрировал, теперь пытаюсь тут обосноваться и быть кому-то нужным. Умения по профилю прежней деятельности: шпионаж, разведка и контрразведка, безопасность и всякое мучительство человеков, словом, мерзость мышиного цвета. Главное, не выдумывай ничего от себя. Расскажи все как есть на самом деле. Сколько тебе понадобится времени?
– Сколько у меня есть?
– Не знаю… Неделя. А я нанесу визит хромому Микаэлу. Мы с ним старые знакомые.
– Вот как? А ты ничего не рассказывал, жук.
– Человек – это книга, просто все мы книги разной толщины. Я – целый том Брокгауза и Ефрона, можно читать на ночь по странице, хватит на полжизни. Не торопись.
Вот Такое кино!
Илья ходил по прокуренной комнате и уже дошел до того, что начал сплевывать коричневую от никотина слюну прямо на пол, где попало. Ванечка сидел в углу и мусолил самокрутку, заряженную смесью табака и слабой марихуаны. Илья находился на пике творческого экстаза, размахивал руками, пинал мебель, иногда срывался на фальцет. Ванечка смотрел на него со спокойным равнодушием и время от времени резонно, несмотря на марихуану, отвечал, обосновывая свое мнение с неопровержимой логикой.
– Я не умею описывать любовь, у меня не получается! Что за ерунда! Только встретились, и сразу в постель. А как же шаблонный каприз в стиле «Я не такая»? А как же ухаживания, ужины при свечах, тонкие лямочки вечернего платья от «Шанель», скользящие вдоль бархатной кожи вниз, туда, где алеет запретный плод? Как-то все у меня примитивно выходит, понимаешь?! Ну нет у меня личного опыта, я две трети жизни просидел за учебниками, чтобы научиться, как делать деньги, а когда они пришли, то вместе с ними пришли телки, за которыми ухаживать было не обязательно. Все как в том стишке: «Двое молодых интеллигентных людей хотели бы снять для утехи блядей». Вся романтика съема по времени укладывалась в один вечер. А писать надо о том, что хорошо знаешь.
– Да все здесь в порядке, – на одной ноте пробубнил Ванечка, – вполне жизненно. Что им еще друг с другом делать-то? Встретились два физически здоровых одиночества и первым делом удовлетворили свою потребность в близком общении. Все соответствует формату. В кино все быстро должно происходить. Вспомни Бонда! Он в каждой девяностоминутной серии клеит, спасает и милует новую телку. Ни у кого не возникает никаких вопросов. Нет, я согласен, что в литературе охмурение с такой скоростью не канает, но пойми, старичок, сценарий не литература. Ничего общего между ними и быть не может. У меня как у режиссера вообще нет претензий. Все хорошо, – Ванечка от души затянулся и, подержав дым в легких, с сожалением выпустил его сквозь дыры в голове. – Я тут думал и вот что надумал. Мы вообще не станем снимать художественный фильм.
Илья остановился и приобрел вид человека, слегка огретого пыльным мешком:
– То есть как это? Ты же говорил, что будет полнометражная картина, что все по-взрослому!
– А у нас и будет все по-взрослому. Мы сделаем действие на фоне хроники – это все еще ново. Попадем в хрестоматии, приз Киноакадемии у нас в кармане, думаю, что и Канны, и Венеция еще падут к нашим
