Петр неопределенно пожал плечами:
– Мне сказали по секрету, что уже несколько тысяч лет…
Мария прикрыла рот рукой и тихо вскрикнула от ужаса.
– Но я думаю, врут! Может быть несколько десятков лет, – стал он успокаивать Марию: – Но не тысяч.
– Не врут! – неожиданно буркнул со своего места поп, приоткрыв сонные глаза, и тут же смежил веки.
Мария подперла руками подбородок и Петр заметил, как по ее щеке катится прозрачная слеза.
– Не расстраивайся, – погладил он плечо Марии. – Видишь, Стаса нет! Я завтра сгоняю к его колодцу, посмотрю, может у него все кончилось.
Мария медленно покачала головой в знак отрицания и прошептала:
– Не верю я, что для него все кончилось. Вот вернулся милиционер…
– Ладно, – вновь погладил ее по плечу Петр: – Утро вечера мудренее, и почувствовал, что левая рука, которой гладил, отяжелела. Не вставая, он резко встряхнул ею, окропив задымившимися брызгами бетон около стола.
Александр сразу же затих, принюхиваясь. Вслед за ним в их сторону посмотрели все слушатели.
– Дьявольское, – буркнул священник: – Преисподней воняет.
А Петр неожиданно заметил вспыхнувшие на секунду зеленым огнем глаза той женщины, укутанной в черный платок, которая не позволила ему помогать убираться в подвале.
«Ведьма! – промелькнула у него мысль. – И кого только здесь нет?» – с удивлением подумал он, примащивая голову на руках, лежащих на столе. Мария уже спала.
Глава пятнадцатая
Утром, отказавшись от чая, Петр рванул к трем вокзалам, хотелось ему заглянуть в колодец с трубами отопления и увидеть там Стаса. Вернее, он надеялся, что парня там нет.
Колодец был пуст. Из него тянуло теплом и сыростью. Петр посидел немного на кучке гравия, где недавно, или сто веков назад, беседовал со Стасом, и ему стало грустно и одновременно хорошо: все-таки выход из этого кошмара есть! Нужно только не сбавлять темп, продолжать жить так, как он живет сейчас. Петр уже давно понял, что если он нагружается каждый день до упора, то постепенно меняется, хотя сам этого замечает, лишь изменяющееся отношение к нему людей говорит об этом.
Жаль только что фиксирует это он только по тем, кто рядом. А они подобны ему. Значит их мнение о нем может быть субъективным. Однако и остальные, живущие этот день один раз, встречаясь с ним в магазине, на дороге, не сторонятся, как это было раньше, и даже разговаривают. В прошлые времена, а вернее – вчера, его старались молча обойти, уступали дорогу, а сейчас даже улыбаются в ответ. Как ни странно, и он научился шутить и не просто улыбаться, а воспроизводить спектр улыбок, в зависимости от ситуации: от тонко-ироничной, до грубо-нахальной.
Он механически ехал к своему дому на «Жигуле», встречая знакомых прохожих, узнавал машины, на дороге изученной за многочисленные поездки. Он размышлял и надеялся, что выбрал правильный путь изменения самого себя. А вот Виктор все равно ничего не понял. Вернее: он не знает, что нужно делать с собой дальше – его «прикопанные» Души исчезли. Очевидно в первый раз он просил у них прощения, а не казнил себя за содеянное. Возможно то же самое делает и сейчас, ползая на коленках в лесу.
Все-таки неприятно, но очевидно снова придется ему помогать. Петр это предчувствовал. И внутри что- то говорило, что нужно с ним делать дальше. Неведомое знание гвоздем сидело внутри, но открываться не хотело. Очевидно и здесь чужак постарался. Петр знал, что предстоящее испытание для Виктора будет ужасным. Выдержит ли он его?
Петр забежал в магазин и купил продукты, добавив к ним бутылку водки и вина. Дома не торопясь решил сварить колбасу, а не жарить, как в прошлый раз. Услышав нервный стук в дверь, открыл. Мария не вошла, а ввалилась в квартиру: вид ее был потерянный, волосы растрепаны. В одной руке она держала пустой полиэтиленовый пакет, а другой тащила по полу спортивную сумку. Увидев подругу в таком виде, Петр даже немного испугался за ее рассудок.
Она молча прошла на кухню не снимая куртки, бросила на пол и пакет, и сумку, упала на железный табурет и разревелась, не пряча лица. Петр постоял напротив нее несколько секунд и решил не мешать, принявшись жарить яичницу, он подкупил десяток яиц.
Мария рыдала минут десять. Наконец, отдышавшись, запинаясь объяснила:
– Не могу я больше терпеть!.. Вчера шла к тебе в такое же время… И сегодня… Одни и те же лица!.. С одними и теми же выражениями. Как в кошмарном сне!.. – и сложившись пополам, упала лицом в колени, разметав длинные светлые волосы. Рыдания стали тише, но ее плечи и спина судорожно дергались, словно от сильного озноба.
– Стас молодец, – произнес Петр, будто ничего не происходило. И заметив сквозь слезы любопытный взгляд Марии, пояснил: – Вырвался! Он теперь нормальный.
– Ты его не нашел?..
Петр отрицательно мотнул головой.
– А может быть это временно?.. – не сдавалась Мария, продолжая всхлипывать.
– Я думаю, что постоянно, – серьезно сказал Петр. – Это надежда для всех…
Мария постепенно справилась с собой. Поднялась с табурета и шатаясь прошла ванную. Петр понимал ее состояние, похожее на каждодневное сводящее с ума выкапывание и закапывание одной и той же ямы. Он вспомнил, что подобным образом фашисты доводили до безумия самых стойких заключенных. Но у тех был выход: побег или смерть. У них же никакого выхода не было. Прислушавшись, как Мария плещется под душем, расставил тарелки, положил на них яичницу и колбасу.
Из ванной Мария вышла в халате с чалмой на голове, но вид у нее был измотанный и побитый, будто она прошла пешком расстояние от Луны до Земли. Ни слова не говоря, они уселись за стол. Петру уже пришлось переживать подобное, происходившее с ним раньше. Но он притерпелся: может быть сказалась старая закалка ликвидатора? Поэтому он спокойно поднял рюмку коньяка, стукнув ее по краешку рюмки налитой для Марии и выпил. А потом стал добросовестно есть свою яичницу с колбасой. Мария проглотила капельку спиртного и отрешенно уставившись в тарелку, начала ковырять в ней вилкой.
– Разве у тебя подобного не было? – наконец поинтересовалась Мария, не отрывая глаз от яичницы.
– Там!.. – Петр ткнул большим пальцем за спину.
– И ты не боишься? Не переживаешь?..
– Некогда бояться и переживать.
Мария посмотрела на него больными глазами и тяжело вздохнув, сказала:
– Что-то нужно делать… Мне что-то нужно сделать. Иначе, я не знаю, чем все кончится.
– А как ты ходила в театр? – удивился Петр. – Это длилось, как сказала, почти три месяца?
– Я выходила из дачи каждый день в разное время. Мне встречались разные люди. Иногда видела знакомых, но со спины.
– И на «Форде» ездила, – добавил Петр: – Его кажется пытались угнать?
– Да! Раз сорок угоняли, – Мария усмехнулась: – Вот дурачок-то… – И внимательно посмотрела на Петра: – А ты видел?..
– Видел, – кивнул Петр головой. – Твой угонщик все время попадал под трамвай.
– Угу! – подтвердила Мария: – Он осветителем в театре работает.
– А как с ним сейчас?
– А никак, – Мария снова всхлипнула, но удержалась от слез: – Он ничего не помнит: работает как раньше.
– Зато ты знаешь – на что он способен.
Мария грустно усмехнулась, поднялась из-за стола и прошла в комнату. Сбросив халат, она легла на кровать, укуталась одеялом и сказала:
– Давай сегодня просто поспим?
– Давай, – согласился Петр. Он быстро разделся и улегся рядом. Немного подумав, спросил: – А что если ты?.. Если забеременеешь?
Мария хмыкнула:
