Фиш
Браун отвёл Милгрима обратно в корейскую прачечную на Лафайет и оставил на время: судя по подслушанным с утра обрывкам телефонных переговоров, он решил, что упустившие НУ не обойдутся без дополнительной головомойки.
На этот раз Браун даже не стал напоминать пленнику о лишней боли, которую принесёт любая попытка побега. Может, поверил, что Милгрим уже сроднился с мыслью о невидимых стражах на улице (хотя никогда их не видел и понемногу начинал сомневаться)? Вот ведь как интересно…
Браун даже не попрощался. Развернулся и молча ушёл по западному тротуару Лафайет-стрит.
Милгрим обменялся праздными взглядами с владельцем прачечной, смоляным брюнетом-корейцем старше семидесяти, чья вневозрастная, на диво неблестящая прическа напоминала стрижку Ким Чен Ира. Должно быть, у Брауна был с ним договор, потому что кореец ни разу не спрашивал Милгрима, какая машинка стирает его белье, а если никакая, то для чего тот часами просиживает штаны на виниловом красном диванчике, уткнувшись носом в книгу о средневековом мессианстве, листая журналы с давно устаревшими сплетнями или тупо уставившись перед собой.
Милгрим расстегнул пальто, но снимать не стал, так и опустился в нём на диванчик. Бросил взгляд на кофейный столик перед собой, где плотным компостом слежались черты звездных лиц (хотя, наверное, пупки не совсем относятся к лицам), и заметил на обложке «Таймс» президента, одетого как пилот и застывшего на палубе авианосца. Милгрим прикинул: получалось, что номеру стукнуло года три. Пожалуй, один из самых допотопных экземпляров среди этой пачки жёлтого трёпа, к которой время от времени обращался усталый пленник, как только замечал, что его клонит в сон от мессианства двенадцатого столетия. Мужчина уже убедился на горьком опыте: стоит начать клевать носом, кореец обязательно подойдёт и ткнёт его в бок свёрнутым в трубку журналом.
Но сейчас Милгрим решительно настроился на амальрикан[79] и Уильяма Голудсмита[80]; поработавших, если можно так выразиться, «на разогреве» у его любимых еретиков Свободного Духа[81]. Рука уже скользнула в карман за уютно потрепанным томиком, когда в прачечной появилась темноволосая девушка в коричневых сапогах и короткой белой куртке. Вошедшая потолковала с корейцем, получила квитанцию в обмен на две пары тёмных брюк, но не ушла — достала сотовый и бойко затараторила по-испански. А между делом повернула к диванчику, присела и принялась равнодушно полистывать жёлтую прессу на столике из фанеры. Президент Буш в костюме пилота тут же отправился куда-то на дно вороха. Девушке так и не удалось откопать в журналах что-нибудь новенькое, чего бы Милгрим ещё не видел. А всё-таки было приятно делить с ней виниловое сиденье и наслаждаться звуками чужой непонятной речи. Мужчина словно родился с талантом бегло изъясняться по-русски, зато, будто в отместку, не сумел выучить ни одного романского языка.
Незнакомка небрежно бросила трубку в широкий карман, поднялась, мельком улыбнулась Милгриму, едва посмотрев в его сторону, и удалилась.
Тот опять потянулся в карман за книгой, как вдруг заметил на красном виниле оброненный телефон.
Милгрим искоса посмотрел на корейца: тот с головой погрузился в «Уолл-стрит джорнал»; издали крохотные черно-белые портреты над статьями напоминали причудливые отпечатки пальцев.
Надо же, как изменила пленника судьба. Прежде он, не задумываясь, прикарманил бы брошенную вещицу. Но эта жизнь под неусыпной слежкой приучила его даже в случайностях видеть чей-нибудь умысел. Что если испаноговорящая красотка, якобы заскочившая сдать в чистку рабочие брюки, подослана Брауном? И не по рассеянности оставила тут свой сотовый?
С другой стороны, а вдруг нет?
Осторожно, не сводя с корейца глаз, Милгрим потянулся и сжал телефон в ладони. Трубка еще хранила тепло. Сердце мужчины ёкнуло: пустяковая, а всё-таки близость.
Милгрим встал с места.
— Мне нужно сходить в туалет.
Кореец прищурился на него поверх «Уолл-стрит джорнал».
— Мне надо пописать.
Владелец прачечной сложил газету, поднялся, отвёл рукой занавеску в цветочек и жестом пригласил Милгрима зайти. Тот быстро прошагал мимо гладильных машин и вошёл в узкую бежевую дверь под шелкотрафаретной табличкой «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА».
Фанерные стены, окрашенные в белый цвет, напомнили мужчине кабинки в летнем лагере под Висконсином. В воздухе стоял сильный, но не лишённый приятности запах дезинфицирующего средства. Милгрим запер дверь на хлипкую с виду тайванскую задвижку золотистого цвета. Потом опустил на унитаз крышку, присел и уставился на чужой телефон.
«Моторола», индикатор вызовов плюс камера. Модели было уже несколько лет, хотя, пожалуй, такие до сих пор лежали на витринах. Если выкрасть ради продажи, то и не поживишься. Зато — почти полный заряд и роуминг.
Перед глазами мужчины, на расстоянии десяти дюймов, висел календарь за тысяча девятьсот девяносто второй год. С августа кто-то перестал переворачивать листы. Рекламу коммерческой фирмы недвижимости украшало не в меру яркое изображение Нью-Йорка при дневном свете, всё ещё с чёрными башнями Всемирного торгового центра. Теперь, по прошествии времени, они смотрелись до того странно, до того нереально, научно-фантастически голыми, будто цельные монолиты, что на любых старых снимках казались Милгриму плодом обработки «Фотошопа».
Внизу под календарём, на четырёхдюймовом горизонтальном выступе дверной рамы стояла жестяная банка без этикетки, с чуть заржавленными боками. Мужчина склонился вперёд и заглянул внутрь. На дне тонким слоем лежали гайки, болты, две бутылочных крышки, скрепки, кнопки, неразличимые железки, трупики мелких насекомых. Всё, что могло окислиться, было покрыто ровным и лёгким рыжим налётом.
Милгрим откинулся к бачку и раскрыл сотовый. Пробежал глазами список испанских имён и фамилий. По памяти набрал номер Фиша и, зажмурившись, нажал кнопку вызова.
Фишер ответил, не дожидаясь третьего гудка.
— Алло?
— Фиш, привет.
— Это кто?
— Милгрим.
— Здор
Голос в трубке прозвучал удивлённо; а впрочем, как же иначе?
Некогда они вместе баловались бензодиазепинами[82]. И оба знали Дениса Бэрдуелла, который приходился Милгриму наркодилером.
— Ну, как дела, Милгрим?
В смысле: не одолжишь лишнего?
— Перебиваюсь помаленьку.
— А, — ответил Фиш.
Он, как всегда, был немногословен. Парень работал в области компьютерной анимации, встречался с подружкой, имел от неё ребёнка.
— Фиш, ты не видел Денниса?
— Угу. Видел.
— Как он там?
— Ну, как? Говорит, что сердится на тебя.
— А он сказал, почему?
— Да вроде бы деньги тебе давал, а ты не вернул.
Милгрим вздохнул.
— Да, это правда, но я не хотел его кидать. Через этого парня мне всё и доставалось. Ты-то,
