верхнем этаже.
— С кроватью?
— Да. Не надевайте на себя ничего, что намагничивается. Ни железа, ни стали. Ни электронного сердечного стимулятора, ни механических часов. Дизайнеры даже словом не обмолвились, когда показывали мне планы. Всё ради красивого визуального эффекта. Магнитная левитация. И вот теперь нужно лично предупреждать каждого гостя. Прошу прощения.
— Пока что, — сказала Холлис, — моё тело меня устраивает в его первозданном виде. И часов я не ношу.
— Значит, не о чем волноваться, — довольно подхватил Бигенд.
— Кажется, приехали, — произнесла журналистка, когда Олли свернул на улицу, где каждое здание, судя по виду, выстроили неделю назад.
— Отлично, — ответил магнат и дал отбой.
Ворота поднялись, «фольксваген» скатился по пандусу и въехал на крытую автостоянку, залитую ослепительным сиянием галогенных ламп; на светлом и гладком, будто стекло, бетонном полу не темнело ни единого пятнышка бензина.
Взвизгнули шины; Олли припарковал автомобиль возле другого «фольксвагена»-переростка в перламутрово-белых тонах.
Покидая салон, Холлис ощутила запах свежего бетона.
Олли достал из багажника вещи спутниц и вручил каждой по две карточки с магнитными полосками без надписей.
— Эта для лифта, — пояснил он, проводя белым прямоугольником сбоку от дверей из полированной нержавейки, — и доступа к пентхаузу.
Внутри молодой человек ещё раз повторил процедуру, и троица медленно и беззвучно поехала вверх.
— Кажется, эту штуку не стоит класть под кровать, — получив свою карточку обратно, заметила Холлис, чем весьма удивила Одиль.
— Да уж, — кивнул Олли. — И ваши кредитки тоже.
Лифт остановился, и двери открылись прямо в короткий, устланный коврами коридор, по которому свободно прогрохотал бы грузовой фургон…
— Вторая карточка, — сказал молодой человек.
Холлис переложила коробку в левую руку и провела, где нужно, магнитной полоской. Олли распахнул гигантскую чёрную дверь толщиной в добрых четыре дюйма. Помещение, куда вступила троица, напоминало размерами общий зал национального аэропорта в какой-нибудь крошечной, суперэкологичной стране Европы; в воображении рисовался этакий карманный лихтенштейнчик, процветающий на производстве самой дорогостоящей в мире осветительной мини-арматуры.
— Вот это квартира, — сказала Холлис, запрокинув голову.
— Это — да, — согласился Олли Слейт.
Одиль бросила сумку и медленно двинулась к стеклянному экрану; когда-то, во время
— А что, внушает! — воскликнула француженка.
— Хорошо, правда? — Олли повернулся к журналистке. — У вас главная спальня. Сейчас покажу, — и, взяв у неё коробку, первым поднялся по головокружительно подвешенной в воздухе лестнице из двух пролётов, ступая по двухдюймовым слиткам узорчатого стекла.
Кровать Бигенда представляла собой идеальный чёрный квадрат со сторонами по десять футов, парящий над чёрным полом на высоте трёх футов. Холлис приблизилась и заметила тонкие переплетённые кабели из чёрного металла: они держали конструкцию, словно воздушный шар на привязи.
— Лучше я на полу себе постелю.
— Все так говорят, — отозвался Олли. — Пока не попробуют.
Холлис обернулась что-то сказать — и увидела перед собой молодого человека у ресторанной стойки в отеле «Стандарт»; он спрашивал сигареты «Америкэн спиритс». Та же пачка. Та же бородка. Словно мох вокруг водостока.
57.
Попкорн
Коммерческие авиалайнеры, решил про себя Милгрим, глядя на рельефный потолок своего номера в «Бест вестерн»[153], похожи на городские автобусы. А вот «Гольфстрим» напоминал ему хорошее такси. Или собственный автомобиль. Как правило, Милгрима не впечатляло богатство. Но этот полёт на «Гольфстриме», с декором в стиле Лас-Вегаса, пробудил в его душе самые отчаянные мысли о неравенстве. Ведь большинство людей никогда не ступят на трап такого самолёта. Это одна из тех вещей, о существовании которых многим известно, которые воспринимаются как должное лишь теоретически, в качестве чьей-то чужой собственности, но реальность которых мало кто в мире осознаёт всерьёз.
Милгрим плохо представлял себе порядок обычного досмотра на канадской границе, но в варианте «Гольфстрима» всё прошло именно так, как обещал Браун. Самолёт приземлился в огромном аэропорту и заехал куда-то в тёмное помещение без опознавательных знаков снаружи. К нему подъехал внедорожник с прожекторами на крыше, оттуда вышли двое мужчин в форме — один в пиджаке с золотыми пуговицами, другой — в обтягивающем пуловере «в резинку» с нашивками на плечах и локтях. Тот, второй, что носил свитер «коммандос», явно был родом из Ост-Индии, а ещё, похоже, любил качать железо. Мужчины поднялись на борт, приняли три паспорта из рук пилота, по очереди раскрыли каждый, сравнили с имеющейся у них распечаткой и, поблагодарив, ушли. На этом всё и закончилось. Пилот убрал свой паспорт в карман и вернулся в кабину. Милгрим (так и не услышавший от него ни слова) и Браун взяли багаж и сошли по длинному трапу, который тем временем кто-то успел подкатить к выходной двери.
Промозглый воздух полнился гулом самолётов. Браун сразу направился к припаркованной машине и достал из-под переднего бампера ключи. Автомобиль плавно тронулся с места. Милгрим обернулся на огни фар заправочных грузовиков, подъезжающих к реактивному самолёту.
За окном проплыло странное пирамидальное здание. Машина остановилась у сетчатых ворот. Браун вышел наружу, набрал на маленькой клавиатуре несколько цифр и опять сел за руль, пока громыхали, открываясь, тяжёлые створки.
Город встретил приезжих необычной тишиной. И безлюдьем. Парочка случайных прохожих. Странная чистота, словно в старой компьютерной «бродилке», созданной до того, как авторы научились придавать обстановке налёт реализма, рисуя пыль по углам. Полицейские автомобили, которым, судя по скорости, совершенно некуда было спешить.
— А что будет с самолётом? — полюбопытствовал Милгрим, когда машина стремительно миновала длинный многорядный мост из бетона, протянувшийся, как показалось, над второй рекой.
— А что с ним?
— Он будет нас ждать?
— Нет, полетит в Вашингтон.
— Вот это техника, — с уважением заметил Милгрим.
— Чего только в США не получишь за деньги, — жёстко сказал Браун. — Говорят американцы все до единого материалисты, а знаешь почему?
— Почему? — спросил Милгрим, удивлённый столь непривычным тоном собеседника.
— А у них всё самое лучшее, — произнёс тот. — Тут и гадать нечего.
И вот теперь Милгрим размышлял над его словами, уставившись в потолок. Тот был отделан кусочками жёсткого пенопласта размером с крошки, какие остаются на дне пакета с попкорном. Вот он, вид,
