уродливой закусочной из бежевого кирпича, прямо из которой вырастала аккуратная коричневая гостиница в четыре этажа под вывеской «Принстон». Милгрим успел подметить обыкновение здешних баров сохранять на себе останки вымирающих гостиниц. Огромная спутниковая тарелка на здании казалась настолько древней, что прохожий помоложе мог бы счесть их ровесниками.
За спинами мужчин трёхполосная трасса, образуя т-образную развилку, вливалась в улицу, на которой стоял «Принстон». Последняя граничила с портом, неподалёку от крохотного парка «CyndiNet». Сам порт напомнил Милгриму длинный, но удивительно узкий чертёж поезда, опоясывавший стены в комнате одного приятеля его деда.
— С улицы видно, — сказал Браун с монокуляром, который, казалось, рос у него из глаза. — Это же сколько было шансов, что выйдет по-другому?
Милгрим не знал ответа, да и если бы знал, наверное, придержал бы его при себе, видя, как удручен и сердит его спутник; однако, подстёгнутый второй дозой, он вдруг решился поменять тему.
— А как же родные НУ в Нью-Йорке?
— А что?
— Они ведь не переписывались на волапюке, правильно? Вы же обходились без переводчика?
— Насколько мы знаем, они вообще не писали. Не звонили. Не слали имейлов. Они совсем не объявляются… Вот уже какое-то время.
Милгрим подумал о следящем устройстве, которое позволило Брауну перехитрить НУ, имевшего обыкновение постоянно менять телефонные трубки и номер
— Полезай в машину, — процедил Браун, разворачиваясь к припаркованному «Форду». — Ещё не хватало сегодня, чтобы ты у нас думать начал.
71.
Такой быть сложно
— Что вам известно об отмывании денег? — спросил пожилой мужчина, передавая Холлис горошек и панир[175] на круглой тарелке из фольги.
Все четверо сидели за дальним концом второго из длинных столов и ели индийский обед. Трапезу, разумеется, заказали по телефону. По убеждению журналистки, так и следовало поступить заговорщикам, не желающим лишний раз показываться на улице.
Бобби терпеть не мог индийскую кухню и не хотел сидеть с остальными; для него заказали простую сырную пиццу, потребовавшую отдельной доставки.
— Наркоторговцы ворочают горами наличных, — произнесла Холлис, при помощи пластиковой вилки перекладывая горошек на белую бумажную тарелку. — Мне как-то рассказывали, что эти парни выбрасывают пятёрки и купюры по доллару, чтобы не возиться с мелочью. — Инчмейл обожал собирать всевозможные факты о поведении людей из преступного мира. — Но не отправляться же за солидной покупкой с трейлером, набитым деньгами, а в банках разрешается класть на счёт лишь определённую сумму. В итоге господин с распухшими чемоданами идёт на немыслимые уступки тому, кто возвращает «грязные» денежки в оборот.
— Десять тысяч долларов. Ровно столько можно взнести наличными в банк США, — уточнил мужчина в возрасте, угощаясь разноцветным рисом с кусочками цыплёнка в ярко-бежевом соусе. — Любая огромная сумма денег начинает составлять отрицательный баланс. Как бы вы, например, поступили с десятью миллионами, если бы не могли отчитаться, откуда они взялись?
К чему он об этом заговорил?
— А сколько это будет, — Холлис припомнился пухлый конверт от Джимми Карлайла в сумочке, — сотенными бумажками?
— Вечно эти сотенные, — вздохнул мужчина. — Меньше, чем вы полагаете. Две целых и четыре десятых миллиарда именно такими купюрами занимают место семидесяти четырёх стиральных машин, только весят гораздо больше. Миллион сотенными потянет на двадцать три фунта и спокойно уложится в небольшом чемодане. Десять миллионов — это чуть менее двухсот тридцати фунтов чистого веса.
— А вы что же, своими глазами видели два и четыре десятых миллиарда? — Ей вдруг показалось, что это важно.
— В июне две тысячи четвёртого года, в воскресенье, — продолжал незнакомец, пропустив вопрос мимо ушей, — федеральный резервный банк Нью-Йорка открыл свои хранилища, чтобы переправить именно такую сумму в Багдад на борту пары военно-транспортных самолётов “C-130”.
— Багдад?
— Начиная с марта две тысячи третьего года по июнь две тысячи четвёртого мы переслали в Ирак около двадцати миллиардов долларов наличными. Последняя партия должна была покрыть расходы на передачу власти от временной администрации коалиции временному правительству Ирака. Это самый крупный денежный перевод за всю историю банка.
Холлис пришёл на ум лишь один вопрос:
— Чьи это были деньги?
— По условиям резолюции Объединённых Наций, федеральный резервный хранил иракские капиталы, в основном доходы от добычи нефти. Фонд развития Ирака. При более благоприятном раскладе, скажем, в государстве вроде этого и в мирное время, проследить за окончательным распределением даже одного миллиарда практически невозможно. А уж осуществить надзор за двадцатью миллиардами в Ираке, в таких обстоятельствах? В наши дни вообще нереально узнать хотя бы с долей достоверности, куда исчезнет львиная доля денег.
— Но их использовали на восстановление страны?
— А что, разве похоже?
— Значит, наличные помогли временному правительству удержаться на плаву?
— Полагаю, да. Какая-то часть, — ответил мужчина и принялся есть, аккуратно, тщательно и с явным удовольствием.
Холлис поймала взгляд англичанина, наткнувшегося на неё в переулке. Тёмные волосы, очень короткая стрижка — вероятно, попытка стилистически изобразить преждевременную мужскую лысину… Интересный молодой человек, подумала журналистка. Привлекательный, в отличной форме и, должно быть, занятный. Она могла бы увлечься, не окажись незнакомец международным правонарушителем, террористом, пиратом непонятного статуса. Или на кого там работает Бобби? Мультикультурные преступники. Мечтательного вида парнишка в чёрном, невнятной национальности, но, трудно сказать почему, определённо не американец. Солидный мужчина — уж этот явно смахивал на американца, только слегка старомодного. Из тех, что заправляли, когда в Штатах солидные люди ещё стояли у руля.
— Идите ко мне, — пригласил мистер Симпатичный Злоумышленник в Отличной Форме, указывая на стул возле себя по ту сторону стола.
Мужчина постарше жестом (рот у него был набит) отпустил свою соседку. Она взяла тарелку и обошла стол кругом, по дороге обратив внимание на квадратную пластиковую коробку жёлтого цвета без особых примет, если не считать трёх коротких чёрных антенн, чуть разных по длине, тумблера и красного индикатора. Прибор неизвестного назначения был включен. Холлис опустила тарелку на стол и присела рядом.
— Гаррет, — представился молодой человек.
— Я думала, здесь не называют имён.
— Фамилий, — поправил он. — Но это моё настоящее… По крайней мере, одно из них.
— Что вы делали, Гаррет, пока не взялись за то, чем теперь занимаетесь?
Молодой человек поразмыслил.
— Я увлекался экстремальными видами спорта. В итоге — больница. Ясное дело, штрафы, самая малость в камере… Работал на киностудии с реквизитом, выполнял заодно кое-какие трюки. А вы что
