возникла какая-то бледная твёрдая штука, словно большая игрушка, наполненная вместо ваты бетоном.
В автомобиле завыла сигнализация.
Он замер и больше не тронулся с места.
Опустив глаза, Милгрим увидел у себя на коленях некий предмет и поднял его.
Зеркало заднего вида.
Ужасная бледная и твёрдая штуковина, больно ударившая по лицу, понемногу сдувалась. Мужчина проткнул её ручкой от зеркала.
— А, — протянул он. — Аварийная подушка.
И повернулся влево, на звук распахнувшейся дверцы. Не успевшая сдуться подушка водителя венчала рулевую колонку подобно зловещему и непонятному аппарату на витрине ортопедического магазина. Браун отбросил её бессильным, но злым ударом. И встал на дрожащих ногах, держась за открытую дверцу.
Послышался рёв сирены.
Милгрим смотрел на его лэптоп, застрявший между сидениями в чёрной нейлоновой сумке. Потом увидел собственную руку: она расстегнула молнию на боковом кармане, полезла внутрь и достала несколько упаковок с таблетками. Затем опять поглядел наружу, поверх сдувающейся подушки. Браун, повредивший во время аварии ногу, неуклюже допрыгал до ближайшего мусорного контейнера, достал из куртки пистолет Ящера и стремительно сунул его под крышку на пружинах. Уже спокойнее поковылял обратно к машине, остановился и оперся на загадочно сморщенный капот. Взгляды мужчин встретились. Браун махнул рукой: мол, вылезай скорее.
Милгрим отрешённо напомнил своей храброй руке убрать лекарство в карман.
Оказалось, дверцу заклинило, но потом она отскочила, и мужчина едва не выпал на тротуар. Из «Принстона» повалила толпа. Замелькали бейсболки и непромокаемые плащи. И причёски, как на рок- концерте.
— Давай сюда, — приказал Браун, держа ладони на капоте и пытаясь не давить своим весом на пострадавшую ногу.
С востока быстро приближались машины с мигалками.
— Ну нет, — произнёс Милгрим. — Извините.
И, развернувшись, быстро как только мог, пошагал на запад. Он шёл и думал: вот-вот на плечо опустится чья-то ладонь.
Мужчина услышал, как захлебнулись и умолкли сирены. Увидел собственную тень, заплясавшую в зареве красных отблесков.
Его рука нащупала упаковку в куртке “Jos. A. Banks” и выдавила одну таблетку. Милгрим не то чтобы одобрил её решение, но всё же заставил себя проглотить дозу всухую: не болтаться же лекарству в кармане просто так. Впереди белели полоски пешеходного перехода. В эту секунду светофор поменял сигнал, и мужчина двинулся через дорогу, не отрывая пристального взгляда от маленького, ярко подсвеченного человечка на той стороне.
Потом он поднялся по склону, туда, где начинали сгущаться сумерки. Где-то вдали затихали гудки покалеченного «Форда Таурус».
— Извините, — повторил Милгрим на ходу, обращаясь к тёмным силуэтам домов.
Беспокойная, умная рука похлопывала карманы, пересчитывая запасы. «Райз». Новый бумажник, пустой. Зубная паста. Зубная щётка. Пластмассовая бритва в куске туалетной бумаги. Милгрим остановился и оглянулся вниз, на дорогу, где Браун пытался прикончить НУ. Беглецу хотелось теперь очутиться снова в «Бест Вестерн» и глядеть в потолок. Включить бы какой-нибудь старый фильм по телевизору, только без звука. Лишь бы ловить краем глаза какое-нибудь движение, словно завёл себе домашнего питомца.
Милгрим побрёл дальше, чувствуя на себе мертвенные рыбьи взгляды старых домов. Сутулясь под бременем наступающей темноты и тишины, от которых веяло давно забытым уютом.
Но вдруг перед глазами, словно ниоткуда, возникли высотные здания другой улицы, другого, лучшего мира, во всей зловещей торжественности, какой обладает серьёзная галлюцинация. Вот украшенная золотыми листьями, будто светящаяся изнутри вывеска табачной лавки; за ней универсальный магазин, и так далее. В эту самую заветную минуту близость мрачных и тёмных домов явилась ему во всей своей интимной откровенности.
Тут он увидел, как опустилась и плавно повернулась камера на конце металлического крана, и понял, что забрёл внутрь декорации, сооружённой среди невидимых чёрных руин какого-то выпотрошенного завода.
— Извините, — пробормотал мужчина.
Шагая прочь, мимо грузовых фургонов и девушек с переговорными рациями, он остановился почесать лодыжку, наклонился и нащупал у себя в носке сто пятьдесят канадских долларов, оставшихся после похода за наркотой.
Более того: оказалось, его другая, не самая умная рука сжимала книгу.
Милгрим распрямился и прижался к ней щекой. Его захлестнула волна благодарности. Ведь там, под истрёпанной бумажной обложкой, жили пейзажи, герои, образы. Бородатые еретики в расчудесно украшенных нарядах, пошитых из крестьянских обносок. Деревья, похожие на мёртвые веточки.
Милгрим обернулся на загадочно мерцающие декорации.
Браун уже наверняка в участке, объясняется с полицейскими.
В гостинице «Принстон» должны быть сандвичи с «Кока-колой»; полученной сдачи хватит на билет на автобус, а может, и на такси. Потом он отыщет путь на запад, в самое сердце делового центра, найдёт укрытие и, возможно, придумает, как действовать дальше.
— Квинтин, — произнёс мужчина и тронулся вниз по склону, в направлении «Принстона».
Квинтин, по профессии портной. Основатель секты либертинцев. В тысяча пятьсот сорок седьмом году сожжён на костре за совращение почтенных леди города Турнэ.
Странная история, думал Милгрим. Ещё какая странная.
На ходу он кивнул девушкам с роскошно зачехлёнными рациями. Красоткам из мира, в котором легко прижился бы Квинтин.
75.
Эй, приятель
Разведчик и охотник Ошоси «оседлал» Тито на пике переворота назад. Мужчина услышал, как серый автомобиль ударил фонарный столб, и в ту же секунду черные «Адидасы» коснулись асфальта; как тут не спутать причину и следствие? Ориша быстро повлек Тито вперёд, словно ребёнок, который тащит куклу за руку. В голове словно раздулся гигантский пузырь, начавший давить на черепную коробку и её содержимое. Мужчина хотел закричать, но холодные пальцы Ошоси, похожие на сырое и скользкое дерево, крепко сжали ему горло.
— Эй, приятель, — послышалось откуда-то. — Эй, всё нормально?
Ошоси пронёс его мимо голоса. В опутанной веревочными кольцами грудной клетке обезумевшей птицей билось и трепетало сердце.
Бородатый мужчина в тёмном, тепло одетый, огромный, словно медведь, торопился залезть в кабину гигантского пикапа. Тито ударил раскрытой ладонью по стенке кузова. Раздался гул.
— Какого черта? — яростно крикнул водитель, высунувшись из кабины.
— Ты здесь ради меня, — произнёс Ошоси, и Тито увидел, как округлились глаза над чёрной бородой. — Открывай.
Мужчина странно побледнел и бросился трясти запор задней дверцы. Та резко раскрылась, Тито перевалился в салон через борт, уронив на пол жёлтую каску, и рухнул на огромный лист безупречно чистого коричневого картона. Послышался звук сирены.
Что-то ударило пассажира по руке. Кусок жёлтого пластика на жёлтом шнурке. Нашейный личный
