здесь…
Значит, вот оно что! Боги другого мира не исчезли совсем с появлением Истинного, но были заключены в мою гитару, где терпеливо ждали, пока у меня кончится запой и я возьмусь за гриф. А теперь вот напоминали о себе, словно чего-то хотели. Интересно чего? Шуточки, однако, у этого Истинного, получившего Имя!
– Много вас? – цепенея от сознания того, что гитару скорее всего придется выбросить или сломать, спросил я. Ненавижу выбрасывать музыкальные инструменты, а уж ломать – тем более. Это все равно что человека убить, а может быть, даже хуже.
– Все, все, все… – загудела гитара.
Что ж, кошмар продолжался. Став реальностью, он тем не менее не перестал быть кошмаром. Но если с маленькими черными чертиками, выскакивающими из электрической лампочки во время запоя, еще можно как-то договориться и даже выпить к взаимному удовольствию, то как и о чем договариваться с низвергнутыми богами, вселившимися в твою гитару? Боги – они, знаете ли, капризны и требуют… А чего они требуют, собственно говоря?
– Чего вам надо? – спросил я.
– Веры, – донеслось из гитары. – Иди играй, мы будем разговаривать с людьми, и в нас поверят.
Через пару часов я уже неплохо ориентировался в ситуации, а еще через час принял ее как данность. Нельзя сказать, что она мне нравилась, но поделать ничего было нельзя. Кроме того, судьба предлагала мне продолжение приключения, и отказываться от него мне не хотелось. Что меня ожидало, если я откажусь? Будни впроголодь да периодические запои, чего уж тут хорошего.
Получалось, что боги того, другого, мира не утратили полностью свою сущность с появлением Истинного, а только отдали те частицы божественности, которые Он некогда в них вложил. Но было в них и еще кое-что, то, что возникло без участия Единого, намоленное, состоящее из множества человеческих вер, и это у них осталось. Всех выборных и невыборных богов Истинный выкинул из того мира вместе со мной и моими спутниками. Куда подевались Константин и женщина – никто не знал, а вот боги нашли пристанище в моей гитаре. Не Божий Камень, конечно, но в данном случае размер, видимо, не имел решающего значения. Разговаривать со мной могли только те боги, чьи жилы были натянуты на гитаре, но и остальные никуда не делись, просто, так сказать, не имели права голоса. Впрочем, достаточно было сменить струны, выбрав из прихваченного мной клубка подходящие жилки, чтобы состав парламента сменился. Впрочем, пока что струны менять я не собирался. Пусть сами между собой договариваются – боги же, чего мне в их дела лезть. А вот играть, наверное, придется.
Имеющие голоса боги настаивали, чтобы я немедленно отправлялся в ближайший храм, который, по их мнению, являлся самым подходящим местом для их дебютного концерта в нашем мире, но я, подумав, решил воздержаться. Не то чтобы я боялся попа или дьякона, вовсе нет, хотя и это присутствовало. Но о том, что со мной сделают верующие старушки, было просто страшно подумать. Не в Америке все-таки живем и не в Европе. Это у них там толерантность, а не у нас. Хотя когда-то давно в Прибалтике какая-то женщина предлагала мне поиграть в костеле, но ведь, опять же, это было не здесь.
Поэтому я собрался и отправился на рынок. Вместе с богами. А что, по крайней мере дело знакомое, да и веселее в компании-то.
Глава 16
Божий промысел
В смутном мире первым
Искорку зажег
Древний Громовержец,
Мой Мужицкий Бог.
Был он беспощаден,
Не всеблаг – всезряч,
Был не всепрорщающ,
Но животворящ!
Провинциальные рынки повсюду одинаковы. В разных городах и даже в разных мирах, так что специально описывать наш рынок я не стану. Правда, на том, зарайском рынке я концертировал вместе с прекрасной женщиной Лютой, и я и она – оба мы были бродягами, бомжами, неосторожно угодившими в чужой март, замерзшими и испуганными неопределенностью нашего положения, а это, знаете ли, чертовски сближает. Зато теперь меня сопровождают боги. И пусть боги эти, так сказать, второй свежести, выставленные из своего мира, боги- иммигранты, боги-гастарбайтеры или даже боги-бомжи – это ничего. Ведь я, по непроверенным сведениям, и сам изгой, ссыльный бард. Опальный исполнитель имен божьих, сочинитель дорог и тропинок. Словом, Меньшиков в Березине, да еще с кучей контрабандных божков в гитаре. И вот что странно: я с удивлением обнаружил, что чувствую за этих богов ответственность, словно лично затащил их сюда, посулив море всенародной любви и веры, хотя у меня, разумеется, и в мыслях ничего подобного не было. В общем, не гожусь я в торговцы живым, а тем паче божественным товаром, слишком уж я, как бы это помягче выразиться, ага, вот – совестливый.
Кстати, насчет моих товарищей, тех, с которыми я был там, в другой России. Конечно же, я их помнил – и Гинчу с Гонзой, и героя Костю, и моих айм, Люту с Гизелой, и богунов, и старшего сержанта, и даже пенсионера Вынько-Засунько. Помнил и надеялся, что с ними все в порядке. Но не тосковал, лишнее это – тосковать. Ведь жизнь научила меня верить настоящему, с благодарностью относиться к прошлому и не загадывать на будущее. Сейчас я в своем мире, хотя иногда мне приходит в голову, что он не такой уж и мой, что я хоть и вернулся, да вот беда, вырос я из своей провинции, как лягушка-путешественница из болота. Хотя в память от недавнего приключения у меня осталось-то всего ничего. Так, мелочь, полная сумка, извиняюсь, гитара мелких богов. Между прочим, и с одним-то чужим богом возникают проблемы, что уж тут говорить, когда их без счета? Я вспомнил вздорный характерец Аава Кистеперого и решил, что грядущих неприятностей у меня, судя по всему, полная гитара.
Все-таки в той России было легче. На тамошнем рынке я был безродным пришельцем, меня никто не знал, да и я тоже никого, поэтому ни о какой стеснительности или, как говорят актеры, «зажатости» и речи не шло. Кроме того, со мной была Люта-прекрасная и где-то поблизости ошивался потомственный герой Костя – живые, осязаемые существа, мы нуждались друг в друге, а еще у нас была общая цель. Я покопался в своей жизни и с ужасом обнаружил, что здесь у меня практически нет ни одного по-настоящему близкого человека, даже такого, который в минуту душевного соплизма сказал бы: «Ну и засранец же ты, Авдей!»
Наверное, такие настроения порождаются остаточными явлениями недавнего запоя-завоя и бесследно исчезнут после прогулки на свежем воздухе. Так что я все делал правильно, прогуливался в сторону рынка, волоча с собой кофр с гитарой и кучей контрабандных божков, и думал о том, как и что я буду на этом рынке делать. Ведь меня же там каждая не то что собака, каждая бактерия сальмонеллы, засевшая в непроданном курином трупике, и то знает. Впрочем, черт с ними, с собаками и микробами, будь что будет. Хорошо хоть боги мне попались тихие, не скандальные, сидят себе в кофре и не петюкают. Хотя, может быть, это только пока, может быть, они просто не обвыклись еще. Или ждут своего часа. Боги хоть и обожают разные таинства, но и публичности не чураются.
Я бочком, смущаясь, протиснулся сквозь толпу и деликатно умостился на ступеньках возле рыночного павильона с тыльной стороны здания. Во-первых, там было меньше народа, а дебютное выступление лучше обкатать на небольшой аудитории. Во-вторых, справа от меня имелась куча пустых упаковочных коробок, погрузкой которых на мусоровозы занимался мой давний приятель, отставной полковник Фофанов, и я сильно рассчитывал на его моральную поддержку – сколько выпито вместе, как ему меня не поддержать. Да и в случае возникновения какого-либо конфликта полковник, я надеялся, в стороне не останется. Поможет.
Полковника, однако, нигде не было видно. Может быть, он уехал с очередным мусоровозом, а может, уволился по причине несовпадения взглядов на выпивку в рабочее время со своими кавказскими хозяевами. Если уволился, то скорее всего со скандалом. Аллах, он, конечно, акбар, но и полковник тоже не тварь какая-нибудь дрожащая, в морду дать умеет и делает это с энтузиазмом и вполне профессионально.
Ну и ладно. Я поерзал на заранее припасенном полиэтиленовом пакете, ощутив теплые, дружелюбные
