банковском деле, финансах. Не знаю, кто читал мои справки, впрочем, мне они доставляли удовольствие. Все же какая-то работа. Через некоторое время задачу еще раз уточнили: я должен был анализировать все случаи мошенничества, финансовых нарушений, афер, уголовных преступлений в этих же областях. Что я очень скрупулезно и делал. Мне привозят около пятидесяти наименований различных изданий, я запросил и несколько иностранных… Не так давно меня лицезрел Вячеслав Викторович. Он долго тряс мне руку, интересовался питанием, бытовыми удобствами. Потом мы попили коньячок из микроскопических рюмочек, и генеральный директор попросил меня создать «уникальный», как он выразился, труд. Мне предстояло систематизировать и подробно описать все известные случаи мошенничества, преступлений и нарушений в сфере финансов, банков и экономики, способов быстрого получения и оборота денег. Он узнал, что я специализировался в свое время на экономике капитализма, и предложил тщательно исследовать особенности деятельности российских акционерных обществ, товариществ, фирм и так далее… Он сказал, что эти исследования помогут в борьбе против мошенников, преступников всех мастей. И предупредил, что мою работу очень ждут в правительстве и в правоохранительных органах. Вячеслав думал, что я тут же упаду от удивления. Но я вздохнул и сказал: «Для этого надо держать меня взаперти?» – «Вам все равно некуда ехать. А здесь вас хоть кормят и дают работу во благо Отечества. Работа очень важная и срочная. Отнеситесь к ней серьезно. И еще раз подчеркиваю, меня интересуют механизмы совершения незаконных, впрочем, и законных сделок». Мы распрощались как добрые друзья… А потом я познакомился ближе с Кузьмой Ароновичем Птицеедисом.
– Это такой лысый и слюнявый? – уточнил я.
– Да, я читал некоторые его разработки в области экономики развитого социализма. Совершеннейшая чушь. Но суть не в этом. Однажды в нетрезвом состоянии (он, кстати, быстро надирается) он проболтался… Во, уже запели, – прислушавшись, заметил Святозаров. – Такие попойки устраиваются раз в неделю, по субботам. А по воскресеньям иногда привозят даже девочек. Но не всем и не сразу. А за показатели, которые оцениваются по гибкой системе. Бабы здесь – самая дорогая валюта… Так вот, по поводу Птицеедиса. Он однажды сболтнул, как по его предложению в проекте закона о ценных бумагах вычеркнули всего лишь одно слово: ВЕКСЕЛЬ. Давным-давно известное на Руси слово. Почитайте того же Достоевского. При большевиках слово «вексель» не очень-то прижилось. Но в памяти народной осталось: «платим по векселям»!
– Ну, вычеркнули – и черт с ним…
– Не понимаешь, мой милый друг, – усмехнулся мой товарищ. (Я вдруг поразился его могучему лбу.) – Выходит закон – и в нем среди ценных бумаг ни слова о векселе. А уже появилась масса акционерных обществ, товариществ с ограниченной ответственностью – это же надо было придумать такие сочетания! И начался массовый сбор денег под лихие проценты. Народ толпами валит, в очередях замерзают, в давке погибают, чтобы быстрей избавиться от своих кровных. А взамен что получают? Век-се-ля! У меня есть образчики договоров таких фирм. Чистая липа! И этих ловких ребят даже посадить нельзя, потому что вексель не является ценной бумагой.
– Но там же написано обязательство? – не выдержал я. Получалось слишком все просто: толстяк вычеркивает в проекте закона слово, в правительстве это безропотно принимают, а кто-то тут же начинает обманывать честных граждан.
– Чепуха это! У нас новые рыночные отношения. Ты и хозяин фирмы – частные лица, заключаете между собой договор. Ты получаешь вексель, который внешне красивый, но бесполезный. Государству абсолютно наплевать на ваши непонятные дела. А потом твой «благодетель» смывается вместе с твоими денежками и, разумеется, процентами…
– Значит, это лысый Ароныч все просчитал?
– А ты думал, зачем нас тут держат, кормят на халяву, выпить дают?.. Мы… – Михаил Александрович наклонился ко мне и прошептал: – Научный центр нарождающегося гигантского спрута. У этого монстра есть еще и мозговой, точнее, руководящий центр. И я уже догадываюсь, кто входит в него. Это люди, фамилии которых на слуху. Их всех знают и уважают…
– И кто они?
– Я пока не могу сказать, потому что не уверен. В этом списке около десяти человек. Это могущественные люди…
У меня голова шла кругом. Я попал в осиное гнездо, где благопристойные яйцеголовые разрабатывали хитроумные гадости по заказу хозяев. И моих тоже. А может, профессор преувеличивает, а лысый Птицеедис никакого отношения к жульническим поправкам к законопроектам не имеет? Изучение криминального опыта необходимо каждому бизнесмену – чтобы его не прокатили свои же подельники или конкуренты… Я недоверчиво посмотрел на Святозарова. Он тут же уловил и понял мой взгляд.
– Ты еще ничего не знаешь. Но когда хоть немного вникнешь в те дела, которыми заняты мои так называемые коллеги, ужаснешься. Здесь клоака… Здесь все стучат…
– Скажи, Михаил Александрович, почему на выпивках здесь произносится тост за Сталина?
– А-а, уже знаешь… В свое время вождь трудового народа многих ученых арестовал и посадил за колючую проволоку. Называлось это сообщество ученых зэков «шарашкина контора». Сейчас это общеизвестно. А вот о нас никто не знает… Все повторяется, приобретая комедийную форму. Сталин, надо отдать должное, пекся об интересах укрепления страны. А здесь мы озабочены тем, как бы грамотней ее обворовать…
– Ну и попали мы с тобой, профессор. – Я обхватил голову руками. Хотелось плакать и смеяться. Я увязал все глубже и глубже… Я стал преступником, хотя сам ловил подобных на границе.
Я люблю тебя, жизнь…
Мне вряд ли понравится тюремная пайка. Знал бы, что готовит мне судьба в недалеком будущем…
В смятенных чувствах я покинул профессора и отправился проверять посты. Никто не должен видеть нас двоих. «Мы составим тайную оппозицию», – решил я, и мне сразу стало легче. В конце концов, я никого не убивал, а меня вот пытались, никого не ограбил и во всем всегда старался помогать людям. Они же делали ответные гадости. Примеров – завались…
Бастилин дал мне три дня отгула. Я тут же помчался к Светлане. Увы, мои худшие предчувствия сбылись. За дверью стояла могильная тишина. Через два часа я снова приехал к ее дому и ждал до позднего вечера, выкурив в машине пачку сигарет. Соседка из квартиры напротив, пристально разглядев меня, сообщила, что Светы уже неделю как нет. А уехала она с какими-то мужиками.
– Я слышала, как она открыла дверь, потом ушла с ними.
Светка попала в беду. Она ушла от меня, в этом обреченном порыве было отчаяние и желание обмануть судьбу. Не получилось.
Я медленно поехал по улицам города-гиганта, который поглотил маленького человечка Светку. Чьи руки посмели прикоснуться к ней, кто насильно увез ее, сделав беспомощной рабыней? Меня передернуло, когда я воочию представил плененную девочку. Грязные шакалы! Я заглядывал в рестораны, кафе, магазины, искал в потоке машин зеленый «мерс»… С таким же успехом мог бы звонить в любую квартиру ближайшего дома.
Всю ночь я ворочался, так и не заснув. Самое печальное, что я практически ничего не знал о Светлане. Мы жили с ней настоящим днем, редко вспоминали о прошлом, о будущем тоже не заговаривали. Наверное, это привычная для города-мегаполиса ситуация в человеческом общении. Хотя и ненормальная. Я не сомневался, что к исчезновению Светы имели отношение те двое, которых я с пристрастием отколотил. Но где их сейчас искать… Светка все повторяла, что они отмороженные. Черт бы побрал этот жаргон, что она имела в виду: наркоманы ли, беспредельщики без совести и чести, или же просто зомбированные существа, понимающие лишь грубую силу? Я попытался вспомнить все, что она говорила о них про сумму денег, натиканную двоюродному брату Павлику (одно место оторвать ему), но не смог припомнить имена. Снова попытался представить тот безумный вечер, комнату, испуганные глаза Светланы, наш уход через балкон… Отмороженные души, мерзлые глаза. Мозги из-под пресса… Было какое-то имя: то ли Махмуд, то ли Морис, то ли Мамед… В моменты стрессовых ситуаций у меня бывают пробелы в памяти. Особенно на имена, названия, цифры. Но безупречна чувственная память. Я помню до оттенков каждое мгновение. Именно это не дает мне терять бодрость духа. Самоконтроль за чувствами – одна из заповедей спецназа. Но от этого мне сейчас не легче. Где-то в закоулках памяти, на уровне подсознания, остались слова, блеклые отпечатки, которые, возможно, стали бы ключом к поискам. Она что-то бормотала в запальчивости, я же привык в
