убитого со следами крови. В этот промежуток времени из отеля кроме прислуги выходил гражданин Карасев – на зарядку. Его супруга оставалась в номере и на зарядку не вышла, так как подвернула ногу.
– Ну и что с того? – выкрикнул Виталя. Он вскочил, ноздри его по-лошадиному раздувались, будто он только что одолел марафон.
– Прошу не перебивать! Последнее время в вашей семье происходят ссоры, свидетелями которых были многие из сидящих здесь.
– Да-да, было такое, – подтвердил кто-то негромко, явно искажая голос.
– Но это, черт возьми, наше семейное дело!
– Это было бы так, если бы вы вчера после словесной перепалки не спустили с лестницы вашу половину… Чем нанесли ей увечье. Кстати, доктор, вы можете засвидетельствовать опухоль на ноге гражданки Ирины Карасевой?
– С удовольствием. – Криг почтительно приподнялся и важно прошествовал к Ирине.
Та метнула на него презрительный взгляд, но промолчала.
– Вы позволите? Где у вас болит? – Криг примостился на корточках возле стройных ножек. – Положите, пожалуйста, больную ножку на здоровую… Хорошо, очень хорошо. – Он поднял голову. – А теперь вас, Анюта, да, именно вас, я попрошу присесть рядом – и тоже ножку на ножку… Вот видите, можно сравнить, – Захар Наумович погладил икры зардевшейся Анюты, – здесь нормально…
Он выпрямился, сделал шаг в сторону, присел на корточки перед Ириной, осторожно взял ее за голень.
– Вот, здесь тоже нормально. А вот от щиколотки мы видим… не больно? – Он сделал изящное соскальзывающее движение. – Ножка заметно опу…
Захар Наумович не договорил, потому как Ирина коротко ткнула его ножкой куда-то в колено или живот. Он вскрикнул «ой» и упал, взметнув вверх согнутые коленки и качнувшись на спине на манер пресс- папье.
– Ох, простите, – бесчувственно извинилась Ира. – Это у меня нерв дернулся.
Криг молча поднялся и сердито прошел на свое место, Маша расстроенно покачала головой.
– Факт членовредительства засвидетельствован! – объявил Распорядитель.
– Да нет, ничего, я не ушибся, – отмахнулся Криг.
– Я не о вас…
– Зачем вам все это надо? – выкрикнул раскаленный Виталя.
– Сейчас узнаете! Впрочем, не сейчас, – Распорядитель сделал паузу, безразлично посмотрел на общество. – Я хотел сказать, что каждый из вас имел все основания убить Шевчука.
Послышался возмущенный ропот.
– Доказательства! Давайте доказательства! Надоели ваши глубокомысленные недомолвки! – завозмущался очухавшийся после падения Криг.
– Хорошо. Тогда начнем с вас. Однажды, как известно, вы лечили Шевчука от одной нехорошей болезни. Лечили не просто так, а за деньги. Верно?
– Это еще доказать надо! Да и к тому же сейчас рыночные отношения.
– Да, но не в государственном учреждении, где вы работали. И лечили вы его анонимно, не требуя предварительно назвать партнершу, от которой подцепил болезнь, – что запрещено, не вам это объяснять. Нехорошо, если станет известно, что подающий надежды ученый в области СПИДа будет скомпрометирован такими чудовищными фактами. Согласитесь, – Распорядитель сделал широкий жест, адресуясь к обществу, – что повод у вас для расправы был существенным.
– Еще бы! – веско произнес Виталя.
– Я не исключаю, что совершить преступление могли и сидящие здесь женщины. Хотя, по предварительным данным, удар был очень сильным и, скорее всего, нанесен крепкой рукой.
Все почему-то покосились на Виталю, который, как на грех, сидел в маечке, из-под которой во все стороны выпирали тугие узлы мышц. Виталий заерзал и нахмурился и, возможно, впервые в жизни позавидовал дистрофикам.
– Но женщина вполне могла быть соучастницей преступления. Мария, это касается и вас.
– Благодарю вас. Этот намек я поняла гораздо раньше. – И она царственно улыбнулась. – Вы, кажется, не наигрались, господин Самсонов, и все хотите попугать бедных своих гостей. Нехорошо для хозяина…
– Отель называется «Завалинка», – холодно напомнил Распорядитель.
– От слова «завалить»? – вставил реплику Мигульский.
– Возможно… Кстати, у меня и к вам вопрос. Вы сегодня не встречались с покойным?
– Нет. И, надо полагать, не встречусь уже и завтра. Мария, кажется, ты права насчет игры. Ведь Борис Всеволодович – вы не против, если я так буду называть? – и меня подозревает… Впрочем, об этом, кажется, все знают. Через энное количество лет мы с Шевчуком случайно пересеклись в Чечне, я там был в командировке. Написал про Игоря очерк. А здесь встретились, тоже чисто случайно.
– А мне известно, что вы появились здесь благодаря Шевчуку. Он показал вам свой пригласительный.
– Хорошо, пусть будет так. Просто мне хотелось чувствовать себя в этой среде нейтральным.
– А теперь все-таки скажите, зачем вы сегодня стучались к Шевчуку? Последнее время ваши отношения стали натянутыми – после известной ссоры, в которой он намекнул вам о журналистской нечистоплотности. Не так ли? Сегодня он открыл вам дверь. Я это слышал. Слышали и другие свидетели… Молчите? А я знаю, зачем вы ходили к Шевчуку. Вы хотели уговорить его не уезжать. Вам было жутко интересно, чем кончится вся эта история с письмом. Или, может быть, все было по-другому? Почему вы хотели задержать его?
– Я просто приходил проведать его, и, поверьте, он был жив и здоров. Он открыл дверь, послал меня к черту и сказал, что очень хочет спать. Вот и все…
– Ну, что ж, дай бог, чтоб вам, Мигульский, не пришлось писать «Репортаж с петлей на шее»… Я продолжаю, дабы не было недомолвок, и чтобы мое обещание предоставить факты не выглядело голословным. Касаемо вас, уважаемый Азиз Али. Хоть вы и обладаете, как считаете сами, «железным алиби», напомню следующее. Однажды вы очень крупно поссорились с Шевчуком, несправедливо, кстати, отозвавшись о его участии в чеченской войне. Я тоже был в Чечне, но не будем углубляться в эту тему. Он ответил вам оскорблением, прошу извинить, назвав «ученым ослом». Такие вещи, особенно у народов Кавказа, не прощаются. Кстати, вы, Анна, тоже получили от Шевчука нелестное определение. Все это дает мне основание не исключать вас из списка подозреваемых. К тому же ваши апартаменты находятся буквально в пяти шагах от номера, который занимал Шевчук.
– Нехорошо об этом вспоминать, – медленно, с расстановкой произнес Азиз. – Человека нет, а мы вспоминаем, что он плохо поступил. В нашем народе говорят: «Покойника не тревожь, уставшего не беспокой». А женщину словом трогать – это себе дороже… Попомни: мы слушаем тебя – выскажись. А потом мы все скажем о тебе…
Азиз слегка поклонился и замолчал, глядя куда-то в сторону. Распорядитель многозначительно вскинул брови, улыбнулся едва заметно.
– Кент, где были вы? – продолжил Распорядитель.
– Я приехал, было девять утра, когда уже… свершилось.
– Благодарю. Я помню. Но стопроцентных алиби, как известно, не бывает… Юм, – повернулся к молчаливому толстяку Распорядитель, – не думайте, я о вас не забыл… Ваше положение отягощает то, что вы живете на том же этаже, где жил и покойный.
– Но, господин Распорядитель, вы ведь тоже живете…
– Не перебивайте, Юм, а вернее, гражданин Спицын, хватит нам кличек… Фамилия, кстати, будто специально создана для вас… Насчет меня поговорим попозже. Общественное мнение для этого уже вызревает… Итак, гражданин Спицын, что вы делали с восьми до восьми пятидесяти утра? Отвечайте, пожалуйста, – повысил голос Распорядитель, увидев, как замялся Юм.
– Я не могу точно сказать. Я встал… и лежал в постели.
– Так все-таки встали или лежали?
– Сначала лежал, а потом встал, – тихо ответил Юм.
– И кто это может подтвердить? Никто? Спицын, прошу прощения за политический лексикон, но вы развязали кампанию дискредитации и травли Шевчука. Все выглядело весьма невинно: детективный
