смотрела в окно, не обнаруживая ни малейшей заинтересованности в решении вопроса.
— Хорошо. И какова же цена?
— Условий три, — произнесла она, неохотно перемещая взгляд обратно на окружного прокурора. — Первое: вы возбудите уголовное дело против Томми Рина за убийство — не первой степени, а второй — и организуете приговор максимум на семь лет тюрьмы.
— Но ведь на спусковой крючок нажимал именно он.
— Я знаю, но это единственный способ заставить его играть.
— Он убийца.
— У него врагов, наверное, больше, чем у Каддафи. Он убил слишком многих из криминального мира, и потому, скорее всего, до конца семилетнего срока не доживет.
— А что у вас под номером два?
— Если он все же выживет в заключении, вы гарантируете ему федеральную «Программу защиты свидетелей».
— И последний номер?
— Вы организуете, чтобы все федеральные дела, возбужденные против Бино Экс Бейтса, были закрыты.
— Понимаю. Но я всего лишь окружной прокурор Нью-Джерси. Федеральное правительство моих указаний не выполняет.
— Ладно вам, Гил, перестаньте дурачиться. Мы с вами знаем, что отдел борьбы с организованной преступностью ФБР давно нацелен на братьев Рина. Как вы думаете, сколько они истратили за последний год, ведя наблюдение за Джо и Томми?
— Понятия не имею.
— Пятьсот пятьдесят девять тысяч долларов, исключая дополнительные расходы и сверхурочные. Давайте округлим их до миллиона — вот сколько стоит в год наблюдение за подозреваемыми. Они играли против этих двух хитрецов, как аутсайдеры в Малой лиге, и все равно не смогли принять ни одного «поп- апа».[72] Так что, Гил, ФБР пойдет на эту сделку. Они будут рады заполучить этих плохих мальчиков, а вы станете героем. Будете раскланиваться на всех пресс- конференциях и принимать поздравления. Гил, для вас это будет долгожданная победа. И единственное, что нужно для этого, — поработать в сделке брокером.
— Бино Бейтс внесен в список «Десяти самых опасных преступников, разыскиваемых в Америке». Они не согласятся закрыть дело.
— Он мошенник, а не бандит, и ни разу не совершил никакого насилия. — Виктория смотрела на Гила Грина несколько секунд, затем щелкнула замком дипломата и встала.
— Я подготовил резюме для Юридической коллегии Нью-Джерси по поводу лишения вас лицензии на юридическую практику и удивлен, почему вы это не обсуждаете, — проговорил Грин.
— Потому что юристом я больше работать не буду. За это время я кое-что поняла, и мне это сейчас неинтересно.
— И что же вы поняли?
— Мне всегда хотелось, как юристу, решать с помощью законов вопросы добра и зла.
— И что же здесь не так?
— В нашей профессии нравственных норм не существует. Законно и незаконно — вот главные и основные критерии. Все время приходится копаться в правовых тонкостях, стараться, чтобы подследственный не отказался в суде от своих показаний, чтобы суд по процессуальным или техническим причинам не отверг представленные нами доказательства. Меня это больше не интересует. — Виктория направилась к двери. — Позвоните мне сегодня до конца рабочего дня. Если звонка не будет, я начну переговоры с ФБР. — Она обернулась. — Но я знаю, Гил, вы все обдумаете как следует и согласитесь. Потому что вам это очень выгодно. По этой причине я вначале принесла эти бумаги сюда.
Виктория вышла на улицу и села в автомобиль.
Через три часа, приехав в Уоллингфорд и увидев родителей, она поняла, как это хорошо — оказаться дома. Они расположились на кухне. Мама, подъехав на своей коляске к плите, пекла для дочери ее любимые пирожки, с ореховым маслом и желе. Потом подала на стол, предварительно срезав снизу корочку, как любила Виктория.
Та взяла один пирожок и начала задумчиво жевать. Всю жизнь она срезала с пирожков нижнюю корочку, так же, как срезала «корочки» с большинства своих переживаний. Теперь это казалось ей странным. Почему? По какой причине она пошла по этой дороге, где все так выверено, так аккуратно и требует минимального риска?
Отец смотрел на дочь, улыбаясь, как будто читал ее мысли. На нем были слаксы для гольфа в клетку и розовая рубашка. Носки тоже были розовые. Он вдруг показался ей сейчас особенного дорогим и любимым. Она очень любила родителей, но, наверное, еще ни разу не чувствовала к ним такую нежность.
— Что ты собираешься делать, деточка? — спросил он.
— Не знаю, папа, — ответила Виктория. — У меня есть кое-какие планы, но пока все неопределенно.
Она рассказала им обо всем, что произошло после ее отъезда, закончив тем, что поместила Томми под вымышленной фамилией в больницу тюрьмы Ломпок. У него было прострелено легкое, но жизненно важные органы пуля не задела. Бандита благополучно прооперировали, так что теперь его жизни ничто не угрожает. Вначале он сотрудничать наотрез отказался, но потом ей удалось его убедить, что иного выхода нет. Томми подписал свои показания и обещание свидетельствовать в суде против Джо.
Определив Томми под надзор, Виктория встретилась с Бино. Он сказал, что едет расплатиться с участниками аферы в Сан-Франциско, а затем на Свиной ручей, и позвонит ей, как только освободится. С тех пор прошло несколько дней.
И вот сейчас на кухне зазвонил телефон. Виктория сняла трубку.
— Бино пропал куда-то, — сказал Джон Бумажный Воротничок. — Вместе с Плутом Роджером и чемоданами, в которых четыре с лишним миллиона долларов.
У нее защемило сердце. Неужели Бино способен на такое — взять и смыться с деньгами? Просто не верилось. Неужели жулик, который сидит в нем, победил? Неужели все кончится вот так, банально и пошло?
В конце разговора она спросила о Коре.
Голос Джона дрогнул.
— Кора теперь обрела покой на небесах, — тихо проговорил, он.
Положив трубку, Виктория почувствовала невероятную усталость. После обеда она пошла к себе в комнату, легла на постель и по привычке уставилась на танцовщиц. Теперь было ясно — впервые, — что это у них не просто танец. Танцовщицы таким способом самовыражались — точно так же, как это всегда пыталась делать она. Наверное, события последних недель помогли ей сделать это фундаментальное открытие.
— Удерживай отпуская, — тихо произнесла Виктория в пустой комнате.
Она отпустила и ждала, когда в ее жизни все наладится. И больше не станет форсировать события. Не будет приводить всех в замешательство своей неудержимой энергией, а станет питать ею себя и наслаждаться радостью бытия.
Гил позвонил в семь тридцать.
— Убийство второй степени для Томми не получится, — произнес он, как всегда, мягко. — Самое большее — первая степень без отягчающих обстоятельств.
— Гил, прошу вас выслушать то, что я скажу. Причем очень внимательно. Поскольку речь идет о Томми, то вполне уместно использовать его собственное образное выражение: «Идите вы к гребаной матери».
Виктория положила трубку, но через несколько секунд телефон зазвонил снова. Она подходить не стала, подождала, пока ответит отец.
— Дорогая, это мистер Грин, — крикнул он снизу.
Она вышла из своей комнаты и снова взяла трубку.
