мастер…
Он пробормотал что-то слишком слабое, чтобы расслышать, и с трудом сделал новый вдох, с открытыми обеспокоенными глазами.
Род нагнулся вперед, приложив ухо к губам Тома.
— Не умирай из-за… Мечты…
Род нахмурился.
— Не понимаю.
Он подождал, затем спросил:
— Что ты имеешь в виду, Том?
Ответа не было.
Род медленно выпрямился, глядя в пустые глаза, безмолвно раскрытый рот.
Он коснулся основания шеи — яремной вены.
Долгие минуты он позволял кончикам пальцев оставаться там, затем медленно протянул руку закрыть умершему глаза.
Затем Род медленно встал и, повернувшись, пошел прочь, ничего перед собой не видя.
Потом, постепенно, взгляд его сфокусировался. Он огляделся кругом на жалко глядящих нищих, не сводящих глаз с огромного тела.
В круг нерешительно шагнула стройная хрупкая фигура.
— М-мастер Гэллоуглас?
Род обернулся, увидел его и шагнул вперед, тогда как нищие стали приближаться, чтобы опуститься на колени у тела Тома.
Род отошел от них, тяжело повесив голову.
Он поднял глаза.
— В чем дело, Тоби?
— Милорд, они… просят пощады… Милорд, нам дать ее?
— Пощаду? О, да, они же хотят капитулировать, — кивнул Род, закрывая глаза. Он повернулся посмотреть на группу нищих. — О, я не знаю. Что говорит Бром?
— Милорд О'Берин говорит «да, пощадить их», но королева говорит «нет». Лорды Логайры согласны с Бромом.
— И все же королева говорит «нет». — Род кивнул, зло стиснув рот. — И они хотят, чтобы я разбил эти намертво сцепившиеся руки, не так ли?
— Да, милорд.
Кольцо нищих раздвинулось. Род увидел восковое неподвижное лицо Тома.
Он снова повернулся к Тоби.
— Черт, да. Дать им пощаду.
Солнце опустилось за холмы, оставляя небо бледно-розовым, темнеющим на востоке.
Двенадцать великих лордов стояли, скованные цепями, перед Катариной.
Рядом с ней сидели Логайр и Туан, Бром и сэр Мэрис.
Род стоял поодаль, прислонясь спиной к Вексу, сложив руки на груди, уткнувшись в грудь подбородком.
Голова старого герцога Логайра с глубокой печалью в глазах тоже была опущена, потому что его сын Ансельм стоял на шаг впереди остальных лордов, прямо перед королевой.
Катарина держала голову высоко, глаза ее горели гордостью и триумфом, лицо раскраснелось от радости и наслаждения своим могуществом.
Род посмотрел на нее и почувствовал в животе спазм отвращения — с победой к ней вернулась ее надменность.
По знаку Брома О'Берина два герольда сыграли туш. Трубы оторвались от их губ, и вперед шагнул третий герольд, раскатывая свиток.
— Да будет известно всем присутствующим, что сего дня негодный вассал Ансельм, сын Логайра, поднял злодейский мятеж против Катарины, королевы Грамария, и потому подлежит суду короны, даже смерти за преступление — государственную измену!
Он скатал свиток и хлопнул им себя по бедру.
— Кто выступит в защиту Ансельма, главаря мятежников?
Наступило молчание.
Затем поднялся старый лорд Логайр.
Он степенно поклонился Катарине. Она ответила на его вежливость пылающим взором, пораженным и разгневанным.
— Ничто не может быть сказано в защиту мятежника, — прогромыхал Логайр. — И все же в защиту человека, который с поспешностью горячей крови поднимается отомстить за то, что считает оскорблением своему отцу и своему дому, можно сказать многое. Ибо хотя его действия были опрометчивыми и да, даже изменническими, им все-таки двигала честь и сыновнее почтение. Более того, увидевши исход опрометчивых действий и находясь под опекой своего герцога и своего отца, он вполне может осознать свою истинную верность и долг перед своим сюзереном.
Катарина улыбнулась, голос ее был сплошной сироп и мед.
— Значит, милорд, вы хотите, чтобы я освободила этого человека, на чью голову должны быть возложены смерти нескольких тысяч, снова предоставив его вашему попечительству и наказанию, вам, который, как показал сей день, уже не справился один раз с сими обязанностями.
Логайр вздрогнул.
— Нет, дорогой лорд! — отрезала она с бледным лицом и плотно сжатыми губами. — Ты уже взлелеял мятежников против меня, и теперь ты пытаешься снова сделать это?
Лицо Логайра посуровело.
Туан привскочил с кресла, покраснев от гнева.
Она повернулась к нему с надменным высокомерным видом.
— У лорда нищих есть что сказать?
Туан скрипнул зубами, с трудом оставаясь спокойным. Он выпрямился и степенно поклонился.
— Моя королева, в сей день отец и сын доблестно бились за тебя. Ужель ты не даруешь за это жизнь нашего брата и сына?
Лицо Катарины стало еще бледней, а глаза сузились.
— Я благодарю моего отца и брата, — сказал Ансельм ровным ясным голосом.
— Молчать! — чуть ли не провизжала Катарина, повернувшись к нему. — Изменнический, злодейский, трижды ненавистный пес!
В глазах Логайров поднялась ярость, и все же они сдержались и промолчали.
Катарина снова села в кресло, бурно дыша, крепко стиснув подлокотник, чтобы не дрожали руки.
— Ты будешь говорить, когда я спрошу тебя, предатель, — бросила она. — А до тех пор храни молчание!
— Я не стану хранить молчание! Ты не можешь нанести мне большего вреда, я выскажу все! Ты, подлая королева, твердо решила, что я умру, и ничто не повлияет на тебя! Так убей же тогда меня! — закричал он. — Наказание за мятеж — смерть! Я знал сие, допрежь поднял мятеж, убей меня и кончай с этим!
Катарина откинулась на спинку кресла, чуточку расслабившись.
— Он приговорил себя собственными устами, — провозгласила она. — По закону страны мятежник должен умереть.
— Закон страны — королева, — прогромыхал Бром. — Если она скажет, что предатель будет жить, то он будет жить.
Она стремительно обернулась, потрясенно уставившись на него.
— И ты тоже предаешь меня? Ужель ни один из моих полководцев не станет рядом со мной в сей день?
— А, кончай с этим, — разбушевался Род, вырисовываясь над троном. — Да, ни один из твоих генералов не поддержит теперь тебя, и мне кажется, что это может дать некоторый легкий намек, что ты не права. Но, о нет, только не королева! Как можно! Зачем устраивать суд?! Ты уже решила, что он умрет!
