— Они ведь спали? — тихо спросила она.
Он ответил так же тихо, едва шевеля губами:
— Этого я не знаю. Уложив их, я принялся убирать кухню.
— Ах, Хеннинг, — прошептала Малин. — Что же нам делать?
Они провели бессонную ночь. А ведь им как никому нужен был сон!
За завтраком глаза Ульвара отсвечивали зеленым от любопытства, и смех его — который так не нравился ей — звучал без перерыва. Он вел себя необычайно скверно, медленно выливал свою простоквашу на скатерть, пинал под столом Хеннинга, ляпал на стену кашу и произносил вслух, совершенно отчетливо, грубые ругательства, которым неизвестно где научился.
Хеннинг и Малин никак не могли усмирить его, он был в приподнятом настроении. В конце концов его усмирил Марко, сказав ему несколько слов на их тайном детском языке. Ульвар сполз со стула и отошел в сторону, как побитая собака.
Хеннинг чувствовал себя таким усталым! Ему нужно было идти в поле, хотя он с удовольствием проспал бы весь день. Малин понимала, что эта усталость и безнадежность была скорее психологического характера, поскольку она сама испытывала нечто подобное.
Внезапно они услышали возбужденный возглас Ульвара, который теперь сидел на подоконнике.
«Волков там наверняка нет», — подумала Малин, и это в самом деле было так.
— Там едет какая-то карета, — сказал Хеннинг, подойдя к окну. Малин обратила внимание на то, как ласково он обнял Ульвара за плечи. Но тот вывернулся: это гротескное создание демонстративно отворачивалось от подобных телячьих нежностей.
Малин вздохнула.
— Похоже, что это … похоронные дроги, — упавшим голосом произнес Хеннинг.
— Что ты такое говоришь?
Марко тоже залез на подоконник, и оба мальчика, стоя на коленях, смотрели в окно. Малин подошла к ним.
По аллее двигалась длинная карета, на козлах сидели двое мужчин и какая-то дама. На крыше кареты стояло нечто, напоминающее гроб.
«Плохая примета, — подумала Малин. — Во двор заехали похоронные дроги!»
Вопрос заключался в том, происходило ли все это в действительности или это было одно из тех видений, которое могло являться Людям Льда. Ведь все четверо, стоявшие у окна, были из рода Людей Льда!
Но нет, карета была вполне реальной.
— Пойдем, посмотрим, — упавшим голосом произнесла она.
Малыши тут же соскочили с подоконника и бросились к двери.
— Нет, вы не ходите! Оставайтесь здесь и ждите, а мы пойдем и узнаем, кто это прибыл.
Бросив на нее исподлобья сердитый взгляд, Ульвар ударил ее по коленке. Но Малин уже настолько привыкла к этому, что даже не обратила на него внимания. Она давно уже поняла, что не следует наказывать Ульвара, потому что тогда ненависть его многократно усиливается, и он становится смертельно опасным.
Она вместе с Хеннингом спустилась вниз по лестнице. Карета остановилась, один из мужчин спрыгнул с козел. Она увидела, что это священник.
Все хуже и хуже! Что это еще за похоронная процессия? И почему она оказалась здесь?
Женщина на козлах сидела тихо, отвернув голову, так что лица ее не было видно. Во всем ее облике чувствовалась вялость, покорность, смирение. Кучер тоже оставался сидеть на своем месте.
Священник направился им навстречу. Малин вдруг заметила, каким настороженным стал Хеннинг. «Бедный мальчик, — подумала она. — И зачем только этот священник привез сюда мертвеца?»
Но взгляд Хеннинга был прикован к женщине.
Малин ее не знала. Но она вообще мало кого знала в этом округе.
Она испуганно оглянулась на окно. Два маленьких носа с любопытством прижались к стеклу. Хорошо, что они в этот момент не натворили каких-нибудь пакостей.
Впрочем, Марко никогда этим не занимался. Он был послушным ребенком.
Издав приглушенный крик, Хеннинг бросился к карете. Священник тут же схватил его за руку.
— Спокойно, мальчик, — сказал он. — Ты Хеннинг, не так ли?
Мальчик только кивнул. Взгляд его не мог оторваться от женщины.
Наклонившись, священник произнес:
— Ты должен воспринимать все спокойно, Хеннинг, иначе ты можешь принести ей большой вред.
Да, ты не ошибся, мой мальчик, это твоя мать сидит там. Но она очень, очень больна…
У Малин дух перехватило от этих слов. Она тоже старалась, как могла, успокоить Хеннинга. Став позади него, она положила руки ему на плечи.
— Вы говорите по-датски? — спросила она, чувствуя, как бледнеет от волнения.
— Да, я приехал из Тистеда, что в Дании.
— А… его отец? — спросила она, кивком головы указывая на крышу кареты.
— Он не мертв, — сказал священник, заметив, как задрожал при этом Хеннинг. — Но я боюсь, что конец неизбежен.
Маленький Хеннинг стоял, не шелохнувшись, его самообладание было просто невероятным.
— Я спокоен теперь, — уверил он священника, хотя из глаз его катились слезы, — Могу я…
— Мы должны быть осторожны, — сказал священник. — Не подходи к своей матери, пока мы не спустим ее на землю. Малейшее волнение может стоить твоему отцу жизни. И, Хеннинг… будь готов к тому, что твоя мать не узнает тебя!
— Не… узнает меня?
— Она пребывает в шоковом состоянии с момента кораблекрушения.
Бедный Хеннинг! Как ему пережить все это? Ведь единственное, чего он хотел , это броситься в объятия своих найденных родителей и плакать от радости!
Только теперь Малин заметила, что на крыше кареты стоит не гроб, а что-то вроде ящика с высокими краями, в котором и лежал больной. Края были настолько высокими, что его самого не было видно.
Кучер помог женщине спуститься на землю. Малин никогда не видела Белинду, и теперь она произвела на нее впечатление очень уставшей и тронувшейся умом женщины, черты лица которой все еще сохраняли остатки прежней чистоты линий, хотя и преждевременно катастрофически состарившейся.
— Уйди куда-нибудь, Хеннинг, — сказал ему кучер. — А мы пока уведем ее в дом. Сначала нам нужно заняться твоим отцом. Если она закричит или еще как-то потревожит его, это будет означать для него конец.
— Чем он болен? — тихо спросила Малин.
— У него туберкулез. В последней стадии. И просто чудо, что он добрался сюда живым! Но мне кажется, ему нужно…
— Конечно, — торопливо ответила она. — Спасибо за все!
