Она была так взволнованна, что вся дрожала. И еще труднее было Хеннингу, который спрятался за угол, пока священник и Малин уводили в дом ничего непонимающую Белинду.
На лестнице Белинда остановилась и оглянулась. Она открыла рот, чтобы сказать что-то, но священник опередил ее.
— Да, да, он тоже идет, мы сейчас перенесем его.
Малин заметила, что плачет. Ей приходилось то и дело вытирать набегавшие на глаза слезы. Вильяр и Белинда были живы! Но радостное известие превратилось в скорбную весть.
— Я по образованию диаконисса, — сказала она священнику, открывая дверь.
— Неужели? — с удивлением сказал он. — Одна датская диаконисса спасла им обоим жизнь. Но что это за жизнь! О, Господи! — испуганно произнес он, — мне показалось, что я увидел дьяволенка!
Малин совершенно забыла про мальчиков.
— Нет, это просто маленький Ульвар, — сказала она. — Просто у этого несчастного ребенка такая устрашающая внешность.
Мальчики снова исчезли на кухне, и взрослые привели Белинду в гостиную.
Несчастная женщина шла очень медленно. Ее взгляд беспомощно скользил по стенам и потолку. Она то и дело жалобно вздыхала.
— Думаю, она узнает этот дом, — шепотом произнес священник, обращаясь к остальным. Они усадили ее на стул.
— Может быть, сейчас, когда она одна, ей лучше будет встретиться с сыном? — предложила Малин.
— Да. Это будет лучше всего. Я попрошу кучера присмотреть за ее мужем, а сам приведу мальчика.
Хеннинг пришел вместе со священником. Малин заметила, что Белинда удивленно осматривает комнату, что руки ее теребят скатерть. И вот в комнату вошел ее сын…
Лицо его было искажено еле сдерживаемым плачем.
— Мама… — еле слышно пропищал он, неуверенно делая к ней шаг.
Она смотрела на него ничего не значащим взглядом.
— Я — Хеннинг, мама!
Медленно, медленно глаза ее посветлели. Губы ее задрожали, она протянула руку и коснулась его свитера.
Присутствующие не смели пошевелиться.
Белинда глубоко, прерывисто вздохнула. На ее усталом лице появился какой-то проблеск жизни, было заметно, что она ведет сама с собой какую-то борьбу, еще не осмеливаясь верить тому, что было у нее перед глазами. И когда она издала жалобный стон, самообладание Хеннинга лопнуло, он бросился к матери и зарыдал у нее на груди. Она обняла его и принялась качать из стороны в сторону, прижавшись щекой к его волосам, и из глаз ее неиссякаемым потоком полились слезы.
Священник повернулся к Малин.
— Мы не знаем, понимает ли она, что происходит, — прошептал он. — Но она узнала его, и это для нее огромный прогресс. Останьтесь с ними, а мы займемся ее мужем.
Малин стояла, не шелохнувшись. Из кухни с любопытством выглядывали два карапуза. Но мать и сын были заняты только друг другом.
И вот появился Вильяр из рода Людей Льда. Невероятным усилием воли он заставил себя дожить до возвращения домой, чтобы умереть там.
5
Вильяра положили на его старую кровать. Теперь Малин наконец-то увидела его.
Она была потрясена. Совершенно иссохшее тело, глубоко запавшие глаза, смертельно бледная кожа, вспотевший лоб, едва заметное дыхание. Она однажды видела Вильяра, но тогда ей было всего шесть-семь лет, и он еще не встретил Белинду. Слабое воспоминание совершенно не согласовывалось с тем, что она теперь видела. Перед ней был просто живой труп.
Они попросили Хеннинга оставаться с матерью до тех пор, пока не станет ясно, какие душевные нагрузки может вынести Вильяр. Что же касается душевного состояния Белинды, то они тоже не могли ничего сказать наверняка, но, как заметил священник, она не могла бы причинить зла своему сыну. В течение всего их жуткого пребывания в Дании она заботилась о Вильяре с горячей любовью, искренне веря в то, что перед ней маленький Хеннинг. Малин показалось это просто невероятным, но священник сказал, что та видит действительность в искаженном свете. Бывало, что потерявшие рассудок женщины, у которых умерли дети, нянчили узел тряпок или моток шерсти. «Но ведь это совсем не то, что взрослый мужчина», — подумала Малин, хотя ей самой не были знакомы душевные муки или разрушительные приступы скорби.
Наклонившись к больному, священник сказал:
— Вильяр, ты слышишь меня? Ты теперь дома. На Липовой аллее.
Глаза Вильяра были закрыты. Но разве не было в уголках его губ какой-то тени улыбки?
— Да, ты дожил до этого, — продолжал священник. — И если уж тебе это удалось, значит, ты можешь справиться и со всем остальным.
«Ах, дорогой друг, — с жалостью подумала Малин. — О чем он говорит? Вильяр из рода Людей Льда уже сделал шаг к вечности, разве не понятно? Возвращение домой отняло у него последние силы!»
Но, к ее великому изумлению, веки его приоткрылись, и когда-то красивые глаза Вильяра тускло уставились в пространство. Его взгляд искал взгляда священника, его губы пытались что-то произнести, и священник понял.
— Да, конечно, эликсир! Он пояснил Малин:
— На борту корабля Вильяру Линду удалось объяснить мне, что здесь, в этом доме, имеется лекарство, которое может ему помочь.
Малин скептически взглянула на священника, но тот продолжал:
— Мне было трудно понять, о чем он говорит, речь шла о какой-то зеленой бутылке, которая лежит внизу справа.
Она непонимающе уставилась на него.
— Он говорил о каких-то сокровищах!
— Да, конечно, как я сразу не догадалась! Я сейчас принесу…
Большая часть лекарств, содержащая самые ценные препараты, хранилась не на Липовой аллее, а в тщательно оберегаемом потайном месте. В доме имелись лишь самые необходимые лекарства. После смерти Саги некому было передать эти сокровища, если не считать Ульвара, но ведь он был еще совсем ребенком и к тому же…
Малин быстро нашла зеленую бутылку. Она даже не подозревала, что Вильяр разбирается в таких сильнодействующих средствах, и сомневалась, что это было нужное ему сейчас лекарство. Откуда он мог узнать о действии этого эликсира?
Содержимое бутылки напоминало густую, застывшую смолу, и ей пришлось вынимать ее с помощью ножа. Но потом она догадалась капнуть в бутылку горячей воды, чтобы смола растопилась.
Когда она снова вернулась в спальню, Вильяр обратил к ней свой затуманенный взгляд и спросил:
— Сага?
