отрезал… куски… и…
— У тебя нет необходимости продолжать дальше, — перебила ее Малин. — Мы и так все поняли.
— Боже мой, — прошептал священник, — но это же невозможно!
— Что мы знаем о муках голода? — позеленев, сказала Малин. — И что произошло потом, Белинда?
— Я закричала, — с дрожью произнесла она, — и все проснулись, все закричали и завопили, я спрятала лицо на груди у Вильяра, а он, можете мне поверить, не кричал, но, когда я снова открыла глаза, один из мужчин вскочил, держа в руке нож, и оба — и мертвец и тот, который… вы понимаете… оказались за бортом. Он выбросил их в море. И на ноже… была кровь, и тот, у кого был нож, бросил его далеко-далеко в морские волны, а вторая женщина, которая была в шлюпке, истерично кричала, а я сама, как мне показалось, потеряла сознание…
— А Вильяр? Как он воспринял все это?
— Последнее, что я видела, так это то, что он плакал, а ведь Вильяр почти никогда этого не делал, и он стал еще крепче сжимать меня в объятиях, а что было дальше, я не помню. Очевидно, тогда у меня и помутился разум.
Она нервозно усмехнулась:
— Да, в голове у меня стало что-то не так. Некоторое время они молчали. Из глаз Белинды тихо текли слезы.
— Теперь тебе стало легче? — спросила Малин.
— Возможно, — сказала Белинда. — Но этого я забыть никогда не смогу.
— Мы это понимаем. Думаю, что и мы не сможем забыть то, что ты нам рассказала. Пережить такое! Нет ничего удивительного в том, что ты попыталась жить в несуществующем мире!
Малин была рада тому, что мальчики не могут понять, о чем идет речь. К тому же Ульвар уснул, положив руки на стол.
Белинда задумчиво произнесла:
— Сказывалась еще и тоска по Хеннингу. Быть вдали от него, ничего не знать о нем! Ах, мне так не хватало его!
«Своего рода компенсация, — подумал священник. — Представление о том, что больной мужчина — это ребенок. Вот откуда ее детское сюсюканье».
Белинда поднялась.
— Я… Мне бы очень хотелось побыть рядом с Вильяром. И Хеннингом.
Они колебались. Потом Малин кивнула.
— Нам придется все же разбудить Хеннинга. К тому же там стоит широкая двуспальная кровать. Хеннинг вернется обратно в свою комнату… Но, Белинда… Будь готова к тому, что Вильяр может умереть!
— Я это знаю, — упавшим голосом произнесла она. — Теперь я многое припоминаю. Не бойтесь, у меня не начнется истерика!
Она коснулась рукой затылка спящего Ульвара.
— В точности Хейке, — пробормотала она. — Они так похожи. Но если о внешности Хейке можно было сказать, что она гротескна, то этот мальчуган просто карикатура на него. И… он не такой добрый, как мне кажется.
Да, это Малин могла бы подтвердить!
Когда они осторожно вошли в спальню, Хеннинг лежал в том же положении. Подойдя к кровати, Белинда посмотрела на него. — Дорогие мои, — прошептала она, — я так люблю вас. Теперь я снова здорова. Теперь вы можете рассчитывать на меня.
— Вот и хорошо, — сказала Малин.
На следующее утро, когда она принесла в спальню завтрак, сопровождаемая Хеннингом и обоими мальчиками, Вильяр, к ее удивлению, не спал. Опершись на локоть, Белинда поправляла на его груди одеяло.
— Малин, — прошептала она с робкой улыбкой, — и целая процессия! Вы балуете нас!
— Вовсе нет, — сухо ответила Малин, ставя перед ними поднос с завтраком.
Посмотрев на нее, Вильяр сказал:
— Малин, я чувствую себя лучше.
— Да, сегодня ты выглядишь лучше. Ты думаешь, помогло лекарство?
— Возможно. Но… кто это был у меня сегодня ночью?
— Может быть, Хеннинг? Или Белинда?
— Нет, нет. Это был кто-то другой, весьма резко заявивший мне, что довольно валять дурака, и у меня появилось желание жить.
Малин и Белинда переглянулись. Это было в точности то, о чем рассказывала Белинда.
— Должно быть, это был кто-то из наших предков, — заметила Малин.
— Нет, — прошептал Вильяр. — Это было живое существо. И …мне кажется, это помогло, я чувствую себя гораздо лучше.
Малин не знала, что на это ответить. Она знала только, что, когда Вильяр приехал, он был при смерти. А сейчас, хотя он был очень слаб, первая мысль при виде него была уже не о смерти. В нем зажглось слабое, мерцающее пламя жизни, которое теперь пыталось разгореться. А Белинда? Никто не мог бы подумать, что эта безнадежно помешанная женщина когда-либо сможет говорить разумные слова.
Что же теперь? Теперь она была совершенно здоровой и горела желанием помочь своим близким.
Несомненно одно: Вильяру и Белинде кто-то помог.
Но кто?
Трудно было разгадать эту загадку.
Было просто фантастично, что Вильяр и Белинда вернулись домой.
Но у перегруженной работой Малин дел прибавилось. Вильяр был еще очень слаб, но в нем теперь горела искра жизни, и он боролся изо всех сил. Состояние Белинды было тоже очень неустойчивым: она то и дело плакала при малейшей неудаче — к примеру, потеряв чулок или будучи не в силах вытащить из волос гребень. Она была, словно тростник на ветру. Малин и Хеннингу приходилось без конца шикать на мальчиков, и это так действовало на нервы.
Малин уже заикалась о том, чтобы переехать куда-нибудь в другое место с двойняшками Саги, но все семейство даже слышать об этом не желало.
— Кроме твоих родителей в Швеции, мы являемся последними представителями рода Людей Льда, — сказал Вильяр, который уже понемногу начинал сидеть в постели. — Мы представляем все три ветви, и нам нужно держаться вместе! И кстати, что мы будем делать без тебя? Мы просим тебя остаться, если только ты сама этого хочешь.
То, что он сказал о роде Людей Льда, было правдой. Сам он принадлежал к ветви Хейке, Малин — к ветви Арва Грипа, а мальчики — к ветви Анны Марии Олсдаттер. Эскиль, отец Вильяра, соединял в себе ветви Паладинов с Линдов из рода Людей Льда благодаря браку его родителей, Хейке и Винги. Ветвь, к которой принадлежала Малин, была очень изолированной; чтобы определить их принадлежность к роду Людей Льда, пришлось бы начинать с самого Тенгеля Доброго.
Тем не менее Люди Льда как-то держались вместе. В течение трехсот лет они поддерживали связь, всегда готовые придти на помощь друг другу.
Но теперь Малин была переутомлена. Работа по дому, ответственность за мальчиков и
