Такой костер стоил ведьмы из рода Людей Льда!
12
В Гростенсхольме решили, что нужно взять с собой нотариуса. Ведь им предстояло иметь дело с судьей, а тут далеко не уедешь, когда на твоей стороне лишь простые норвежские граждане.
Андреас поскакал за ним на рассвете, и пока все ждали их, Маттиас вместе с Никласом занялся Скактавлом.
Молодой Никлас, получивший в пятилетнем возрасте крещение огнем при спасении жизни Микаела, редко использовал свои удивительные способности. Отчасти потому, что сам побаивался их, а отчасти поддаваясь необъяснимому предчувствию того, что нужно экономить силы для предстоящей ему в будущем задачи. И после того, как ему пришлось отказаться от Ирмелин, он стал ко всему равнодушен — но Скактавл стал исключением.
Они не очень-то надеялись, что этот дворянин выживет — слишком серьезны были его ранения. Но в нем еще теплилась жизнь, и они старались сделать все, что было в их силах. Время от времени Маттиас доставал старинные запасы Людей Льда, что делал крайне редко. Он рылся среди своих разложенных по порядку ведьмовских снадобий, стараясь найти средство, дающее изможденному телу новые силы для борьбы со смертью.
Никлас тяжело воспринял исчезновение Виллему. Он никак не мог простить себе, что в течение последнего года относился к ней с таким высокомерием. Конечно, он питал отвращение к Эльдару Свартскугену и считал, что она ведет себя как дура. Его раздражала ее эгоистичная скорбь и тоска после его смерти. Но ведь одно это не давало ему повод для высокомерия! Разве сам он не убедился в том, что любовь может совершенно изменить человека? Разве он сам не вел себя глупо, добиваясь благосклонности Ирмелин? Что же касается эгоцентризма… Нет, Никлас чувствовал себя пристыженной собакой. И сознание того, что он, возможно, никогда не сможет попросить у нее прощения, преследовало его день и ночь, толкая на поиски: никто так неустанно не рыскал в лесах вокруг Гростенсхольма и Энга, никто так горячо не молился Богу, как Никлас.
Подобно Доминику, Никлас глубоко и искренне верил в Бога. Оба знали об отказе Виллему ходить в церковь, оба понимали, что проявляется наследственность. Поэтому они считали, что из всех троих, имевших кошачьи глаза, Виллему была самой «меченой». Но Никлас никогда не наблюдал проявлений ее способностей. Он вообще не знал, каково ее призвание — для злых ли, добрых дел она получила в наследство желтые глаза.
Бедному Никласу пришлось потрудиться с грудной клеткой Скактавла. К тому же он никак не мог сосредоточиться на раненом. Но все-таки он заметил улучшение сердечного ритма — он знал, что его целительные руки оказывают воздействие помимо его воли.
Маттиас не отходил от раненого: он прилагал все свои силы, чтобы спасти этого человека.
Так что все не трогались с места весь день, пока ни прибыл из Акерсхюса нотариус с военным подразделением.
Марит стала, бесспорно, центром внимания: она помнила не так уж много о том холме между Энгом и Мубергом, но ей предстояло вести за собой целую толпу знатных людей!
Наконец-то все тронулись в путь. Марит сидела впереди Ларса на их старой кляче, они впервые в жизни ехали верхом в такой компании.
Здесь собралась вся родня из рода Людей Льда, в том числе и Габриэлла, несмотря на протесты Калеба. Только Эли осталась дома, чтобы присмотреть за Элизой и Йеспером, а также Хильда, чтобы ухаживать за Скактавлом, который имел короткую беседу с нотариусом.
Здесь были все мужчины из Свартскугена. Их осталось теперь не так много, но те, кто еще был жив, горели желанием вступить в бой. Наконец-то воллерский помещик получит то, что он давно заслужил! Были еще арендаторы из Гростенсхольма, а также парни из Эйкебю и просто посторонние. Кому не хочется слегка пощекотать себе нервы, да и фрекен Виллему любили в этих краях. Доминика знали не так хорошо, потому что он жил в Швеции.
Прошло уже три дня с тех пор, как Доминик отправился на поиски Виллему, и каждому было ясно, что с ним произошло несчастье. Те у кого не было лошади, садились сзади товарища. Брали только мужчин, 10—12-летних мальчишек отсылали домой.
Это был настоящий боевой отряд, ехавший через лес к округу Муберг.
Было решено сразу же пуститься на поиски места заточения Виллему, не заезжая в поместье Воллера или судьи. Они не должны были знать об этом, в противном случае они могли бы дать распоряжение расправиться с Виллему.
Среди Людей Льда не было какого-то одного предводителя. Калеб, Бранд, Андреас и Никлас вместе выполняли эту задачу. Маттиас вообще не относился к типу лидеров. Его жена Хильда, в отличие от него, была более предприимчивой — это она управляла Гростенсхольмом. Но военные походы были не ее делом.
Среди них был и старый Бранд — никто не смог отговорить его ехать. Увидев своего друга юности, собирающегося в поход, Йеспер тоже захотел присоединиться к нему, но все наотрез отказались брать с собой неуклюжего и болтливого старика. Так что ему пришлось с грустью посмотреть им вслед: он стоял и смотрел, пока они не исчезли за деревьями. И только тогда, тяжело вздохнув, он отправился на Липовую аллею, где уже был накрыт обильный стол к завтраку.
В амбаре стояла тишина. Темнота сгущалась над заброшенной усадьбой и над лесом. Глаза Виллему привыкли к темноте, так что она могла еще видеть Доминика, сидящего возле перегородки. Он сидел, упершись лбом в колени.
Время от времени Виллему сухо и надрывно кашляла — и этот кашель наполнял его страхом. Вдруг он поднял голову.
— Тихо!
Что-то шуршало в углу.
— Это еж, — сказала она. — Он иногда приходит сюда, чтобы чего-нибудь поесть.
— Жаль, что у нас ничего нет.
— Ты любишь животных?
— Очень. Мой отец учил меня этому, но я и сам знал, что человек рожден для того, чтобы любить животных, иначе он не человек. Когда я был ребенком, у меня жила собака.
— Тролль? Я помню его! Теперь он уже умер, да?
— Да. Когда он отправился к своим предкам, я не мог целую неделю ни с кем разговаривать — так сильно я переживал. Мои родители тоже.
— Твой отец нашел его в Ливландии?
— Да, — Доминик улыбнулся. — Мой отец — замечательный человек! Такой рассеянный, такой далекий от мира! Он живет в мире своих книг. В чисто практическом смысле он не очень-то помогает матери, но он по-своему счастлив, и она рада этому. Благодаря отцу мать во многом изменилась — к лучшему. Помню, в детстве, она была со мной слишком суха и придирчива, пока не вернулся отец. Она считала, что смеяться и вообще как-то проявлять свои чувства — грех. Я пообещал самому себе никогда не быть таким. Вот почему я так откровенен с тобой, Виллему. Я хочу, чтобы ты узнала, как я люблю и желаю тебя. Твое тело создано для меня, наши души — единое целое, разделенное на две части задолго до нашего появления на свет и теперь нашедшие друг друга.
Она слушала его, стоя на коленях и обхватив руками жерди.
— Да. Я тоже так думаю. Доминик, я начинаю верить в то, что…
— Что ты хотела сказать?
— Нет, об этом говорить еще рано.
— Как бы не было поздно!
