— И они скоро будут здесь!
— Доминик! О, Господи! Эта перегородка! Я хочу быть с тобой!
Он подошел к двери и потряс ее несколько раз, но безрезультатно. Дверь оказалась прочной и до замка невозможно было достать. Он вцепился в жерди перегородки, принялся ощупью искать в ней проем… Но ничего не нашел.
Потом вернулся к ней и взял ее за руки, просунутые в щель.
— Виллему, я люблю тебя… — попробовал он утешить ее.
— А я тебя. Теперь я это знаю наверняка, это ровное, спокойное знание.
— Спасибо за то, что я узнал об этом. Вот почему они рубили деревья — чтобы не загорелся лес.
За внешней дверью послышался шорох, дверь открылась.
Было совершенно темно. Но снаружи горели факелы, так что можно было различить контуры массивной фигуры, стоящей в проеме.
— Виллему дочь Калеба!
Они увидели, что он отвернулся. Сначала они не поняли, почему, но потом догадались, что он боится ее глаз. Но теперь в глазах Виллему не было силы. Она чувствовала лишь бесконечную грусть оттого, что Доминику придется умереть. Ей было страшно. Она боялась смерти, хотя и старалась держаться храбро.
— Вы, что, собираетесь сжечь нас тут?
Он вздрогнул.
— Откуда, черт побери, тебе это известно?
— Вы забываете, что мы из рода Людей Льда!
На миг ей показалось, что он сейчас бросится наутек, захлопнув за собой дверь, но ему удалось взять себя в руки.
— Виллему дочь Калеба, — продолжал Воллер. — Мы осудили тебя за колдовство. Ты сама виновата. Ты сгоришь.
Она отчаянно пыталась унять в голосе дрожь.
— Вы обвиняете меня в том, что я убила Вашего сына, и мне остается лишь смириться со своей несправедливой судьбой. Но я прошу Вас, отпустите Доминика! Он же не причинил Вам никакого зла!
Грузный человек задумался.
— Ты права в том, что, когда дело касается тебя, идет счет око за око. Я решил, что так это и будет, когда получил известие о смерти сына. Теперь настало время расплаты. Ты умрешь в отместку за моего сына. А этот шведский Адонис умрет в отместку за моего умирающего внука.
— Я не знала, что у Вас есть внук.
— Он совсем недавно родился.
— От чего же он умирает?
— Тебя это не касается, девушка.
— Но ведь Доминик не виновен в болезни Вашего внука!
— Око за око, зуб за зуб.
Она подалась в его сторону, и воллерский помещик отступил назад, хотя она и не могла выйти из своей тюрьмы.
— Если он болен, то почему же Вы не обратитесь за помощью к моему родственнику Маттиасу Мейдену? Или к Никласу? У него целительные руки.
— К Людям Льда? — с глубочайшим презрением выплюнул Воллер. — Стану я просить о помощи эту нечисть!
— Маттиас Мейден каждое воскресенье ходит в церковь, он не делал бы этого, если бы служил дьяволу.
От собственных слов у нее мурашки побежали по коже: многие из рода Людей Льда с трудом заставляли себя переступать порог церкви. Ханна и Гримар. Тенгель. Суль. Колгрим… Все «меченые». А она сама? Разве не потому она не ходила туда, что у нее были нелады с Богом?
Воллерский помещик резко оборвал ее:
— Ну, хватит болтать! Теперь я положу этому конец!
Он вышел.
Подойдя к судье и своим помощникам, он сказал:
— Мы подожжем дом с другого конца. Так представление будет длиннее, и у них будет больше времени, чтобы сполна насладиться страхом смерти. Я хочу услышать, как они кричат, как просят пощады. Которую они никогда не получат!
13
Марит огляделась по сторонам: она была ужасно смущена и растеряна, совершенно забыв дорогу.
— Думаю, что это та самая дорога, — неуверенно произнесла она.
Глаза их постепенно привыкали к темноте, они могли без труда различить деревья и кусты, но было совсем не просто рассмотреть с покрытого лесом холма, где лежит долина.
— Видишь, небо в этой стороне светлее, — сказал нотариус, — и поскольку теперь месяц Рождества, значит, солнце не ходит по большой дуге, и нам нужно идти на юго-запад. Ты не помнишь, в каком направлении лежала эта усадьба?
Она готова была умереть от отчаяния: она не помнила!
— Мы как раз стоим лицом в ту сторону… — запинаясь, пробормотала она.
— Пожалуй, ты права, — согласился он. — Попробуем поехать туда, куда ты показываешь…
Переход через холм, лежащий между Энгом и Мубергом, занял много времени. До западного склона было дальше, чем они предполагали.
Один из фермеров вырвался вперед.
— Если Ваше Величество позволит, я скажу кое-что…
— Будь добр, скажи, — ответил нотариус, забавляясь тем, что к нему обратились, как к королю. Он был человеком без сословных предрассудков, любил охоту и рыбную ловлю и на протяжении многих лет был другом семьи Мейден из Гростенсхольма, поэтому и прибыл сюда по первому зову. Этого судью, на встречу с которым они ехали, он давно держал под подозрением, поскольку к нему поступали многочисленные донесения о взятках и превышении полномочий с его стороны. Но до сего времени судье удавалось вывернуться, так что теперь у нотариуса появилась возможность свести счеты с этим сомнительным судьей. Всех судей он держал в ежовых рукавицах: добросовестных, грамотных, жестоких в отношении сбора налогов.
— Так что же ты хочешь? — спросил он фермера, который просто потерял дар речи, оказавшись лицом к лицу с представителем власти.
— Если верно то, что сказал Ларс своей Марит, то мы едем в нужном направлении, потому что есть только один прямой путь из усадьбы Воллера на другую сторону холма. Но эта лесная дорога такая старая, что многие уже забыли о ней.
— Однако никто из нас не видел здесь заброшенной усадьбы, — сказал Калеб. — А мы обыскали все вокруг.
— Но не на этом холме, — уточнил Никлас. — Это ведь слишком далеко от нас…
— На этой стороне должны быть скалы и… — сказала Марит.
— Верно, — вспомнил Калеб, — мы были в этой местности, Габриэлла и я, но повернули обратно возле скал, считая, что никто не может забраться туда. Да, мы на верном пути!
И они прибавили ходу.
