— Это уж непременно, — огорченно согласился Кристер. Никто из них даже не предполагал, что очень скоро Кристер окажется втянутым в еще более громкий скандал. Совершенно неожиданно для себя самого.
Когда они вышли, старый хёвдинг решил прилечь.
Сиделка обеспокоилась и пригласила врача.
Молин, лежа в постели, смотрел на приближающегося доктора, который считался крупным специалистом в своей области.
— Хорошо, что пришли именно вы, доктор Люнгквист. Мой старый лейб-медик прописывал мне только «что-нибудь снотворное». Поэтому я постоянно жил словно в темном туннеле дурноты и дремоты. Так не пойдет. Ваше лечение, по крайней мере, бодрит. Помогает остаткам старой развалины встряхнуться.
— Я делаю все, что в моих силах, Ваша милость, — ответил Люнгквист. — Сиделка упомянула, что вы получили печальное известие?
— Да, получил.
Доктор ждал продолжения, но старик с головой ушел в мрачные мысли.
— Нам надо что-то делать с вашей депрессией. — Врач криво усмехнулся. — Ничего не остается, кроме как предложить «что-нибудь снотворное».
— Что? Ну нет… Нет, не хочу. Дайте мне чего-нибудь бодрящего!
— Но это обострит мысли!
— Вот именно, — заявил Молин.
— Но…
— Делайте, что я говорю, — рявкнул старик в доброй старой манере, как когда-то строптивым подчиненным.
— Как угодно Вашей милости, — натянуто произнес доктор Люнгквист и позвал сиделку. — Сюда я кладу обычные тонизирующие порошки. А сюда, на другую сторону ночного столика, я кладу снотворное. Убедительно прошу Вашу милость принять верное решение. Ошибка может оказаться роковой!
— Разумеется, я знаю, что делаю, — грубо отрезал старик. — Ох, простите меня, доктор Люнгквист, я сегодня так взвинчен. Сам не свой. Я вам очень благодарен за вашу заботу.
Доктор Люнгквист, светловолосый мужчина средних лет, понимающе улыбнулся. У него были красивые тонкие кисти рук и узкое лицо. Сразу видно — интеллектуал, ученый.
— Мне приходить завтра? — поинтересовался он.
— Посмотрим. Я вызову Вас, если возникнет необходимость.
Выходя, врач сказал сиделке:
— Присматривай за ним, он очень плох! Лучше всего, если он примет снотворное, но он упрямится. Что случилось?
Лицо сиделки замкнулось.
— Чтобы служить у Его милости, нужно держать язык за зубами, — коротко ответила она.
— Да, конечно. Извини! Просто я немного обеспокоен. Его состояние хуже, чем он думает.
— Да, в последнее время он сдал. Но сила воли осталась прежней!
— Да. Он чудный старый вояка.
Старый Молин простер на постели ноющее тело.
Для чего ему теперь жить?
Может, принять снотворные порошки доктора Люнгквиста? Все разом?
Освободиться от скорби. Избежать жестокого зрелища неумолимо дряхлеющей плоти, разрушающейся вопреки стараниям врачей.
Нет! Он должен преградить дорогу Бакманам, запускающим когти в его богатство. Они его не заслужили! Как они обошлись с его дочерью! Снюхались за ее спиною, когда она лежала больная. Конечно, это только слухи, но дыма без огня не бывает.
А маленькая Магдалена! Он почти не виделся с нею после смерти дочери. Всего пару раз в год. А последние три года их вообще разлучили.
Он должен жить дальше. Должен узнать, что с ней приключилось. И уж по крайней мере, положить цветок на ее могилу.
Удивительный юноша, тот, что здесь был! Кристер Томассон. С присущими молодости пылом и рвением. И определенно влюбленный в малышку Магдалену. Это понятно, она такая восхитительная! Похожа на свою мать. Ничего общего с несимпатичной породой Бакманов.
«О Боже мой! Зачем ты заставляешь старика так страдать? Разве с меня не хватит напастей? Если я должен понести кару за то, что служил Маммоне, разве я уже не достаточно наказан?
Позволь мне дожить до того момента, когда прояснится судьба Магдалены! И — прости ожесточенную душу — позволь мне рассчитаться с Бакманами! Как видишь, я не стал смиренным, хотя и чувствую приближение смерти.
Малышка Магдалена…»
6
Сидя в просторной столовой Молина, Кристер от нетерпения ерзал на стуле.
Они явились по приглашению на следующий день, Анна Мария оделась в лучшее платье и теперь занимала место за столом по правую руку Молина. Такого роскошного обеденного стола Кристер никогда еще не видел: солнце сияло и искрилось в хрустале бокалов и на ослепительно белых скатертях, в изгибах серебряных приборов и на тончайшем фарфоре. В серебряных вазах стояли бледно-розовые, влажные от росы розы…
За столом находился еще один гость. Молин представил его: «Мой друг, полицмейстер из Нуртэлье. Думаю, это дело входит в компетенцию полиции». Остальные думали так же.
После подачи первого блюда — великолепного супа
— Кажется, нашему юному другу есть что сказать? Молин повернулся к Кристеру.
— Ты узнал что-то новое? Почему же до сих пор не рассказал?
— Моя родственница Анна-Мария просила меня не открывать рта без позволения, Ваша милость. Молин рассмеялся.
— Ну, считай, что тебе позволили.
— Спасибо! У меня действительно новости. Как вам известно, мои родители отправились на курорт Рамлеса, чтобы кое-что разузнать. Сегодня я получил от них письмо…
— Очень интересно! Послушаем! Хозяин позабыл про еду и весь обратился в слух, направив раструб своей трубки на Кристера.
— Мне прочитать письмо?
— Так будет лучше всего: информация из первых рук. Кристер колебался. — Да, но его написала моя мать. Она немного… непосредственна. Письмо кишит восклицательными знаками, скобками и нескромными выражениями.
— Читай, как есть, там разберемся. Что она пишет?
— Итак: «Привет, сукин сын!». Это наша маленькая шутка, однажды мы сильно повздорили, и она обозвала меня «You son of a bitch!». Да, она знает английский. А это выражение получается и для нее ругательным, поэтому мы потом целую неделю смеялись. Ну, дальше: «Мы здесь роскошно проводим время! Отца лечат так, что можно только мечтать. А из наших осторожных расспросов мы выяснили массу интересного! Во-первых, что за мрачные типы окружали тебя и твою Магдалену? Слушай: врача, который разговаривал с девочкой, здесь больше нет. Он работал временно и, похоже, купил себе эту практику на короткий срок. Руководство курорта в большой обиде на него, считают, что он их надул, потому что исчез
