Когда была совершена сделка?
Три года назад, в 1833-м году. Они достали документы и нашли точную дату оформления купчей.
Кристер кивнул. Тогда Магдалена была на курорте. Да, похоже, им очень приспичило, подумал Кристер. А Бакманы объяснили, почему оставляют такой великолепный дом и хорошую должность в Стокгольме? — спросил он новых владельцев.
— Да, коммерции советник сказал, что ему обещают превосходное место в городской торговой коллегии Линчепинга.
«Вот как, — подумал Кристер. — Молин утверждал, что Бакман сильно потерял в жаловании, перебравшись в Линчепинг. А их усадьбу там Кристер видел. В подметки не годится этой!
Вряд ли это истинная причина.
Бегство. Бегство от проницательного старого Молина. Иначе не назовешь».
Пока Кристер был в усадьбе, кучер побеседовал с соседями и окрестными жителями. Вернувшись к экипажу, они обменялись впечатлениями. Кучер рассказал, что хотя народ и знал о существовании юной дочери Бакманов, почти никому не удавалось ее увидеть. Только иногда, в церкви. Бледненькая и робкая девочка.
Это моя Магдалена, заключил Кристер.
С долей злорадства кучер поведал, что никто не сожалеет об отъезде Бакманов. Ужасные снобы и больше ничего! Таково общее мнение. Да, и еще они наделали долгов!
Это было интересно, Кристер хотел знать подробности. Да-да, казалось, что они жили на широкую ногу, но после отъезда оставили кучу неоплаченных счетов. Нового адреса Бакманов никто не знал, и кучер злорадно сообщил его всем желающим. Торговец и прочие кредиторы были весьма довольны и благодарили с многозначительными улыбками.
— Отлично сработано, — похвалил Кристер.
Возвращались они, исполненные злорадного удовлетворения.
А дома Молин получил исчерпывающий отчет о поездке.
— Бедное дитя, — вздохнул старик. — Моя бедная Магдалена! После смерти моей единственной дочери я пытался добиться опеки над девочкой, но советник Бакман с пафосом заявил, что никогда не отпустит от себя любимую дочь, и тому подобное. Он, вообще не заботившийся о девочке! Только о наследстве, которое она однажды получит. Тогда и случился со мной этот проклятый удар. Потеря единственной дочери была мне первым знамением свыше. Это произошло много лет назад, и я быстро оправился после того удара. И вот новый, четыре года назад. Из-за него я превратился в полутруп.
— Должно быть, это ужасно тяжело для такого жизнелюбивого человека, как вы, — сказал Кристер. — У вас живой ясный ум.
— Да, необходимость так медленно говорить ужасно раздражает. Собеседники начинают ерзать на стульях от нетерпения, — нет-нет, не ты, мой мальчик, ты все прекрасно понимаешь. И то, что нельзя пойти, куда хочешь, тоже очень нервирует. Так что ты теперь мои глаза, уши и ноги, Кристер.
— Это для меня большая честь. Я сделаю все возможное, Ваша милость, ибо Магдалена очень много значит для меня. Все эти годы я ждал от нее письма. Я не отступлюсь!
И он не отступился. Рыскал повсюду, выспрашивал, выведывал. Порой ему казалось, что во мраке забрезжил лучик света, но тот снова гас. Он побывал в Стокгольме и нашел дом Юлиуса Бакмана, но там ничего не могли сообщить. Только то, что получили тело консула после несчастного случая в Смоланде. Была ли там девочка? Нет, никогда такого не слышали. Брат и свояченица консула любезно согласились забрать к себе дочь-сиротку…
Кристер в самом деле написал Хейке. В порыве негодования, что замечательным Колю и Анне Марии не ниспошлют ребенка, он сел и написал довольно путаное письмо. Одновременно он поведал и об исчезнувшей малышке Магдалене, конечно, в скобках, но в скобках, преисполненных чувств.
И вот он получил ответ от Хейке. Точнее сказать, от Винги, потому что Хейке писал нехотя, так и не сумев изжить в себе комплекса неграмотности.
Ответ был весьма многословен, как все письма Винги. Хейке сообщал, что приедет, — по различным причинам. Отчасти потому, что высоко ценит родовую солидарность и отдает должное инициативе Кристера. Отчасти потому, что давно хотел навестить Тулу и Томаса и очень сожалеет, что не смог сразу откликнуться на призыв о помощи. Теперь он в состоянии помочь Томасу, поскольку дела в поместье пошли получше и Винга управится одна. К тому же она может рассчитывать на Эскиля и Сольвейг, живущих в Липовой Аллее. К сожалению, от молодежи — Юлина и Вильяра — помощи ждать не приходится. Юлин недавно женился на местной девушке. Она единственный ребенок в семье, и Юлин теперь вовсю трудится в ее хозяйстве. Ну да ладно, зато он вырос красивым и жизнерадостным парнем на радость всем нам.
Иное дело Вильяр, писала Винга. Ему сейчас уже шестнадцать лет, и он настоящий волк- одиночка. Проклятие рода Людей Льда его не коснулось, он вполне обыкновенный, но со странностями. Вильяр молчалив, скрытен, меланхоличен и нелюдим. Всегда сам по себе, бродит где-то по лесам и долам. Что у него на уме, никому не ведомо. Они даже не решались попросить его о помощи. Конечно, в результате он откликнулся, но всем ясно, что крестьянский труд не для него, и он им тяготится. Решительная Винга попыталась с ним поговорить, но получила в ответ только взгляд темных глаз исподлобья. Взгляд, свидетельствовавший о ранимости, — однако ни единого слова. Он развернулся и умчался прочь.
Конечно, его родители, Эскиль и Сольвейг, огорчены!
Но это на Вильяра не действует. Вразумления и нотации только еще больше отдаляют его от семьи.
Но сейчас Хейке серьезно с ним поговорил, рассказал о предстоящей поездке, и Вильяр кисло пообещал помогать Винге в его отсутствие.
Хейке хотел тронуться в путь немедленно. Сперва он посетит Нуртэлье, поскольку с просьбой Кристера надо спешить. Как он сказал: дело не только в бездетности Коля и Анны- Марии, но и в личной проблеме Кристера. Он очень заинтересовался и хочет побольше услышать об исчезнувшей Магдалене. Хейке не уверен, что сумеет помочь Колю и Анне- Марии, но приложит все силы. А затем отправится к Туле и Томасу.
— Ну, теперь мама обрадуется, — сказал Кристер Анне-Марии. — Она так переживает за своего Томаса.
Анна-Мария грустно улыбнулась своим мыслям. Сумасбродный Кристер! Беспокоить Хейке из-за ее бесплодия!
Но вечером они с Колем долго сидели наверху, взявшись за руки. Сидели и молча провожали взглядом угасавший день.
Кристеру, чувствовавшему себя не в своей тарелке, казалось, что они исступленно молятся на вечернюю звезду.
Следующим утром он сразу отправился к Молину и, едва переступив порог гостиной, выпалил:
— Мы спасены, Ваша милость! Приезжает Хейке! Из Норвегии.
— И кто это, Хейке? Полицейский?
— Нет, он колдун. Лучший в мире. Молин подавил улыбку.
— А разве не ты говорил на прошлой неделе, что величайший колдун на свете — это ты?
Кристер покраснел. Неужели он правда так сказал? Конечно, так и сказал, и потом готов был откусить себе язык.
