бросалось в глаза.
Ионатан предупредительно толкнул ее в спину, и она взяла себя в руки, когда Руне, прихрамывая, подошел к ним.
— Это моя сестра Мари, — дрогнувшим голосом произнес Ионатан. — Моя старшая сестра.
Он надеялся, что Руне вспомнит, что помогать им должна была его младшая сестра.
С большой неохотой Руне протянул ей свою изуродованную руку. Мари удалось без дрожи пожать ее.
Она молча наблюдала, как они грузили в кузов какие-то длинные предметы и прикрывали их мешками с углем. Мелкие дрова в мешках назывались «шишками». При случае использовали древесный уголь — чаще всего для легковых автомобилей. В грузовиках аппарат газового генератора монтировался рядом с кабиной. В легковых автомобилях часто имелся специально оборудованный прицеп с аппаратом, а дрова в мешке хранились на крыше автомобиля. Весь бензин был конфискован немцами.
Обратно возвращались в молчании. В конце концов Ионатану показалось это невыносимым и он сказал:
— Мари переночует у меня. Ей некуда больше пойти. Надеюсь, ты не против, если она поможет перетащить твои дровишки?
— Нет, не против, — неохотно ответил Руне. Ионатан заметил, что они друг другу не понравились. Несмотря на то, что им приходилось находиться в одной кабине, они держались отчужденно.
Мари сдержанно произнесла:
— Как это прекрасно, нарубить в лесу дров! Не каждый себе может это позволить.
— Я использую их в качестве столбов для забора, — неохотно ответил Руне.
Ионатан не знал, что у него есть сад. Он вообще ничего не знал о Руне, да и не должен был знать.
Но потом он понял, что вряд ли это вообще были дрова. Эти удлиненные предметы имели несколько иную форму.
— Где тебя высадить? — спросил он.
Руне тут же назвал ему знакомый адрес: там жил член другой группы сопротивления.
Они свернули с дороги, и Руне дал Ионатану понять, что хочет поговорить с ним наедине. Поэтому Ионатан вышел из машины, чтобы помочь ему выгрузиться на тихой ночной улице.
— Ты уже говорил со своей второй сестрой?
— Да. Она согласна, — тихо ответил Ионатан. — С понедельника она начинает работать в больнице. То есть, с послезавтра.
— Хорошо. Следующая встреча должна состояться в среду, нужно определить срок новой поездки. И она поедет с нами.
Ионатан кивнул. После этого они с Мари вернулись в больницу. Сначала они ехали молча. Все слова были излишни.
Наконец, Мари вздохнула и сказала:
— Я не достигла желаемой цели, Ионатан. Я оказалась более легкомысленной, чем думала.
— Свои антипатии можешь оставить при себе.
— Я совсем не об этом. У него в самом деле фантастически добрые глаза. Но на всю жизнь…
— Я понимаю. Но… давай не будем говорить об этой поездке! Ему не разрешается самому разгружать машину.
— Я никому ни о чем не скажу. Ах, Ионатан, я так много думала о завтрашнем дне!
— Все будет хорошо, вот увидишь, — сказал он со своим обычным наигранным оптимизмом.
— Легко тебе говорить, — невнятно пробормотала Мари. — Вы, мужчины, всегда легко уходите от ответственности. От вас только и слышишь громкие фразы по поводу воинской обязанности и ежедневного бритья. И вам не стыдно болтать об этом! Вы и понятия не имеете о том, что такое стыд!
— Аминь, — произнес Ионатан, терпеливо выслушав ее.
Разумеется, разговор с родителями был не из приятных. Но с помощью Ионатана Мари смогла, по крайней мере, сказать все, что было необходимо. Она была совершенно уничтожена тем, что теперь еще и родители были недовольны ею.
Ханне подняла крик, чего и следовало ожидать от нее в подобной ситуации. Но Ионатан заранее подготовил к этому сестру. К тому же шторм быстро улегся, так что Мари могла вздохнуть спокойно.
— Разве вы не понимаете, что после всего этого должны пожениться? — вопила Ханне. — Иначе это просто немыслимо, неприлично!
Ветле бросил на свою жену укоризненный взгляд, напомнивший ей о ее собственной юности, далеко не белоснежной и не безупречной. И Ханне замолчала.
Ветле был бледен, главным образом, из-за того, что его беспокоила судьба дочери. Сев рядом с плачущей Мари, он обнял ее за плечи.
— Ты уверена в том, что не хочешь выйти замуж за Иосифа? — спросил он. — И ты уверена в том, что он не хочет взять тебя в жены?
— Он просто законченный идиот, — прогнусавила Мари.
— Сейчас вопрос не в том, что вы, сопляки, думаете друг про друга, — сказала Ханне. — Ваши желания никого не интересуют. Единственное спасение для вас теперь — это брак.
— Дорогая Ханне, Люди Льда имеют обыкновение жениться по любви, — напомнил ей Ветле. — Этим мы всегда отличались от остальных людей. И многие наши женщины вынуждены были воспитывать своих детей в одиночестве. Вспомни гордую Ингрид и ее сына, получившего языческое имя Даниэль Ингридссон!
— Но я не хочу, чтобы моего сына звали Мариссоном! — зарыдала Мари.
— Нет, конечно, нет, — миролюбиво заметил Ветле, — твоего ребенка будут звать Вольден, и мы с мамой во всем будем поддерживать тебя. Мне кажется, тебе следует сейчас переехать домой, невзирая на Тенгеля Злого. Тебе уже девятнадцать, ты не ребенок. А когда ты родишь, мы, возможно, уже разыщем нашего проклятого предка и снова вздохнем свободно.
— Но нам нужно переговорить с Кристой и Абелем, — сказал Ионатан.
Ветле явно этого не хотелось. Абель был хорошим парнем. Но у него были свои принципы, свои понятия о порядочности.
— Конечно, поговорим, — сказал Ветле. — Но лучше всего — в том числе и для Кристы — будет, если ты переедешь домой. Ведь она тоже несет за тебя ответственность, Мари.
Девушка несколько раз кивнула.
— Мы должны также поговорить с этим пройдохой, — со всем жаром своего французского темперамента сказала Ханне. — Так обесчестить девушку!
Ионатан воздержался от комментария по поводу того, что Иосиф вовсе не лишал ее невинности.
— Разумеется, у меня есть большое желание устроить ему взбучку, — сказал Ветле. — Но это ни к чему не приведет. Конечно, он хороший нагоняй от меня получит в любом случае. Я не позволю ему совершенно уйти от ответственности.
— Мне так хочется домой, — пропищала Мари и снова зарыдала.
— Пожалуйста, возвращайся, — мягко произнес Ветле. — Но как нам быть с Карине? Завтра она начинает работать в больнице. А что будет осенью?
