Гуниллы, уже начавшей ставить на стол обильную рождественскую еду.
Внезапно он очнулся, отвернулся, тяжело глотнул слюну.
Аллея между имением и церковью была заполнена пешими и приехавшими на повозках — все они спешили к заутрене, когда Хейке выехал из дома. Было еще не совсем светло, но он все же поднял воротник и надвинул на глаза шляпу, чтобы никто не видел его лица. Темной тенью он скакал мимо прихожан.
В воздухе уже кружились первые снежинки, и облака обещали сильные снегопады.
Оставив позади нарядно убранную церковь, он поскакал на восток через весь Смоланд.
Он плохо спал ночью. Без конца ворочался, зная, что между ним и Гуниллой всего лишь тонкая стенка. Она была первой девушкой, с которой он познакомился и которая ему нравилась. Она еще не значила для него катастрофически много, но он понимал, что ему теперь самое время убраться из этого дома. Да, его отъезд был фактически бегством.
Теперь он ехал через пустынное плато. Стало совсем светло. Земля была по-прежнему голой, потому что снег сразу таял. Будучи глубоко взволнованным, Хейке пытался обдумать все, но видел перед собой только умоляющие глаза Гуниллы.
«Ведь ты же не уедешь совсем? Без тебя будет так пусто, Хейке!»
Всего лишь дружеские слова. Ему хорошо было известно, что мысли ее вертелись вокруг Эрланда Бака.
Ему захотелось есть. Он остановился, чтобы перекусить приготовленными Гуниллой припасами. Мысль об этом не принесла ему облегчения.
Он поскакал дальше. Пытаясь ни о чем не думать, он принялся петь во все горло словенскую песню…
Ничего не помогало.
«Береги себя, Хейке!»
Глаза его были наполнены слезами, он видел все расплывчато. И в этом не виноваты были летящие ему навстречу снежинки.
— Проклятие! — выругался он и слез с коня. Сев на лежащую на земле сосну, он закрыл лицо ладонями. — Проклятие, — повторил он, будучи не в состоянии сказать что-либо более разумное.
Конь терпеливо ждал ею, пожевывая бруснику — но ягод было слишком мало, чтобы можно было насытиться.
И тут Хейке почувствовал на своем плече легкое прикосновенье чьей-то руки. Подняв голову, он увидел пару желто-зеленых глаз.
— Суль! — растерянно прошептал он. Склонив голову набок, она надула губы.
— Нам не хочется, чтобы ты страдал, мой друг, — сказала она. — Кстати, спасибо за то, что было в последний раз! В Штрегешти. Никогда не видела ничего более забавного, чем сжигание волос этой красавицы-ведьмы!
Он криво улыбнулся. И вдруг почувствовал в душе покой.
— Ты же знаешь силу мандрагоры, не так ли? — сказала его красивая родственница, умершая двести лет назад. — Ты же знаешь, что с ее помощью ты можешь заставить женщину воспылать к тебе страстью!
Он кивнул, уже устыдившись своих глупых переживаний. Только бы об этом не узнали другие!
— Но эта девушка не для тебя, Хейке, ты это знаешь. Тебе придется приложить слишком много усилий, чтобы войти в ее жизнь и повернуть в другую сторону ее желания. Ей и так трудно.
— Да, — хрипло произнес он. — Для меня не существует любви, я это знаю.
— Ну, ну! Давай не будем об этом говорить! Тебе не стоит понапрасну терять здесь время, Хейке, тебе нужно отправиться в Норвегию, там для тебя найдется дело — совершенно безнадежное дело! Мы ждем, когда ты отправишься домой и спасешь наши любимые усадьбы.
— Ты полагаешь, я должен отправиться туда прямо сейчас? — испуганно спросил он. Она сделала нетерпеливый знак рукой.
— Нет, разумеется, нет, сначала выполни поручение Арва Грипа, он ведь тоже один из нас. Но не задерживайся после этого в Бергунде. У тебя нет времени! К тебе хотела придти Ингрид, но ты не знаешь ее, поэтому пришла я.
— Моя прабабушка Ингрид? Она тоже одна из вас?
— Конечно! Она так беспокоится за свой любимый Гростенсхольм!
— Понимаю. Я чувствую себя таким беспомощным. И мне так грустно!
— Но мы не хотим видеть тебя печальным, Хейке, ты этого не заслужил. Ты же знаешь, что священное наследство Людей Льда принадлежит теперь тебе, не так ли? Но ты им пока не обладаешь, оно находится в Норвегии. Поэтому тебе не известны все его тайны. И мы должны помочь тебе. Ты получишь от нас кое-что, имеющее свойства, противоположные свойствам мандрагоры. Это такая травка, совершенно невзрачная, горькая на вкус.
Лицо Суль стало казаться ему расплывчатым, хотя до этого он видел его четко.
— Под горечью я понимаю не вкус, хотя он и не из приятных, — сказала она своим странно отдаленным голосом. — Горьким является ее действие. Эта травка убивает тоску, мечты и желания по отношению к другому человеку. Хочешь попробовать ее, Хейке?
Грудь его была наполнена безысходной тоской, и он тихо сказал:
— Это было бы лучше всего…
— Прекрасно, — кивнула она. — Когда ты спустишься с плато на луг, остановись на краю леса. Там и растет эта трава, хотя теперь от нее остались лишь увядшие листья. Но торопись, а то скоро выпадет снег! У этой травы пятиконечные листочки, похожие на ладонь. Разотри их в порошок и съешь! И сможешь спокойно продолжать путь.
Он обернулся, чтобы поблагодарить ее, но обнаружил, что рядом никого нет. В растерянности он снова сел на коня. Было ли это на самом деле? Не было ли это просто фантазией его измученной души?
Через полчаса он спустился вниз на каменистую равнину. Остановившись, Хейке слез с коня и принялся искать эту траву на обочине дороги, на самом краю леса.
Вскоре он нашел маленькое растение с остатками пятиконечных листьев, слегка припорошенных мокрым снегом. Оборвав листья, он выпрямился.
Он долго стоял так, держа их в руке, поглаживая их пальцами другой руки.
Теперь он имел представление о чувствах, испытываемых одним человеком к другому человеку: представление о нежности. Чудесное ощущение взаимосвязи, привязанности — совершенно ошеломляющее чувство, о котором он не осмеливался даже и мечтать.
«Разотри листья в порошок и проглоти их!»
Его рука инстинктивно сжалась, и он услышал сухой хруст. Разжав ладонь, он увидел коричневый порошок.
Потом тряхнул головой, словно желая вернуться к реальности. Что он, совсем рехнулся, собираясь съесть сухую траву? Будто бы это и в самом деле поможет! Наверняка это его собственная фантазия сыграла с ним такую шутку!
Нет, это не первый раз он видел своих предков, несчастных «меченых» из рода Людей Льда. Он знал, что обладает способностью видеть незримое.
И снова мысли его обратились к реальности. Он увидел перед собой чистое, прекрасное лицо и доверчиво смотрящие на него глаза.
Это проклюнувшееся в нем чувство не должно было вырасти во что-то большее.
Сухие остатки травы поплыли куда-то мимо. Он глотнул несколько раз и вытер глаза.
Его чувства к Гунилле были еще в зачаточном состоянии. Он думал о будущем, о том, что
