Но он уже понял свою ошибку и схватил ее за руку.
— Забудь об этом, Гунилла, я имел в виду не это! Это я обмолвился насчет детей. Ты же знаешь, я могу подождать, мы можем спать в разных комнатах, только бы ты переселилась ко мне! Я всерьез намереваюсь жениться на тебе. Ты согласна?
С трудом выдавливая из себя слова, она произнесла:
— Ты ведь понимаешь, что я не могу этого сделать. Но ты имеешь право на детей, как и все остальные. Только я не…
— Гунилла, — умоляюще произнес он. — Мне не нужны дети, только ты будь со мной!
— Ах, Эрланд, — жалобно произнесла она так, что у него защемило сердце. В ее глазах было столько любви и тоски. — Ах, Эрланд, что же нам делать?
И она сорвалась с места и бросилась бежать к Кнапахульту.
А он стоял и смотрел ей вслед, со смешанным чувством смирения и надежды. Не было никакого сомнения в том, что она любила его. Если бы он мог только держать язык за зубами!
И он поплелся обратно в деревню.
В душе Гуниллы была полная неразбериха, когда она вошла в дом и поклонилась родителям. Мать как раз направлялась в хлев, и Гунилла предложила ей свою помощь. Но об этом не могло быть и речи — в ее лучшем, рождественском платье.
— Я сейчас вернусь, — сказала Эбба. — А ты пока накрой на стол, Гунилла!
Дочери не очень-то хотелось оставаться наедине со своим отцом. Более чем когда-либо ей не хотелось говорить с ним. Поэтому она стала торопливо доставать рождественскую еду, ходила, опустив глаза, туда-сюда, стараясь не смотреть на него. Встреча с Эрландом взволновала ее: она была приятно возбуждена и в то же время напугана.
Карл слонялся без устали по кухне, заложив руки за спину, в черной рясе с широким воротником. При этом он бормотал что-то из Библии и строго наблюдал за приготовлениями Гуниллы.
— Рада видеть вас на ногах, отец, — сказала она. — Вы, как я понимаю, уже здоровы?
— Да, с Божьей помощью. Врач мне мало чем помог, меня спасают лишь молитвы.
— Я слышала, Вы были у Угле-Кьерсти, — наивно заметила Гунилла.
— Угле-Кьерсти? — ядовито произнес он, прерывая свою неутомимую ходьбу. — Не думаешь ли ты, что я имею дело с языческим колдовством? Нет, я ходил туда по наущению твоей матери. Нет, Господь услышал мольбу своего апостола и пришел на помощь.
Он подошел к ней ближе, так что она чувствовала исходящий от него гнилостный запах. У Карла были гнилые зубы.
— Ну, что? Господин Грип опять отпустил тебя?
Гунилла задрожала от отвращения, услышав его голос. Она знала, что за его лживым пафосом прячется распутство. И она знала, что любая другая девушка на ее месте, имея такого бабника-отца, гордилась бы им.
У нее же вызывала глубокое отвращение лживая сущность отца, его фальшивая религиозность и привычка сваливать все на «распутство» Эббы. Она понимала, что это он разрушил ее чувственную жизнь, он навредил ей куда больше, чем похождения Эббы в амбаре.
Раньше он всецело подавлял ее. Но поддержкой для нее послужили мудрость и приветливость инспектора Грипа, любовь Эрланда и — не в меньшей степени — понимание Хейке. Она чувствовала, что отец больше не имеет над ней власти, он был просто жалким хвастуном.
— Нет, отец, — твердо произнесла она. — Я не собираюсь выходить за господина Грипа, потому что мое сердце принадлежит другому.
Карл побагровел.
— Что? — взревел он. — Как ты смеешь так говорить, девчонка!
— Мне нравится Эрланд Бака, отец. Вы разрушили мою жизнь, поэтому я не могу выйти за него замуж. Не могу выйти ни за кого!
— Эрланд Бака, — вне себя от ярости произнес Карл. — Этот лоботряс, этот зачатый в грехе подонок! И ты хочешь его, отворачиваясь от такого образованного и состоятельного человека, как писарь? У тебя, что… стыда… нет?
Каждое слово он сопровождал ударом, но она пыталась увернуться. Обезумев от ярости, он схватил ее за руку и ударил прямо в лицо.
Гунилла только охнула, не защищаясь, — слишком велико было ее почтение к родителям. Не задумываясь, Карл поступил так, как делал это в прежние дни: перебросил дочь через колено и задрал ее юбки.
— Отец! — возмущенно воскликнула Гунилла. — Вы, что, с ума сошли? Вы не можете так поступить, не можете так унизить меня!
Будучи сне себя, Карл прошипел:
— Я выбью из тебя грех, свинячья шлюха, ибо Господь сказал, что судить буду я…
Гунилла сопротивлялась, как безумная. Внезапно Карл обнаружил, что имеет дело со взрослой женщиной. Зажав ее, словно в тиски, он уставился на ее прекрасную, золотисто- смуглую кожу и вдруг почувствовал давно знакомую, сладостную эрекцию, которой не было у него уже целый год.
— Я имею на это право, — бормотал он. — Это мое право…
К счастью, девушка не понимала, что с ним происходит, но она заметила, что лицо отца расслабилось, глаза смотрели в одну точку. Она пыталась вырваться, но он еще сильнее прижался к ней.
— Отпустите меня, отец, ради Бога, — закричала она.
И тут вошла Эбба, привлеченная криком Гуниллы и стуком падающих стульев.
— Ты совсем рехнулся! Теперь ты пристаешь к Гунилле! — воскликнула она, бросаясь к нему.
— Я имею на это право, — прорычал он в ответ. — Пошла прочь, ты больше ни на что не годишься!
Схватив лопату для выпечки хлеба, Эбба ударила ею Карла. Тот повалился навзничь.
— Не смей бить меня, старая кляча, — заревел он, еле живой от страха. — У меня есть на это право!
Но Эбба больше не слушала его, она теперь превратилась в мстительную фурию.
— Ты получишь обратно все те удары, которыми осыпал меня все эти годы, ты получишь обратно все, чем изводил меня и Гуниллу! Ты совершил слишком большой грех, ты, исчадие ада!
— Эбба! — пытался строго прикрикнуть он, в то время как на него сыпался град ударов, так что лопата раскололась пополам. И Эбба тут принялась охаживать его кочергой. — Так не обращаются с избранниками Господа! Остановись, дьяволица, о, помогите, умираю!
— Это
Поднявшись с пола, Гунилла схватила мать за руку.
