смерть.
– Я едва стою на ногах! Неужели эти речи никогда не кончатся? Кажется, я сейчас упаду в обморок.
– Господи! Нет, только не это! Все на нас смотрят, а пристальнее других – этот болтливый старикашка! Ты же знаешь, как строго ее величество требует от нас соблюдения приличий!
– Я понимаю, но... Если бы ты знала!
Едва Изабелла прошептала эти слова, как все ее тело пронзила острая боль, такая резкая и мучительная, что несчастная не сдержалась и пронзительно вскрикнула. Оратор тотчас умолк, все обернулись на крик. Екатерина уже насупила брови, но Изабелла этого не видела. Терзаемая новым приступом боли, задыхаясь в душном корсете, она потеряла сознание и в обмороке соскользнула на пол.
Растерянная мадемуазель де Шатонёф склонилась к ней, тщетно пытаясь поднять Изабеллу.
– Это, вероятно, из-за духоты, – бросив беглый взгляд на грозное лицо королевы, осмелилась предположить она.
– В таком случае пусть ее вынесут отсюда! – приказала Екатерина. – Свежий воздух приведет ее в чувство! Поистине эти девушки хрупки, как весенний лед: немного тепла – и они уже тают!
Над Изабеллой склонились люди. Множество сеньоров бросились на помощь. Больную подхватили под мышки, взяли за ноги и быстро вынесли из парадного зала Большого Совета. Когда Изабеллу подняли, все увидели на полу, в том месте, где лежала молодая женщина, большое пятно крови. Все охнули от изумления, сразу забыли о речи эшевена, который тоже растерялся, и начали обсуждать странный случай. Оставался лишь один способ заткнуть болтливые рты – объявить о начале ужина. Так и сделали.
Тем временем в соседнем помещении, на глазах у нескольких ошарашенных придворных Изабелла де Лимёй (ее уложили на узкую скамью, куда набросали подушек) спокойно произвела на свет хорошенького мальчика, чьи крики скоро заполнили комнату, привыкшую к совсем иным звукам, чем детская: ведь это был рабочий кабинет мэра Дижона!
Ярость королевы-матери была еще неистовее от того, что приходилось ее сдерживать, дабы не усугублять скандала. Повелительным жестом Екатерина подозвала командира своей личной гвардии господина де Нансэ и что-то шепнула ему... после чего, улыбающаяся и довольная собой, присоединилась к королю в пиршественной зале.
Роды и впрямь прошли очень легко. Молодая женщина чувствовала только небольшую слабость, легкое головокружение, но больше всего – огромную усталость. Изабелле хотелось спать, не просыпаясь много дней подряд, забиться поглубже под одеяло и не двигаться, не видеть никого, особенно Екатерину, гнева которой она так боялась.
Однако ее кровать странным образом раскачивалась. Несмотря на болезненную полудрему, молодая женщина хорошо сознавала, что ее уложили в закрытые носилки и лошади везут их по ухабистой дороге. Она также догадывалась, что в этих носилках находится одна, но куда ее везут – не знала.
Через несколько часов носилки остановились во дворе какого-то сурового на вид строения, предназначение которого легко угадывалось: это был монастырь. У главного входа стояла, спрятав руки в широкие длинные рукава, высокая и худая женщина в монашеском облачении. Изабелла удивленно взглянула на нее и спросила:
– Не можете ли вы мне сказать, где я, матушка?
Настоятельница пристально посмотрела роженице прямо в глаза и, едва шевельнув тонкими губами, ответила:
– Вы в Осонском монастыре кордельерок, дочь моя. Ее величество королева Екатерина решила, что вы останетесь здесь вплоть до нового приказа!
– До нового приказа? Что это значит? Сколько времени я пробуду здесь?
– Этого я не знаю, дочь моя! Возможно, королева изъявит желание, чтобы вы постриглись в монахини.
– Я? Я должна уйти в монастырь? Но это невозможно!
Полными слез глазами потрясенная Изабелла умоляюще смотрела на женщину в белом облачении, что казалась ей карающим ангелом-губителем. Еще немного – и она занесет над ней сверкающий меч!.. Изабеллу охватил нешуточный страх. Неужели Екатерина действительно желает, чтобы ее заточили в этих высоких стенах под присмотром настоятельницы – суровой женщины, в которой почти не осталось ничего человеческого? Изабелла бросилась к запертым воротам, громко крича на бегу:
– Я не хочу быть монахиней! Не хочу!.. Выпустите меня!
Настоятельница не двинулась с места. Она смотрела, как Изабелла тщетно бьется о массивные створки ворот. Наконец молодая женщина, обессилев, рухнула на колени и зарыдала. Тогда настоятельница подошла к ней, нежно обняла за плечи и повела к монастырскому зданию.
– Королева вовсе не требовала, чтобы вы постриглись в монахини, дочь моя! И вас никто не будет принуждать. Вам было только приказано оставаться здесь! Королева желает, чтобы на время о вас забыли.
– Но здесь мрачно, как в тюрьме!
– Возможно! Но все-таки монастырь – не тюрьма, и, может быть, вам понравится жить среди нас. Вам необходимы покой, отдых... да и мы не тюремщицы.
В последующие дни Изабелла смогла убедиться, что мать-настоятельница, несмотря на суровую холодную внешность, не была ни жестока, ни даже строга. Она не запрещала своей подопечной получать письма. Поэтому в одно прекрасное утро сестра-послушница принесла Изабелле письмо от ее любимого, дорогого, желанного Луи де Конде, который в конце концов сумел напасть на след своей нежной подруги.
В этом послании Конде извещал Изабеллу, что сумел забрать ребенка, которого королева Екатерина отдала живущей в деревне кормилице. Далее он писал: «Увы, душа моя, я не могу сообщить вам ничего другого, кроме того, что ваши горести делают меня самым страждущим дворянином на свете; зная, что вы вытерпели множество страданий и великую боль, я не могу понять, жив я или мертв. Но когда я думаю о любви, которую питаю к вам и буду питать вечно, то ощущаю себя живым ради того, чтобы преданно служить вам. И сейчас я мог бы сказать, что, невзирая на превратности судьбы, я счастлив и буду счастлив, ибо на все смотрю вашими глазами и живу вашими чувствами...»
Взволнованная Изабелла оросила слезами это потрясающее послание, которое вогнало бы в гроб Ронсара, ее бывшего возлюбленного. Она с воскресшей верой ждала, что любовник приедет и заберет ее из монастыря, который она по-прежнему считала тюрьмой. Изабелла твердо верила, что Конде скоро явится за ней, принц действительно готовился к этому, когда снова все сорвалось: в дело вмешалась вездесущая Екатерина.
Эпизод во дворце герцогов Бургундских наглядно доказал королеве, что роман Изабеллы и Конде уже потерял былую ценность. Гавр Екатерина получила, и теперь Конде мог любить кого угодно – это уже не имело никакого значения. Королева, однако, не хотела, чтобы эта влюбленная пара являла всем пример постоянного соблазна.
Поскольку Конде, по своему обыкновению, не скрывал свои планы даже от первого встречного, королева узнала, что готовится в Осонском монастыре, и опередила принца: по ее приказу Изабеллу доставили в замок Кано, где жить было куда удобнее, а главное – намного лучше была охрана. Изабелле надлежало оставаться в замке до окончания королевской поездки. По возвращении в Париж Екатерина Медичи снова призвала ее ко двору: она простила свою фрейлину.
Хотя Изабелла и не имела от своего возлюбленного известий, она возвратилась в Париж с радостью, какую легко себе представить. Она очень надеялась на это возвращение, которое – так полагала бедняжка – принесет ее любви чудесное обновление, что всегда рождает разлука в истинно любящих сердцах.
Увы! Вероятно, Конде не столь сильно любил Изабеллу, как уверял ее в письме, ибо разлука ничуть не усилила его любовь. Снова встретившись с Изабеллой, он выказал надлежащую радость, провел с любовницей несколько приятных недель, но потом стал явно от нее отдаляться. На долю Изабеллы выпали несостоявшиеся свидания, слишком короткие письма, невнимательность возлюбленного и все прочие мелочи, что предвещают конец любви.
Скоро Изабелла была вынуждена признать очевидное: Луи бросил ее. Он безумно влюбился в прекрасную Франсуазу де Лонгвиль-Ротлен и через несколько месяцев женился на ней к великому горю
