Пучков надел фуражку и плащ.
Идя к выходу, он успел шепнуть Чернову: «Знакомый жены».
Когда гость и пришелец вышли, старушка спросила:
— Запереть?
— Не надо, Сергей скоро вернется, — ответил Чернов и пошел по витой лестнице наверх,
Из окна второго этажа он видел, как Строгов и Пучков, о чем-то беседуя, двинулись по асфальтированной дороге к городу. Минут через двадцать Борис заметил, что они вернулись, а потом опять ушли в том же направлении...
Уже давно остыл на столе ужин и чай, оставленный для Пучкова, а его все не было.
— Да... — тяжело вздохнул Борис, выпуская папиросный дым в распахнутую форточку. Ему было видно, что они опять дошли до дома и повернули назад. Совсем стемнело. На мокром асфальте раскачивались тени деревьев. Чернова клонило ко сну...
Шаркая тапочками, вошла старушка.
— Боря, их все нету. Закрывать, что ли?
Половина дома, занимаемая врачом, имела отдельный вход.
— Ложитесь спать, тетя Глаша, — ответила Виола из плетеного кресла, — мы запрем.
— Да время-то нонче какое. Намедни всю обстановку с дачи Ходжиновых увезли...
— Ступайте спать, тетя Глаша.
Она ушла, но через час опять прошумели за дверью ее шаркающие тапочки.
— Ну, что же вы, Глафира Егоровна, — вышел на шорох Борис, — дайте ключи и ложитесь, давно уже слать пора.
— А сами-то чего сумерничаете?
— Сейчас ляжем... Виолетта, пожалей глаза... — И, как почти каждый вечер, Борис отобрал у жены книгу. На сей раз это были лекции о литературе французского литературоведа Тэна.
Виола зажгла ночной свет; большая комната, когда-то служившая кабинетом отцу (он теперь не принимал на дому), стала уютнее.
Виола разделась и подошла к окну, в которое то и дело выглядывал муж. От влажного ветра, от мельтешивших за окном теней ее охватила легкая дрожь. Поеживаясь всем телом, она поправила ночную рубашку и нырнула в постель.
— С ума сошли! Пучкову завтра на полеты... — Борис с досадой стал раздеваться.
Когда он лег, жена обвила его шею нежной, почти невесомой рукой и сказала печально:
— Знаешь, Боря, я сделала неприятное открытие...
— Какое?
— Я эгоистка...
— Это почему же?
— При виде чужого несчастья я испытываю какую-то особую радость, что мы живем с тобой без ссор, без адюльтера.
— Дура она, вот и довела до этого... — Он положил ладони под голову.
— Ты прав, Боря, это от недостатка интеллигентности.
— Спи, Виола.
— Хорошо, милый, я сейчас прикажу себе спать! — И она сомкнула свои глаза.
Вздрогнув, она проснулась часа через полтора, спросила:
— Сережа вернулся?
— Все стоят! — ответил Чернов, закуривая папиросу.
Было уже совсем светло, сквозь распахнутую форточку доносились голоса утренних птиц, а Пучков и Строгов еще стояли у забора сада и оба отчаянно жестикулировали...
— Ты куришь? Натощак? Ты совсем меня не слушаешься, — Виола с решимостью подошла к мужу, но, увидев у забора двух мужчин, двух соперников, стоявших лицом к лицу, она забыла о намерении вырвать папиросу и, потягиваясь со сна, засмотрелась на офицеров.
— Они любят ее... Любят! — воскликнула она восхищенно.
— Может, есть за что? Всю ночь воюют...
Виола подошла к мужу, взяла у него папиросу, спросила:
— Боря, а ты стал бы меня так отстаивать?
— Была охота... — улыбнулся он.
Виола потухла и медленно пошла к постели. Чернов стал обуваться.
— Ты куда, Боря? Отдохни немного перед полетом...
— До сна ли тут?
— Ну, а зачем меня обидел?
— Не будешь говорить глупостей! Ты ведь знаешь, я всегда считал, что только умная женщина может дать настоящее счастье... — проворчал Чернов и в чем был, в пижаме и ботинках на босу ногу, пошел за Пучковым.
Насильно оторвав друга от Строгова, Чернов под руку повел его домой.
— Ты с ума сошел! Через три часа вылет. Пойдем уснем хоть часок... — говорил он в сердцах.
— Мне не уснуть. Ты оставайся, а я поеду на аэродром, — сказал Пучков.
Чернов понял, что долгий, продолжавшийся всю ночь разговор ни к чему не привел, и, опасаясь оставить Сергея одного, поехал с ним.
Строгову ничего не оставалось, как вернуться к машине, в которой он оставил Зину.
Было уже совсем светло. Вовсю верещали скворцы. Над мокрой землей, на уровне голубевшего вдали соснового подроста, висела тонкая пелена розового тумана.
Подойдя к «Победе», стоявшей на луговине у асфальтовой дачной дорожки, Строгов увидел, что весь низ ее забрызган грязью, а верх в накрапах дождя, отражающих солнце. Он заглянул внутрь «Победы»: Зина спала сном праведника, растянувшись во весь рост. Уходя вечером для объяснений с ее мужем, он и шутку подсказал ей, что сиденья могут быть превращены в кроватью... Строгов распахнул дверцу. Зина проснулась и, быстро вскочив, отошла за машину — глянуть на себя в зеркало. Волосы были растрепаны, левую щеку перечеркивал след от рубца на обивке сиденья.
Кое-как причесавшись, она спросила:
— Уж не водку ли вы пили там?..
Сперва она радовалась, что Строгов принял решение поехать к Пучкову: зачем держать такое в тайне? Узел надо рубить и немедленно... Когда сквозь редкий дождь показался двухэтажный дом, где жил Чернов (она была в нем всего один раз), Зина упросила Строгова, чтоб он не вмешивал ее в это дело: неудобно смотреть мужу в глаза, ведь ничего плохого она от него не видела...
— А говорила, что бьет! — равнодушно заметил Строгов, выходя из машины.
Оставшись одна, Зина ерзала на сиденье от радостной, гордой мысли, что у нее два соперника и оба не какие-нибудь простые парни, а серьезные умные офицеры... Стало быть, в ней действительно есть что-то такое, чего нет во многих женщинах. Сознание собственного превосходства удовлетворяло ее тщеславие. Прошло часа полтора, и чувство это сменилось тревогой и даже страхом: не подрались бы! Но скоро она себя утешила: не мальчишки же они, в конце концов... Да почему и не подраться? Ведь в старину мужчины выходили из-за женщин на дуэль. Неужто теперь чувства так измельчали?
«Глупости лезут в голову, глупости, — думала она. — Они не будут драться... Но почему они так долго торгуются? Да и надо ли было ехать к Пучкову? Что она — его вещь, что ли? Зачем это нужно его согласие?»
От этой мысли она показалась себе жалкой игрушкой. Ей стало обидно, что у Строгова не хватило смелости решиться на женитьбу без всякого уведомления Пучкова.
«Это не благородство, это слабость, — рассуждала она. — Если по-настоящему любишь, то тебе наплевать, что будут говорить о тебе люди... Стало быть, Строгову недостает любви!» Зина надавила кнопку гудка. Но никто не внял крику ее испуганной, заплутавшейся души. Строгов и Пучков продолжали ходить, будто ничего не слышали.
Далеко за полночь Зина уснула...
На ее вопрос: «Уж не водку ли вы пили там?» — Строгов не ответил. Пока она причесывалась, он
