парили на алом фоне, словно плавая в луже крови. Над проделанным в боковой стене входом в форме арки дети увидели надпись, сделанную черной и золотой краской:
– Если бы это было мое шоу, я бы придумал для него название получше – например «Ворота в преисподнюю». «Дорога в ад» – это скучно. – Алоиз повернулся к Диогену. – Теперь твоя очередь идти первым.
– Почему?
– Потому что до этого первым шел я.
– Значит, ты и сейчас можешь пойти первым.
– Нет, – возразил Алоиз. – Мне не хочется. – Он положил руку на дверь и ткнул Диогена локтем.
– Не открывай! Вдруг там что-то страшное!
Не слушая брата, Алоиз толкнул дверь, и их взглядам открылось тесное внутреннее помещение, стены которого были обиты черной тканью, напоминающей бархат. В центре находилась металлическая, скорее всего медная, лестница, верхняя часть которой исчезала в люке, проделанном в низком потолке.
– Я бы мог и сам войти, – продолжал Алоиз, – но не хочу. Мне неинтересны детские забавы. А ты, если хочешь, иди.
– Но почему ты не можешь пойти первым?
– Если честно, мне немного не по себе.
Пендергаст должен был со стыдом признать, что в этот момент подверг младшего брата психологическому давлению, приемами которого прекрасно владел уже в детстве. Естественно, ему не терпелось увидеть, что находится в будке, но он хотел, чтобы первым туда вошел Диоген.
– Ты боишься? – спросил Диоген.
– Совершенно верно. Поэтому мы узнаем, что там внутри, только если первым пойдешь ты. А я буду идти следом, обещаю.
– Не хочу.
– Испугался?
– Нет, – ответил Диоген, но его тонкий голосок предательски задрожал.
Пендергаст с горечью подумал, что Диоген, которому тогда было всего семь лет, еще не успел узнать, что самая безопасная ложь – правда.
– Тогда в чем дело?
– Мне… мне просто не хочется.
Алоиз усмехнулся:
– Я же признался, что боюсь. Если ты тоже боишься, так и скажи. Мы вернемся наверх и забудем об этом.
– Я не боюсь. С чего мне бояться какого-то дурацкого ящика?
И тут Пендергаст с ужасом увидел, как старший брат шагнул вперед и схватил Диогена за плечо.
– Тогда иди!
– Отпусти меня! – крикнул младший.
Однако Алоиз втолкнул его в низкую дверь и сам ввалился следом, отрезав Диогену путь к отступлению.
– Ты же сказал, что это просто дурацкий ящик.
– Я не хочу туда идти!
Они стояли в первом отсеке, тесно прижавшись друг к другу. Видимо, это странное приспособление было рассчитано на одного взрослого, но никак не на двоих довольно крупных детей, почти подростков.
– Вперед, мой храбрый Диоген! Я постараюсь не отставать.
Диоген стал молча карабкаться по лестнице, Алоиз двигался следом за ним.
Тут дверь захлопнулась, и дети пропали из виду. Сердце у Пендергаста билось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Стены дворца памяти снова задрожали. Боль, которую он ощущал все это время, стала почти невыносимой.
Но он уже не мог остановиться. Он чувствовал, что должно произойти нечто ужасное, но все еще не мог вспомнить, что именно, поскольку ему пока не удалось проникнуть в самые глубины подавленных сознанием детских воспоминаний.
Пендергаст мысленно открыл дверь и начал взбираться по лестнице. Наверху оказалось крохотное помещение, по которому можно было продвигаться лишь ползком, а за ним, между потолком и крышей будки, – узкое и низкое пространство. Дети находились прямо перед ним. Диоген подполз к круглому лазу в противоположной стене и остановился в нерешительности.
– Давай же! – подбодрил его Алоиз.
Ребенок обернулся, посмотрел на старшего брата, и в его глазах мелькнуло странное выражение. Наконец он просунул голову в лаз и тут же исчез из вида.
Алоиз подобрался поближе, посветил на стены и, похоже, только теперь увидел, что они были оклеены какими-то фотографиями.
– Ты идешь? – раздался из темноты тонкий, испуганный и одновременно сердитый голос. – Ты обещал, что не будешь отставать.
Пендергаст вдруг задрожал.
– Да-да, я иду, – откликнулся Алоиз, заглянул в лаз – и не двинулся с места.
– Эй! Где ты? – вновь послышался приглушенный детский голос, внезапно сменившийся пронзительным криком, который прорезал тишину словно нож: – Что это? Что
Пендергаст увидел, как в лазе вспыхнул свет. Затем пол наклонился, Диогена отбросило к противоположной стенке, и он упал в освещенную шахту в конце крохотной комнаты. Раздался странный низкий звук, напоминающий рычание дикого животного, и шахту наполнили видения, одно ужаснее другого. Лаз со стуком закрылся, и ничего не стало видно.
– Нет! – кричал Диоген из глубины будки. – Не-е-ет!!!
И тогда Пендергаст вспомнил все до мельчайших подробностей. Воспоминания быстро сменяли друг друга. Он припомнил каждую деталь, заново пережил каждую ужасную секунду самого страшного часа своей жизни.
Он вспомнил Событие.
Память обрушилась на него словно гигантская волна, и он чувствовал, что его мозг вот-вот лопнет. Особняк, созданный его воображением, покачнулся и задрожал. Через мгновение его стены охватил огонь, наполнив голову Пендергаста оглушительным гулом, и дворец памяти, в последний раз вспыхнув, исчез в темноте, рассеялся в бесконечном пространстве яркими искрами, похожими на устремившиеся в пустоту метеориты. Какое-то короткое мгновение он продолжал слышать исполненные ужаса крики Диогена, но потом и они прекратились и вновь стало тихо.
Глава 51
Начальник Херкморского федерального исправительного учреждения Гордон Имхоф сидел за столом очень просто обставленной комнаты для заседаний. К лацкану его пиджака был прикреплен микрофон. В целом, насколько позволяли обстоятельства, Имхоф чувствовал себя неплохо. Ответные меры, предпринятые его подчиненными в связи с побегом, были мгновенными и эффективными – и полностью соответствовали инструкции. Как только объявили «красный» уровень тревоги, в тюремном комплексе включилась система электронной блокировки, перекрывшая все входы и выходы. Беглецы заметались по территории, как вспугнутые куры, – если честно, их план побега изначально никуда не годился, – и в течение сорока минут их окружили и вернули назад – кого в камеру, а кого в изолятор. Обязательная проверка ножных электронных браслетов, автоматически проводимая каждый раз после отмены «красного» уровня тревоги, подтвердила, что все заключенные находятся на месте.
В этом бизнесе, размышлял Имхоф, проявить себя можно только во время кризиса. Кризис делает тебя заметным. И от того, как ты с ним справляешься, зависит, откроет ли он перед тобой новые возможности или погубит твою карьеру. В данном конкретном случае Имхофу не в чем было себя упрекнуть: пострадал всего один охранник – да и то ранение пустяковое, – и, слава Богу, никаких заложников, убитых или
