Люди лежали тихо, боясь даже отвести глаза, потому что уже усвоили: здесь все неизвестное — опасно.
Наконец сгусток пара (или что это было?) взмыл вверх и плавно удалился.
Шенги уселся со вздохом, похожим на стон.
— Двадцать два года брожу по складкам, — пожаловался он, ни к кому в особенности не обращаясь. — А по здешним меркам считать, так и больше выйдет. И не устаю изумляться: ну что я, дурень, в сапожники не пошел? Или в бондари какие…
— Что это было? — напряженно спросил Сокол.
— Это смерть была, — буднично ответил Охотник. — Причем без всякого костра. Это пролетал Голодный Туман.
— О нэни, нэни саи! — в испуге выдохнула Нитха.
— Поздно маму звать, — снисходительно отозвался Дайру. — А я сразу догадался, что это такое.
— А догадался, так расскажи людям. — Охотник вновь лег и закинул руки за голову. За внешним равнодушием ощущалась боль, какое-то мучительное воспоминание.
— Голодный Туман, — важно начал Дайру, — одна из самых скверных пакостей Подгорного Мира. Потому что с ним не подерешься. Чем его возьмешь — мечом, огнем, кулаком? Туман — он туман и есть. Опустится, окутает — все, человек съеден! Бросишься спасать — добьешься только того, что эта гадость на тебя перетечет. — Голос Дайру сорвался, словно до парнишки только сейчас дошло, какой опасности он избежал.
— А самое мерзкое, — угрюмо добавил Шенги, — когда Тварь выберет добычу, в ней, как в зеркале, отражается жертва. Представляете, плывет в небе вроде как огромное зеркало, а в нем — твое лицо, искаженное, но твое. Какой, наверное, ужас перед смертью, и ничего нельзя сделать, ничего, ни убежать, ни драться… — Его когти сухо скрежетнули по камню.
— Учитель, ты так потерял напарника? — напрямую спросила Нитха.
Шенги молчал. И молчание это было красноречивее воплей и причитаний.
— Ладно, — с показной бодростью заговорил Айфер. — Обошлось, и спасибо Безымянным! Может, дальше двинемся? Мой господин сумеет идти сам?
— Возвращается! — звеняще выдохнула Нитха.
Вновь люди распластались на песке, раздавленные страхом, но был этот страх четче, резче, определеннее: теперь они знали, что к ним приближается.
А он и впрямь приблизился, надвинулся, этот Голодный Туман. Снизился так, что не напоминал уже легкое облачко. Теперь это была мутная, грязно-белая пелена с темными прожилками, которые шевелились, сплетались в непостижимый узор.
Двинулся было прочь… вернулся, замер…
Оцепеневшие люди не выдали бы себя даже дыханием, разве что грохотом сердец.
Темные прожилки свились в некое подобие человеческого лица. Оно кривлялось, дергалось, и не разобрать было, чье оно.
У лежащих разом мелькнула одна и та же мысль: это дурной сон, этого нет, я сплю… но все-таки кто же там, наверху, кто же?!
Вдруг лицо в облаке перестало гримасничать, застыло на мгновение, приобрело четкость и объем. И в этот бесконечный миг все увидели в вышине черты Ралиджа, Сокола, Хранителя!
Сколько это продолжалось — неизвестно: время куда-то пропало. Был ужас, и сознание безнадежности, и тоскливое желание проснуться.
Этот бред, этот кошмар разлетелся в осколки от гневного вопля Айфера:
— Не-ет! Нельзя-а! Убирайся, сволочь!!!
Руки его были пусты, в них не было даже камня, как в тот раз, когда он стоял против чудовища. Но добрый великан поднялся во весь рост и бесстрашно вскинул эти могучие руки к небу, заслонив беспомощного командира, как недавно Шенги заслонял своего ученика.
— Не надо, Айфер! — успел крикнуть Ралидж. А дальше слова уже ничего не изменили бы.
Хищная пелена просветлела, стала переливчатой, легким сиянием стекла по рукам Айфера, по плечам, по телу. Окутала жемчужной дымкой, заставила богатыря застыть с воздетыми руками подобно светлому изваянию…
— Уходим! — с болью приказал Шенги. — Уже все, уже не спасешь…
Ралидж с трудом поднялся на ноги.
— Что значит… все? — хрипло спросил он. — Как может быть… все?
Шенги вцепился Хранителю в плечи, поволок прочь, крикнув ученикам:
— Да что же вы? Помогайте!
Ему надо было привести в чувство потрясенных ребятишек. А с Соколом он справился бы и сам. Ралидж всю силу выплеснул в бою с ящером. Только и смог, что безнадежно обернуться на ходу и увидеть, как светящееся изнутри изваяние тает, теряя очертания человеческой фигуры.
24
— Если это шутка, то глупая! И вдвое глуп тот, кто смеет так шутить с королем!
— Если шутка, — возразил Бронник мрачно, — то она началась не сегодня и не здесь. Демон, колдунья или просто хитрая особа, но она озоровала еще в «Смоленой лодке».
— Ну, — протянул Фагарш, — можно догадаться, зачем она проказила: создавала себе грозную репутацию. Если тихая старушонка подойдет к воротам, чтобы передать письмо для короля, стражники могут попросту прогнать ее взашей. А начнет упрямиться, кричать, письмо возьмут, но беспокойную бабулю на всякий случай задержат в караулке. А десятник на свой страх и риск заглянет в письмо: мало ли что старая дура нацарапает, так всякую чушь государю нести?
— Пожалуй, — кивнул Бронник.
— А так… сколько там было стражников?
— Двое! — Кровь бросилась молодому человеку в лицо. Промахи стражников он воспринимал как личное унижение. — Два здоровенных труса не задержали одну старуху! Демона испугались! Разумеется, они будут выпороты.
— Выдрать их надо, — согласился король, — но и понять можно. За этой старой стервой вчера весь дворец гонялся, а толку-то? — Фагарш взглянул в письмо и недоуменно хмыкнул. — И зачем бабке так нужна серебряшка? Жена ее нашла лет девять назад здесь, на Эрниди. Говорит, за нее дрались две чайки. И все годы носила находку на шее. Теперь ревет у себя в спальне. Так от слез подурнела, что не узнать.
— Может, объявились прежние хозяева побрякушки? — спросил дарнигар без всякого сочувствия к переживаниям королевы.
— Может, и так. Но не люблю, когда мне угрожают. Вещица не нашлась, хотя слуги заглядывают в каждый уголок дворца. — В голосе короля не было надежды: уж он-то с детства знал, сколько во дворце этих самых уголков!
— Меня беспокоят угрозы насчет чудовища из моря. — Бронник кивнул на письмо в руках короля. — Боюсь, это не пустое бахвальство!
— И что ты собираешься предпринять?
— Уже предпринял, — гордо вскинул голову молодой дарнигар. — Послал по стражнику на Корабельную пристань, в рыбацкий поселок, на старую солеварню, на южные огороды, на Тюлень-гору и еще в парочку мест, откуда хорошо просматривается побережье. Велел везде приготовить костры. Сам буду ждать с большим отрядом. Увидим дым — пойдем взглянуть на чудище.
— Хорошо! Ступай.
У порога дарнигар обернулся.
— Да простит меня мой государь… Я убежден, что в заварушке замешаны эти уроды с размалеванными лицами — Дети Моря! И Шепчущий, мерзавец Шепчущий, без него-то здесь наверняка не обошлось!
