— Сейчас же прекрати мучить собачку, а то маме скажу!
— Я не мучаю, а дразню! Он собака, он должен лаять! Ну, давай! Р-р-р! Р-р-р!.. Он так потешно гавкает!
Добродушный старый Тяв-тяв в самом деле не выдержал попыток принца ухватить его за хвост и залаял так пронзительно и забавно, что рассмешил не только Литагарша, но и его задаваку сестрицу, которая строила из себя взрослую барышню.
Девочка восседала на развалинах беседки изящно, словно в кресле, и с неодобрением взирала на брата, который делал вид, что хочет столкнуть толстого пса в яму.
Ни Асмита, ни ее брат не боялись, что пес, рассердившись, цапнет своего юного хозяина: последний раз он кусался в щенячьем возрасте, играя с братьями. Но с тех пор, как Тяв-тяв сменил молочные зубы на постоянные, он использовал их исключительно для разгрызания косточек.
Правда, когда озорные ребятишки слишком донимали старого пса, в нем просыпалась заветная мечта: он, ужасный и грозный зверь, свирепо лает — и все живое бросается наутек! Но в действительности все смеялись над Тяв-тявом: «Как разошелся наш старичок!»
— А я чего знаю! — сообщила Асмита, вновь принимая высокомерный вид и становясь очень похожей на свою мать. — А тебе не скажу!
— Ну и пожалуйста! — хладнокровно отпарировал наследник эрнидийского престола. — А я не покажу, что в сирени нашел!
Асмита замолчала. Весь ее вид выражал презрение к сопливым детским секретам брата, которые наверняка не стоят ее великолепной взрослой тайны.
Но любопытство оказалось сильнее.
— Ладно, — быстро проговорила она. — Знаю, из-за чего был шум. Во дворец приходила злая ведьма. Ну, чего ты там нашел?
Литагарш выждал немного, демонстрируя равнодушие к этому сногсшибательному сообщению. А затем небрежно вскинул руку. Меж пальцев на разорванной цепочке покачивалась серебряная пластина, испещренная непонятными знаками.
— Ой, это мамино! — узнала девочка. — Надо отдать!
— Сам отдам! Поиграю немножко и отдам.
— А мне пойдет? Давай сюда привяжем! — Юная любительница украшений коснулась кораллового ожерелья на шейке. — Поношу немножко, а потом маме отдадим.
Принц с наслаждением скорчил сестрице рожу.
— Маме скажу! — взвизгнула та.
— Не скажешь. Мама в спальне заперлась, ей нездоровится.
— Тогда няне…
— Ябеда! Лучше Тяв-тяву дам поносить, чем тебе! Иди сюда, моя зверюга, иди.
Мальчик приласкал обиженную «зверюгу» (пес тут же оттаял, забарабанил хвостом по земле). Затем Литагарш ловко завязал на ошейнике обрывки серебряной цепочки.
Асмита обиделась было, но тут издали послышался голос няни:
— Золотые мои! Где вы? Идите к вашей Чизи!
Брат и сестра тут же забыли раздоры и объединились перед лицом приближающегося противника.
— Голос какой ласковый! — чутко вслушалась Асмита. — Запереть нас хочет!
— Да? — встревожился принц.
— Еще как запрет! Что-то делается: слуги бегают, стражники в отряд собираются. Как что интересное, так нам в комнате сидеть! Ой, а вдруг нападут враги?
— Какие еще враги?
— Не знаю. Пираты или заморское войско…
Мальчик с сияющим видом выпрямился, расправил плечи. Он был охвачен предчувствием приключений.
— А я буду в своих покоях отсиживаться, как лопоухий кролик в норке? Я ж потомок дори-а-дау! Бежим скорее!
— Куда?
— Все равно! В Майдори, на пристань или в поселок к рыбакам. Там все и узнаем!
Мальчик плотнее натянул на голову шапочку вроде матросской и полез на ствол накренившейся сосны. Через ограду наследник престола перебрался с ловкостью, которой позавидовал бы иной вор.
Тяв-тяв протиснулся сквозь прутья решетки и затрусил за своим обожаемым мучителем.
Асмита замешкалась. Дорога-то знакома, но как же новенькое платье? Восхитительное, дымчато- сиреневое — и трепать его о сосновую кору?
Задержка стоила девчушке свободы: сквозь заросли крапивы самоотверженно пробивалась няня.
— Ты здесь, скверная девчонка? Сейчас же иди сюда! А где этот озорник, твой братец?
Кто прогневался на маленький остров? Безликие или Морской Старец? Кого молить о защите?..
Нет, не об этом думали перепуганные люди, бегущие из рыбацкого поселка. Они в смятении искали близких, кричали, тоскливо озирались на покинутые дома, меж которыми проползала вылезшая из моря громадная бесформенная Тварь.
Она походила на гигантский ком слизи — мутно-белый, с пробегающими по поверхности перламутровыми разводами. Ни когтей, ни клыков, ни даже глаз, но двое замешкавшихся бедолаг уже нашли смерть, оказавшись на пути у этого непонятного, но жуткого существа. Белесая пленка поглотила, затянула несчастных, и теперь в глубине полупрозрачной Твари можно было разглядеть два больших ржаво-бурых пятна.
Но их никто не разглядывал, даже несколько смелых рыбаков, которые рискнули напасть на чудовище с вилами, топорами и всем, что подвернулось под руку. Вместе с этими смельчаками на незваного пришельца насели и двое стражников, которые уже успели зажечь сигнальный костер.
Мечи оказались такими же бесполезными, как и вилы. Клинки словно резали студень, который тут же смыкался снова.
Тварь остановилась на подмятом, опрокинутом на землю заборчике. Из белесой «шкуры» выскользнул язык и начал вытягиваться в длинный темно-коричневый хлыст.
Хлыст стегнул по толпе атакующих — те попадали с ног. Один из стражников закричал: у него была сломана ключица. Другой поспешно помог товарищу подняться.
Чудовище не повторило атаку. Хлыст ударил по стене ближайшей лачуги, да так, что дом содрогнулся. От второго удара с него слетела сплетенная из ветвей крыша.
В доме громко заплакал оставленный в суматохе ребенок.
И тут среди людей, объятых ужасом, возникла старая рыбачка с растрепанными седыми волосами. Двумя руками она держала перед собой горящий факел. Прихрамывая и что-то неистово крича, храбрая женщина всадила факел в белесый бок чудовища.
Раздалось шипение, воздух наполнился вонью — густой, мерзкой, жирной.
Тварь дернулась. Не по ушам — по нервам людей ударил беззвучный вопль боли и ярости, такой пронзительный и мощный, что настиг даже беглецов в холмах.
Факел погас, но обезумевшая старуха продолжала тыкать им в вонючую слизь.
Из этой слизи рванулись, на глазах меняя цвет и густея, две темные пластины. Они ударили несчастную женщину с двух сторон — так человек прихлопывает ладонями надоедливого комара. Удар смял, раздавил старуху так, что осколки окровавленных костей пробили кожу.
Последние защитники поселка бросились врассыпную.
