очередную. — Это же надо придумать было — в барабане один патрон, крутанул — к виску! Р-раз на курок! Если нет — следующий берет и крутит. Эх-х-х! Только русская душа, отчаянная натура, широкая…

— Да при чем здесь русская душа? — подал голос Тренихин. — Ты, Аркадий Максимович, спутал. Эта игра, которая с одним патроном — американская рулетка называется!

— Да нет, русская! Во всем мире ее так и называют.

— Ты слышал звон, да не знаешь, где он, — возразил Борис. — Сюда слушай, меня. Русская рулетка — это не когда один патрон есть в барабане, а когда одного патрона в барабане нет! При этом остальные патроны, дорогой мой, есть. А дальше правильно ты говоришь — крутишь, приставляешь к виску, спускаешь курок. Или «ба-бах», или передай товарищу.

— Да ну, быть не может! — завозмущались все.

— Зверская затея!

— Это и есть русская рулетка, — повторил Тренихин невозмутимо и настойчиво. —Американская рулетка с одним патроном выявляет невезунчика: кому патрон достался — тому не очень повезло. В ней есть или может быть проигравший. А исконно русская игра, — Тренихин подмигнул Аркадию, — она выявляет человека везучего, у кого не «ба-бах», а всего-то «щелк». Русский вариант направлен на выявление удачливых, судьбой осененных людей. В истинно русской рулетке есть или может быть выигравший. И сама эта игра — на выигрыш. Кто из нас выиграет? Оптимизм, не слышите, звучит в основе исконно русской игры? А американка, понятно, не то: там решается вопрос — кто из нас проиграет. Упадничество.

— Но ведь это же просто коллективное самоубийство какое-то! — наперебой загалдели все.

— Нет, — возразил Борис. — Это просто надежда на Бога и вера в судьбу, в предначертание!

— Ни один дурак на таких условиях не стал бы рисковать!

— Да бросьте! — Тренихин встал и, прежде чем Белов успел что-либо сообразить-предпринять, Борис, знающий, где у Белова хранился «ПМ», извлек его на свет божий. — Вот вам, прошу любить и жаловать, наглядный пример! Пожалуйста! Пистолет Макарова. Заряжен. Вынимаю из него один патрон.

Борька не спеша извлек из пистолета один патрон и с размаху вышвырнул его в открытую форточку.

— Прошу убедиться, что патроны еще остались. Видите?

— Слушай, ты чего — совсем того?

— Не имеет значения, — ответил Борис. — Судьба не требует от нас справок из психдиспансера.

— Но это же не револьвер! Это пистолет Макарова!

— Ну и что? — пожал плечами Тренихин.

— Как — что?! Он же без барабана — не понял, что ли?

— Какое это имеет значение — с барабаном он или без барабана? — Тренихин смотрел на оппонента явно насмешливо. — В русской рулетке эти пустяки абсолютно ничего не значат.

— Побойся Бога, ты выкинул один патрон! Но там же следующий подпирается пружиной. Не так, как в барабане — пустое место здесь не образуется. Тут хоть один-единственный патрон останется — затвор передернешь — он в стволе!

Борька передернул затвор, засылая патрон в патронник.

— Так, что ли?

— Все! — крикнул кто-то. — Шутки кончились!

— Борис, отдай пистолет! — Белов, до этого наблюдавший развитие событий, вдруг вскочил, как подброшенный.

Он понял вдруг, что сейчас произойдет. Борька выпил немало за вечер. Глаза горят каким-то слепым упорством. Он может попробовать.

— Сейчас же отдай пистолет!!! — Белов бросился к нему, но не успел.

Борис быстро отскочил назад метра на два, и Белов, тоже принявший за вечер на грудь изрядную дозу, промахнулся.

Второй бросок он уже не успел совершить: Борис быстро приставил пистолет к виску и нажал курок.

В мгновенно наступившей тишине все услыхали сухой стук бойка.

Выстрела не последовало.

Белов поймал себя на том, что стоит, скрючившись, сжавшись, с неописуемым протестом в сознании. Застыв, он чувствовал, что все еще ждет, ждет всей своей закаменелой от ужаса душой грохот выстрела, несмотря на то что спасительный щелчок уже давно был, имел место, благополучно миновал, отлетев в прошедшее время безо всяких последствий.

— Я же говорил вам, что в русской рулетке технические детали не имеют значения. — Борька положил пистолет перед Аркадием Максимовичем: — Не желаете судьбу испытать? По истинно русским рецептам?

— Но это ж даже не рулетка, — сказал кто-то, приходя в себя. — Тут из ста сто. Верняк.

— Казалось бы, — то ли возразил, та ли согласился Борька.

— Если из ста сто, — хитро улыбнулся Аркадий, — то я испытаю судьбу… со стопроцентной гарантией… для своей жизни!

Он взял пистолет, направил его в форточку, в черное небо.

Раздался оглушительный выстрел, горячая гильза стукнулась в стену.

Все просто окаменели.

— Сейчас придут же! Вы что?!

— Черт возьми…

Однако никто не пришел.

Ни сразу после выстрела, ни потом, на другой день, ни через неделю.

По— видимому, эта история не стала известна в компетентных органах и, что более интересно, после нее Аркадий Максимович Шапиро как-то испарился из их компании, словно растаял, слинял, потерял интерес…

Потом уже, через какое-то время Борька признался Белову, что в тот вечер у него и в мыслях не было искушать судьбу, вопрошать рок. Это была шутка, подначка Аркадия: Борис заранее рассчитал, что в угаре происходящего никто не обратит внимания на предохранитель, на который Борис поставил пистолет, а после «осечки» снова перевел в боевое положение. Все слишком сосредоточились на неминуемом. Да и он, Белов, бросившийся наперехват и отвлекший общее внимание, очень поспособствовал удачному исполнению этого простого — как молоток — фокуса.

— Но господи, Борька, — спросил тогда Белов, — а если б Аркадий Максимыч решился бы! Тогда что?

В ответ Борька расплылся улыбкой до ушей.

— Так в этом и была игра, — ответил он. — А что? Так тоже, наверно, бывает. Проигрывают.

Возможно, самое интересное в этой истории оказалось то, что Аркадий Максимович Шапиро в тот вечер действительно получил от судьбы некий намек в максимально безопасном для жизни виде.

Потому что, фантастически быстро разбогатев в начале девяностых годов, Аркадий Максимович тут же свалил в Германию и даже открыл там антикварный магазин и галерею, в которой и был найден в сентябре девяносто четвертого с огнестрельной дырой в голове. Те, кто убил его, вынесли у него приличное количество икон — миллиона на полтора ДМ. Это была, видно, чисто мафийная разборка. Все иконы, продаваемые Аркадием, попадали в Мюнхен хорошо известным путем: ограбление церквей в глухомани одними, подпольная реставрация другими, и, наконец, контрабанда — литовский транзит.

Имел он, понятно, неплохо.

У него был даже пятнадцатый век.

Иконы редкие, старинные.

Русские иконы.

Русская рулетка.

* * *
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату