очередную. — Это же надо придумать было — в барабане один патрон, крутанул — к виску! Р-раз на курок! Если нет — следующий берет и крутит. Эх-х-х! Только русская душа, отчаянная натура, широкая…
— Да при чем здесь русская душа? — подал голос Тренихин. — Ты, Аркадий Максимович, спутал. Эта игра, которая с одним патроном — американская рулетка называется!
— Да нет, русская! Во всем мире ее так и называют.
— Ты слышал звон, да не знаешь, где он, — возразил Борис. — Сюда слушай, меня. Русская рулетка — это не когда один патрон есть в барабане, а когда одного патрона в барабане нет! При этом остальные патроны, дорогой мой, есть. А дальше правильно ты говоришь — крутишь, приставляешь к виску, спускаешь курок. Или «ба-бах», или передай товарищу.
— Да ну, быть не может! — завозмущались все.
— Зверская затея!
— Это и есть русская рулетка, — повторил Тренихин невозмутимо и настойчиво. —Американская рулетка с одним патроном выявляет невезунчика: кому патрон достался — тому не очень повезло. В ней есть или может быть проигравший. А исконно русская игра, — Тренихин подмигнул Аркадию, — она выявляет человека везучего, у кого не «ба-бах», а всего-то «щелк». Русский вариант направлен на выявление удачливых, судьбой осененных людей. В истинно русской рулетке есть или может быть выигравший. И сама эта игра — на выигрыш. Кто из нас выиграет? Оптимизм, не слышите, звучит в основе исконно русской игры? А американка, понятно, не то: там решается вопрос — кто из нас проиграет. Упадничество.
— Но ведь это же просто коллективное самоубийство какое-то! — наперебой загалдели все.
— Нет, — возразил Борис. — Это просто надежда на Бога и вера в судьбу, в предначертание!
— Ни один дурак на таких условиях не стал бы рисковать!
— Да бросьте! — Тренихин встал и, прежде чем Белов успел что-либо сообразить-предпринять, Борис, знающий, где у Белова хранился «ПМ», извлек его на свет божий. — Вот вам, прошу любить и жаловать, наглядный пример! Пожалуйста! Пистолет Макарова. Заряжен. Вынимаю из него один патрон.
Борька не спеша извлек из пистолета один патрон и с размаху вышвырнул его в открытую форточку.
— Прошу убедиться, что патроны еще остались. Видите?
— Слушай, ты чего — совсем того?
— Не имеет значения, — ответил Борис. — Судьба не требует от нас справок из психдиспансера.
— Но это же не револьвер! Это пистолет Макарова!
— Ну и что? — пожал плечами Тренихин.
— Как — что?! Он же без барабана — не понял, что ли?
— Какое это имеет значение — с барабаном он или без барабана? — Тренихин смотрел на оппонента явно насмешливо. — В русской рулетке эти пустяки абсолютно ничего не значат.
— Побойся Бога, ты выкинул один патрон! Но там же следующий подпирается пружиной. Не так, как в барабане — пустое место здесь не образуется. Тут хоть один-единственный патрон останется — затвор передернешь — он в стволе!
Борька передернул затвор, засылая патрон в патронник.
— Так, что ли?
— Все! — крикнул кто-то. — Шутки кончились!
— Борис, отдай пистолет! — Белов, до этого наблюдавший развитие событий, вдруг вскочил, как подброшенный.
Он понял вдруг, что сейчас произойдет. Борька выпил немало за вечер. Глаза горят каким-то слепым упорством. Он может попробовать.
— Сейчас же отдай пистолет!!! — Белов бросился к нему, но не успел.
Борис быстро отскочил назад метра на два, и Белов, тоже принявший за вечер на грудь изрядную дозу, промахнулся.
Второй бросок он уже не успел совершить: Борис быстро приставил пистолет к виску и нажал курок.
В мгновенно наступившей тишине все услыхали сухой стук бойка.
Выстрела не последовало.
Белов поймал себя на том, что стоит, скрючившись, сжавшись, с неописуемым протестом в сознании. Застыв, он чувствовал, что все еще ждет, ждет всей своей закаменелой от ужаса душой грохот выстрела, несмотря на то что спасительный щелчок уже давно был, имел место, благополучно миновал, отлетев в прошедшее время безо всяких последствий.
— Я же говорил вам, что в русской рулетке технические детали не имеют значения. — Борька положил пистолет перед Аркадием Максимовичем: — Не желаете судьбу испытать? По истинно русским рецептам?
— Но это ж даже не рулетка, — сказал кто-то, приходя в себя. — Тут из ста сто. Верняк.
— Казалось бы, — то ли возразил, та ли согласился Борька.
— Если из ста сто, — хитро улыбнулся Аркадий, — то я испытаю судьбу… со стопроцентной гарантией… для своей жизни!
Он взял пистолет, направил его в форточку, в черное небо.
Раздался оглушительный выстрел, горячая гильза стукнулась в стену.
Все просто окаменели.
— Сейчас придут же! Вы что?!
— Черт возьми…
Однако никто не пришел.
Ни сразу после выстрела, ни потом, на другой день, ни через неделю.
По— видимому, эта история не стала известна в компетентных органах и, что более интересно, после нее Аркадий Максимович Шапиро как-то испарился из их компании, словно растаял, слинял, потерял интерес…
Потом уже, через какое-то время Борька признался Белову, что в тот вечер у него и в мыслях не было искушать судьбу, вопрошать рок. Это была шутка, подначка Аркадия: Борис заранее рассчитал, что в угаре происходящего никто не обратит внимания на предохранитель, на который Борис поставил пистолет, а после «осечки» снова перевел в боевое положение. Все слишком сосредоточились на неминуемом. Да и он, Белов, бросившийся наперехват и отвлекший общее внимание, очень поспособствовал удачному исполнению этого простого — как молоток — фокуса.
— Но господи, Борька, — спросил тогда Белов, — а если б Аркадий Максимыч решился бы! Тогда что?
В ответ Борька расплылся улыбкой до ушей.
— Так в этом и была игра, — ответил он. — А что? Так тоже, наверно, бывает. Проигрывают.
Возможно, самое интересное в этой истории оказалось то, что Аркадий Максимович Шапиро в тот вечер действительно получил от судьбы некий намек в максимально безопасном для жизни виде.
Потому что, фантастически быстро разбогатев в начале девяностых годов, Аркадий Максимович тут же свалил в Германию и даже открыл там антикварный магазин и галерею, в которой и был найден в сентябре девяносто четвертого с огнестрельной дырой в голове. Те, кто убил его, вынесли у него приличное количество икон — миллиона на полтора ДМ. Это была, видно, чисто мафийная разборка. Все иконы, продаваемые Аркадием, попадали в Мюнхен хорошо известным путем: ограбление церквей в глухомани одними, подпольная реставрация другими, и, наконец, контрабанда — литовский транзит.
Имел он, понятно, неплохо.
У него был даже пятнадцатый век.
Иконы редкие, старинные.
Русские иконы.
Русская рулетка.